от суждения.
Шевалье как будто и не «услышал» меня:
– Человечество, памятуя (по определенным причинам, связанным с его недоразвитостью) только о десяти, но всячески пренебрегая подсказками, дает в руки Великому Каменщику удивительные по внешнему виду и наполнению образцы. Он же, учась работать с подобным материалом, – шевалье почему-то брезгливо ткнул пальцем в мою сторону, – открывает в себе новые таланты, процесс самопознания усложняется таким образом качественно.
Снобизм все-таки полез из него, даже в моем сне мелкий дворянишка не смог не возвысится – гены, ничего не попишешь.
– Нарушив все заповеди, камень имеет форму, с которой совершенно невозможно удерживаться в кладке, он вываливается из стены, – Шевалье торжественно завершил свою фразу красноречивым жестом.
Как отсутствие головы меняет некоторых людей, может, и права была матушка, когда учила – слушай, сынок, сердцем, не доверяй голове. Я перенес внимание на собственную грудную клетку в попытке осознать, вот только что, мне не дал додумать неожиданно повеселевший (с чего бы?) шевалье:
– Камень-опыт, завершивший процесс собственной огранки осознанием важности Заповедей и принятием их истинности, получает определенный вес, повышенную энергетическую плотность, и может послужить краеугольным камнем нового (следующего) ряда (воплощения).
«Глубокая мысль», – согласился я и представил себе, как Господь Бог, засучив рукава, перебирает груду булыжников и, найдя понравившийся ему (судя по внешнему виду, соблюдал посты, читал молитвы на ночь и был добродетелен даже с врагами), ставит в угол, с которого начинает еще одну эволюционную нить.
Шевалье спокойно заметил при этом:
– Ты не так далек от истины, переведи язык своего воображения, сформировавшего эту картинку, на энергетическое восприятие мира и окажешься рядом с правдой. И, кстати, для тренировки такого взгляда – камни «разговаривают» друг с другом, постоянно идет обмен опытом (энергией), подобно общению людей, «стена» живет.
– Сир, – спросил я, – с камнями в качестве метафоры я начинаю свыкаться, но что есть «стена»?
Нет ничего лучше, говаривал костоправ, посетивший крепостной погреб и только выползший обратно на свет Божий, чем оттяпать здоровую руку, а потом, извинившись, удалить и больную. После этих слов он гоготал, как помешанный, а натрясшись до колик в брюхе, добавлял: «А психа завалить новым вопросом, не дождавшись ответа на заданный ранее».
Чему я, большой его поклонник, и решил последовать, но, в отличие от большинства обитателей больничных палат, шевалье с радостью продолжил общение:
– «Стена» – эволюционное поле расы, страница Великой Книги, История Самопознания Абсолютом Себя, озвучание всех имен, шелест всех ветров, гул всех шагов, карта всех Путей…
– Воды всех морей, – не удержался я, но мой собеседник опять не обиделся.
– Да, – закивал он головой, клянусь всеми святыми, которой не должно было находиться на его плечах.
И, чтобы подзадорить его, я вскричал (немного театрально, но без перебора):
– Насколько же крепок наш бастион, сир?
Шевалье тут же приобрел печальную мину:
– «Пляшущие» стены – детские болезни всех рас, посеянных на большинстве сфер, у Человечества стали раскачиваться с каждой последующей расой многократно.
– И нет спасения от этой лихорадки, – я подмигнул командиру, но тот опечалился еще сильнее.
– Иисус Христос должен быть камнем, удерживающим всю стену пятой расы на период в две тысячи земных лет.
– Ого, так у нас полно времени, – снова вставил я весело.
– Он, – шевалье наклонился ко мне, – идеальный тетраэдр неземной плотности, на грани выпадения из кладки уже сейчас. Двенадцать соприкасающихся с ним камней, Его апостолы, с трудом удерживают «Светлое зерно», но мы, Человеки, продолжаем искать легких путей, а им без нас не удержать Свет среди Тьмы.
– Я думал, выпавший камень – это грешник, поправший все Заповеди, – пробормотал я, начиная сомневаться в логике рассуждений собеседника.
– Верно, – согласился тот, – только выпадает он внутрь, в предыдущее измерение, а Христос, вибрирующий выше, восходит в следующее, выпадая наружу.
С логикой у шевалье, оказывается, все было в порядке, но и у меня с напористостью не хуже, и наготове был следующий вопрос:
– А вот что скажете, сир, по поводу…
– Я ухожу, – неожиданно ответил мой командир, – и без этого вопроса, солдат, ты получил достаточно.
Он широко и неестественно (для себя самого) улыбнулся вновь и просто исчез. Чернота неба сменила оттенки в сторону синего, а скопления звезд, какими бы именами их ни называли люди, блекли и, пряча один за другим свои светящиеся маяки, меняли привычные очертания на новые образы, а значит, и новые имена. Я поднялся на ноги, крепость представляла собой нагромождение окровавленных камней и тел, дымящихся бревен, досок и эманаций страшного опыта одних живых существ по умерщвлению других. Всю эту безобразную картину безуспешно пытался укрыть своим невесомым покрывалом утренний туман, за которым уже явственно слышалась испанская речь. Я стянул с себя сорочку и, высоко подняв ее, двинулся навстречу голосам, смешно задирая ноги над белесым, волнующимся пологом, не видя, куда ступать. Сделав таким цапельным образом два-три шага, я пнул ногой какой-то предмет. Одного взмаха моего «белого флага» хватило рассеять дымку – под ногами лежала голова шевалье, с застывшей мраморной улыбкой.
Что же хотел я спросить тебя, командир, задумался я, глядя на страшную находку, ах, да, вспомнил:
– Что скажете, сир, на предмет того камня, что встанет в стену между нами?
Это все, любезный читатель, что оставила мне память о жарком лете 1793 года.
Тот самый Ангел
Мы Справедливым называли короля
Не от того, что в спорах был он точным,
А потому, что вся его земля
Вмещалась без труда в горшок цветочный.
Я не называюсь именем своим по причине невозможности уловить звучание его органом физического тела, имеющегося в твоем распоряжении. Я не беру взамен имя, близкое по звучанию, что мог бы воспроизвести ты, ибо это будет уже не Истина, но Иллюзия, что несовместимо с той материей, из коей я соткан, и стало бы разрушительным для меня, да и что с того, кто именно обратился к тебе, живущий, когда встреча предопределена не мной, но тобой, ведь ты – Ищущий, я же, безымянный для тебя, только смиренный слуга, принесший Здесь и Сейчас то, что испрошено.
Был ли тот повод, в связи с которым я говорю «Сейчас», сформирован целиком тобой, или ты часть Мира, и в этом случае сохранил только корпускул участия общего запроса на Истину, неважно. Ты Здесь и я Здесь, слушай же то, чего желала знать твоя душа, и изменение сознания твоего будет пропорционально этому желанию.
…Иерарх той части Мира, о которой ты знаешь (догадываешься), сам часть Абсолюта, «видел» (для твоего удобства, как принято в
