Окно оказалось открытым: свежий ветер шаловливо теребил легкие шторы, принося в залу свежесть. Откуда-то доносились голоса: очередные страдальцы горбатились в ботанических садах, проклиная природу, целительство и мастера Виарону скопом.
Я положила фолиант на стол и пододвинула стул. Аккуратно откинула первую страницу и вчиталась: «Эльфийские гравюры и миниатюры. Одиннадцатое столетие тридцать седьмой год от падения Регинтской империи». Да-а. Давно же её написали. Если сейчас идет семнадцатое столетие…
А я медленно перелистывала хрупкие страницы, старательно вглядываясь в изображения. У эльфов каждый штрих имеет значение, каждое пятнышко. Пусть и незначительное, но если постараться, то из таких мелочей можно составить целую судьбу. Вот девушка-воин сидящая на камне у лесного озера. Её глаза печальные и пустые: она кого-то потеряла, кого-то настолько близкого, что жизнь утратила свою красоту, превратившись из «жизни» в «существование». Красиво и больно: картины написаны с таким и искусством, что хватают за «живое».
Перевернула еще несколько страниц с «голым» текстом — эльфийского я все равно не знаю (как и друидско — дриадских транскрипций внизу листа; и кто сказал, что язык «духов» леса легче понять, чем язык лесных же «детей»?).
На тонкой желтоватой бумаге передо мной предстала моя любимая картина. А точнее гравюра: тончайшие линии и штрихи ярко-красной — алой тушью (так эльфы называли странные быстро сохнущие чернила). Всего одной краской был создан невероятный по красоте пейзаж, заставляющий горько сожалеть, что ты родился человеком, и поэтому не можешь видеть ЭТО вживую. Интересно, в каком месте надо встать, что солнце (мне кажется, что это солнце) казалось таким большим и находилось на половину своей площади за горизонтом? Наверное, какое-то особенное место. Тайное — слишком люди эльфов сильно обидели, чтобы те просто так показывали им такую красоту.
И тонкая вязь слов в углу страницы — эльфийкие литы (литы — буквы по-человечески). А чуть ниже дриадские руны, такие же красивые и непонятные.
Вдруг раздался звук битого стекла, который тут же выдернул меня из моей «дремы». Я резко обернулась и увидела, что Лилона как обычно поставила на стол стакан с водой и как обычно опрокинула его локтем. Вот ведь! Каждый раз ставит и каждый раз смахивает! Левша переученная! Хоть и работает правой рукой, но левая все равно на рефлексе осталась. Зачем только родители ребенка мучили! А вода начала подбираться к книгам. Плохо — за испорченные фолианты по головке не погладят, да и жалко: книги, ведь, редкие!
Я подбежала к столу одногруппницы не успевающей одновременно подтирать стол и убирать книги, и успела схватить стопку раньше, чем до неё доползла вода. И зачем ей столько баллад о любви? Влюбилась опять, что ли? У неё было семь любвей в семидневье, и видели её лишь в двух состояниях: в слезах — с парнем рассталась, и с глупой улыбкой на лице — нового подцепила.
Но гвоздем программы было не это: со стороны моего места дунул ветер и послышался шелест. «Книга! — пронеслось в голове, — я её убрать забыла!» Резко обернулась… Ду-у-ухи-и! Листок же ни на чем не держался! Меня же убьют теперь! Метнулась к окну и посмотрела вниз. Слава Духам! Под самым проемом оказался широкий козырек, на который и упала гравюра. Только, по блестящей поверхности было видно, что он не успел еще высохнуть после дождя — а значит нужно как можно быстрее достать листок, пока он не промок окончательно. Я воровато оглянулась: Лилона убежала за сухой тряпкой — значит, голосить о том, что я совершаю глупость никто не будет. Глубоко вздохнула и… полезла через подоконник (благо, опыт уже имеется). Села на него, потом аккуратно поставила ноги на козырек. Вожделенная страница лежала под самым носом и не спешила улетать, прилипнув к поверхности. Неуверенно встала, чуть-чуть попрыгала, дабы убедится в том, что козырек выдержит. Потом ме-едленно, держась за подоконник, потянулась листом. Тот оказался слишком далеко и пришлось снизить безопасность до двух пальцев. Аккуратно подцепила…
«Что ты делаешь?!!!!!!» — раздалось сзади заставив меня вздрогнуть… и отпустить подоконник. Я упала на колени, рефлекторно схватила листок, и стала под тяжестью собственного веса сползать к краю козырька. Сзади раздался визг, руки пытались найти хоть какую-то поверхность, но не находили, я кубарем летела вниз… Духи — хранители! СПАСИТЕ!!!
Ветер засвистел в ушах. Все было настолько неожиданно и быстро, что я даже не успела закричать.
Последнее, что почувствовала: чьи-то крепкие руки замедляют мой полет, я падаю, но уже медленнее… и на что-то мягкое…
Глава 5
Мне было тепло. Тепло и уютно. В воздухе витал запах сирени (интересно, откуда он берется?). Глаза не желали открываться, разум плавал в блаженной полудреме. И фоном откуда-то доносились голоса. Два голоса.
— Нет! Это невозможно! Что стало с молодежью? Я не понимаю! — возмущался почему-то знакомый мне голос. Красивый. Но странный… слишком спокойный для таких слов.
— Ну, зачем так. Для всего есть причины. — этот был не менее спокоен, но какой-то более… усталый, что ли? Более понимающий. Хотя нет, скорее… знающий. Подчас, слишком много, настолько, что знание становиться опасным. Его хозяин, наверно, гораздо старше своего собеседника.
— Причины, объясняющие безалаберность последнего набора? Парни хоть на общем фоне не так заметны! А девушки… Первая истеричка, вторая отмалчивается, третья вообще ни о чем не думает кроме, как о романах (а у нас не пансион благородных девиц, как она потом людей лечить будет?! Балладами собственного сочинения?!). О Натарине Летеш вообще песнь отдельная: вроде голова есть, но используют она её совсем не по назначению! Я надеялся, что хоть младшая Веран не оплошает — Орнет Веран был одним из самых лучших учеников! Но Летеш уже доказала, что наличие уважаемых предков не означает еще присутствия чувства ответственности! И теперь доказывает это на других — вряд ли Юриль додумалась бы до такого, не познакомившись с Натариной!
— А вот это вопрос спорный. Надо подробнее рассмотреть причинно-следственную цепочку. В данном случае причиной стал выпавший листок из, к слову, очень дорогой и древней книги. И не надо забывать так же об эстетической ценности, так как на нем была изображена эльфийская гравюра. Совершенно понятно, почему девушка решила достать его, и если бы юная Нири не стала бы кричать ей над ухом, все бы обошлось. Крик-то даже я в коридоре услышал.
— Это не объяснение.
— Может быть. Но ведь нам с тобой нелегко понять мотивы юной девушки. Пол не тот, да и возраст тоже. Возможно, для неё этого ответа как раз бы хватило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
