Я весь день вкалывал, как папа Карло. А тут ещё вы!
Однако увильнуть от работы Наполеонову не удалось. Он и сам давно знал, что у Мирославы не забалуешься.
Разрезая груши на дольки, следователь бормотал себе под нос:
– Эксплуататоры.
– Ага, а кто зимой это варенье за обе щеки уплетать будет? – спросила его Мирослава.
Шура запыхтел, но ничего не ответил.
Чтобы прогнать сгустившиеся тучи, Морис сказал:
– А мы сегодня на балет ходили.
– Ополоумели, – прокомментировал Наполеонов это сообщение с самым мрачным видом.
Мирослава весело расхохоталась и добавила:
– А вчера мы слушали оперу.
– Я же говорю, умом тронулись! – вздохнул Шура сокрушённо.
– А завтра идём в драму на «Собаку на сене».
– Всё! Слушать больше ничего не хочу! – Наполеонов бросил нож и недорезанную грушу и заткнул уши руками.
Он видел, что детективы, глядя на него, покатываются со смеху. Убрав руки от ушей, он серьёзно спросил:
– Вам что, заняться больше нечем?
– У нас отпуск, – серьёзно ответил Морис.
– И мы хотим провести его с пользой, – добавила Мирослава.
– Да какая же польза от того, что вы по театрам шляетесь? – возмутился Наполеонов.
– У нас ещё запланированы походы в несколько музеев.
– Зачем?!
– Для обогащения.
– Вы чего, их обокрасть хотите? – подозрительно поинтересовался Наполеонов.
– Нет, мы хотим обогатиться духовно.
– Духовно? – И тут неожиданно для детективов следователь хлопнул себя по лбу, а потом захохотал как сумасшедший.
Морис и Мирослава озадаченно переглянулись.
– Славка, Славка, – завопил Шура, – а ты помнишь нашего завуча?
– Помню, конечно. Хороший был мужик.
– Почему был, – продолжая смеяться, сказал Шура, – он и сейчас есть. Но ты помнишь, что он нам говорил, когда шёл с нами в музей?
– Помню, – осторожно проговорила Мирослава.
– Что?
– Дети, не забудьте, вы должны вынести отсюда всё самое ценное! – И Мирослава тоже засмеялась.
Морис с опаской переводил взгляд с одного на другого.
– А мы, – сквозь смех стал объяснять ему Шура, – дома говорили, что идём завтра грабить музей! Особо впечатлительные родители хватались за голову. А мы их успокаивали – не бойтесь, с нами будут завуч и классная.
Морис уловил суть и вежливо улыбнулся.
– Значит, вы тоже намылились вынести из музеев всё самое ценное? – спросил Шура.
– Типа того, – ответила Мирослава, перестав смеяться.
– А по мне, вы лучше бы делом занялись.
– Вот отдохнём и займёмся.
– И вам не совестно, что я надрываюсь, в то время как вы развлекаетесь?
– Совестно, – ответила Мирослава, – но мы эту неприятность как-нибудь переживём.
Шура тяжело вздохнул и снова принялся за разрезание груш.
Уже поздно вечером, когда все груши были нарезаны и засыпаны сахаром, он спросил:
– А вам неинтересно, какое дело я сейчас расследую?
– Интересно. Но ты же не расскажешь.
– Может, и расскажу, – проговорил он задумчиво, зная, что его рассказ не покинет пределы этого дома. После паузы Наполеонов проговорил: – Убита довольно молодая обеспеченная женщина. И не просто убита, а, я бы сказал, изуверски.
– То есть?
– Ей подмешали снотворное в кофе, потом утопили в ванной и после этого перерезали вены на руках.
– Складывается впечатление, что орудовал садист, – обронил Морис.
Мирослава после небольшой паузы дополнила:
– Или дилетант, который очень спешил и в то же время хотел быть уверенным на сто процентов, что жертва мертва.
– Как ты думаешь, так мог действовать медик?
– Если только какой-то недоучка.
– А если студент медицинского института.
– Не знаю, Шура, но сомневаюсь.
– Вот и я весь в сомнениях, как дева в кружевах.
