скальных щелях и тайных пещерах, известных немногим охотникам и пастухам, прятались басмачи — безжалостные головорезы, объявившие войну собственному народу, который лишал их привилегий времен средневековья. Там у них склады оружия и продовольствия, где-то на зимних пастбищах пасутся их кони. Еще накануне настойчивые предостережения афганских товарищей о коварстве внутренней контрреволюции казались ему несколько преувеличенными, сегодня, над телом убитого, он так не думал. Эфир над горным краем рвали морзянки зарубежных радиостанций, враждебные голоса захлебывались от злобы и ярости, открыто подстрекали афганцев к восстанию против народной власти и к «священной войне» против «русских безбожников». Конечно, всякая революция вызывает злобу врагов, но эти морзянки кому-то же предназначены. И кто-то убил этого человека. Может быть, в глуши гор прячутся только главари, а басмаческие отряды и группы составляются вот из таких полуголодных темных крестьян, которые не в силах подавить в себе страх и вековую покорность своим угнетателям, когда те являются в кишлаки, приказывают брать оружие и убивать?
Утром Лопатину рассказали случай, в который он, находясь дома, вряд ли поверил бы. Осматривая старую королевскую казарму в городе, наши солдаты неожиданно обнаружили в глухом подвале два десятка афганских сарбазов — солдат — из числа только что призванных крестьянских парней. Во время свержения Амина, по их словам, сардар (начальник) скрылся, приказав новобранцам оставаться на месте. Четверо суток провели они в сыром подземелье без воды и пищи, дыша спертым воздухом. Трое умерли, но и после этого остальные не смели выйти на свет. По соседству находился продовольственный склад, туда и привели найденышей, дали им продукты и полевую кухню, чтобы сварили себе горячего. Однако освобожденные узники набросились на сушеные фрукты, не обращая внимания на мясо и консервы. Наши солдаты никак не могли понять, что эти парни сами не умеют обращаться с банками тушенки, а к бараньей туше не смеют прикоснуться. Хозяин, начальник или старший, должен указать им, чего и сколько можно взять. От изумления освободители сами на время потеряли дар речи.
До чего жесток класс господ и правителей в охране своей власти, привилегий и богатств, если трудящемуся человеку с детства внушается: его «законная» пища — хлеб пополам с кукурузой, сушеные фрукты и овощи, и человек, подобно вышколенной собаке, даже умирая от голода, не смеет тронуть кусок с хозяйского стола!
Глядя на хмурых, бедно одетых афганцев, Лопатин с грустью думал, какой цветущей могла быть сегодня эта страна, если бы не столкнули ее с пути, который она уже выбрала шестьдесят с лишним лет назад.
В девятнадцатом году новый афганский правитель Аманулла-хан в день своей коронации заявил народу и армии: «Нация должна быть свободной, ни один человек не должен быть объектом угнетения и тирании». Это было провозглашение равенства людей и независимости страны от чужеземных колонизаторов. Революционная Россия первой приветствовала новое свободное государство. По-иному отозвался Лондон: трехсотпятидесятитысячная колониальная армия Британии придвинулась к границам Афганистана. Только тридцать восемь тысяч плохо вооруженных пехотинцев и отряды ополченской конницы смог послать Аманулла-хан против военной армады интервентов. Но и тут история лишний раз подтвердила, что решающим оружием на войне всегда была и будет стойкость народа. К тому же Афганистан впервые за всю свою историю был не одинок перед лицом могущественного врага: революционная Россия, сама окруженная врагами, охваченная гражданской войной, заявила, что готова оказать афганским братьям по борьбе любую помощь, на какую способна. Три месяца пограничных боев не принесли успеха английским колонизаторам. Больше того — дав жестокий отпор врагу в Хайберском проходе на востоке, измотав его войска героической обороной пограничного поста Спинбулдак на юге, афганские отряды прорвались Куррамской долиной на территорию колониальной Индии, и там вспыхнуло мощное восстание восточно-афганских племен. Тогда-то впервые в истории человечества британские колонизаторы применили варварские авиационные бомбардировки незащищенных, мирных городов. Но бомбы, упавшие на Кабул и Джелалабад, вызвали не страх, а только новый гнев и ненависть афганцев к врагу. Омытая кровью, пришла свобода от внешнего врага в эту горную страну. Осенью двадцатого года в первой телеграмме из Кабула, переданной по радиостанции, доставленной из Советской России, Аманулла-хан благодарил великого северного друга за поддержку и помощь.
Казалось, мужественный народ горной страны, устоявшей против военного натиска одной из сильнейших колониальных держав, свяжет руки и своим домашним насильникам — ведь сумела же феодальная Монголия в сходных условиях стать на путь социальной революции, Однако не у всех народов путь к лучшей жизни ясен и прям. Тогда не нашлось в Афганистане единой силы, способной объединить трудящихся, а те, кто веками привык извлекать выгоду из темноты, забитости, средневековых предрассудков народа, были едины в стремлении сохранить феодальные порядки. Князьки и реакционные имамы разжигали племенную вражду, натравливали суннитов на шиитов, мусульман — на буддистов, кочевников — на оседлых горцев и всех вместе — на любые нововведения правительства. Они ведь отлично понимали, чем грозит им хотя бы частичное осуществление на деле манифеста просвещенного молодого правителя: «...Ни один человек не должен быть объектом угнетения и тирании». Играя на религиозном фанатизме и самых темных предрассудках, духовные и светские феодалы объявили враждебными корану и основам веры любые реформы, которые затрагивали их помещичьи привилегии: «Равенство племен и национальностей — выдумка неверных, желание врагов ослабить силу наших племен и установить свои порядки! Школы и учителя? — исчадие ада, угроза существованию истинной веры, навеки священной! Свобода совести, женщина на улице без паранджи? — козни шайтана, уничтожение нравственности и семьи! Запрещение рабства и торговли людьми, право брать жену без калыма? — разрушение вековых законов шариата, освященных кораном! Перераспределение земли, запрет силой захватывать поля и пастбища слабых племен, отмена прав господина рода, князька и имама племени решать вопрос жизни и смерти подданных? — да все это происки безбожников-коммунистов, злая крамола против законов пророка!..» Демагогия особенно сильно действует на людей неграмотных и разобщенных.
Все-таки Аманулла-хан был мужественным и стойким вождем. Не имея за собой сильной и организованной партии, может быть даже и не желая создавать ее, он целых десять лет пытался улучшить положение трудящихся афганцев, противостоял всей черной сотне феодалов, которую щедро снабжала и поддерживала тайная рука колонизаторов. Заодно с этой сотней действовали вышвырнутые из советской Средней Азии басмачи. В двадцать девятом году Аманулла-хан вынужден был отречься от власти, когда разразился опасный мятеж феодалов. Власть захватил главарь шайки мятежников, бандит и убийца, вроде нынешнего Кара-хана. И хотя этот басмач процарствовал несколько месяцев, свергнувший его генерал Надир-шах преданно служил классу господ, как и его преемники. Но все