«Какая ещё дева», – подумал Морис, но переспрашивать не стал. Он нередко терялся от туманных ассоциаций Наполеонова.
– И кого ты подозреваешь? – задумчиво спросила тем временем Мирослава.
– Подозреваемых у меня тьма, – почесал Шура свой заострённый нос. И Миндаугасу тотчас захотелось положить на него колобок, но он мысленно ущипнул сам себя, чтобы не отвлекаться.
– У твоей убитой есть близкие родственники? – поинтересовалась Мирослава.
– Смотря кого считать близкими, – протянул Наполеонов не совсем уверенно. – Был у неё муж, но они расстались.
– Официально разведены?
– Да, в её документах найдено этому подтверждение.
– А дети у них есть?
– Общих нет. Но она усыновила сына своего мужа.
– Значит, он и есть первый претендент на наследство.
– Если бы было всё так просто, – вздохнул Наполеонов.
– А что, возникли какие-то сложности?
– Да. Сын оказался беспутным, нигде не работал, не учился, деньги спускал в клубах, и приёмная мать выставила его из квартиры.
– А что, у неё было такое право?
– Как выяснилось впоследствии, ни муж, ни сын никогда не были прописаны в квартире убитой. У них было своё жильё. – Наполеонов пощёлкал пальцами в воздухе и продолжил: – Убогое, но большой площади. И сын зачем-то его приватизировал.
– Один?
– А с кем же ещё? – удивился следователь.
– Ты же говорил, что у него был отец.
– Был. Может, и сейчас есть. Никто этого не знает. Но отец после развода со второй женой выписался из квартиры первой жены и исчез в неизвестном направлении.
– Как то есть исчез?
– Вообще-то он был геологом. Но люди, знавшие его, считают, что он бродяга по натуре. Сидеть на одном месте не может.
– Очень интересно. Однако это не мешает приёмному сыну вступить в наследование спустя шесть месяцев после смерти матери.
– А вот и мешает! – воскликнул следователь.
– Что же?
– Завещание!
– Она составила завещание в пользу другого лица?
– Представь себе!
– И кто же этот счастливчик?
– Сын её покойной подруги. И он как раз учится в медицинском институте.
– Интересно, за какие заслуги покойная облагодетельствовала его?
– Он ухаживал за ней во время её выздоровления после тяжёлой аварии. И до этого всегда навещал. Помогал.
– Деньгами?
– Нет, я думаю. Откуда у студента деньги. Просто по хозяйству. Сама знаешь, что в доме нужны мужские руки. – Наполеонов покосился на Мориса. Но Мирослава сделала вид, что не заметила его выразительного взгляда.
– А убитая помогала ему деньгами?
– Он говорит, что нет.
– И кто обнаружил труп?
– Так он же и обнаружил!
– Почему он пришёл к ней так поздно?
– Вообще-то он должен был прийти раньше. Но дело молодое и прогулял со своей девушкой больше, чем планировал. Короче, не заметил, как время пролетело.
– Как он выглядел в тот вечер?
– Отвратительно, – уверенно проговорил Наполеонов, – на нём лица не было.
– Он знал, что покойная отписала всё ему?
– Говорит, что и предположить такого не мог. Теперь знает.
– Рад?
– Какое там! – отмахнулся Наполеонов. – Рыдают в два голоса вместе с подружкой.
– Может, притворяются?
– Не похоже, – с сомнением проговорил следователь, – хотя кто их знает. Я же не Станиславский.
– А сын знает, что он пролетел с наследством?
– Пока нет.
– И, скорее всего, он не сомневался, что всё достанется ему?
– Я тоже так думаю. И тут, понимаешь, какая история, – Наполеонов сделал паузу. Детективы его не торопили, и он продолжил: – Сын покойной получал от матери ежемесячное содержание, но этих денег ему явно не хватало на его забавы, и он влез в долги к одному из мелких криминальных групп. А главарь этой группы сам задолжал фигуре покрупнее и решил стрясти деньги немедленно со всех своих должников. Он знал, что один из его должников имеет богатую мать, и тоже, как мне думается, в свою очередь, был уверен, что наследником будет сын. И поэтому вполне мог…
– Подожди, подожди, – прервала его Мирослава, – если деньги нужны были срочно,
