агент, – возразил предводитель. – Это был мошенник и убийца Маккларти. А ваша милость ездила на скачки то в Дублин, то в Ливерпуль, не знала ничего о том, как живут ваши арендаторы. Вам все равно, лишь бы ренту получать.
– Да, это правда, – добавил Миллиган. – И мои бедные старики из-за этого умерли.
– Позор ему! – воскликнула Аделина. – А если бы я это знала раньше, я бы боролась на вашей стороне, Миллиган, а не против вас. – Дикая сцена пробудила в ней что-то неукротимое. Крестьяне окружили ее.
– Благодарим вас, миледи! Спаси вас Господь! Да помогут вам святые! Пусть ваши дети растут вам на утешение! – наперебой сбивчиво бормотали они.
Д’Арси спокойно обратился к ворвавшимся:
– Почему же вы напали на меня через столько недель?
– Черт побери, да мы только узнали, кто вы!
В толпе мелькнуло какое-то движение, и на мгновение почудилось, что Аделина может подвергнуться новому испытанию, но капитан Брэдли властным голосом приказал спускаться к себе, и они тотчас отступили, словно беспокойная волна.
Филипп явно был смущен выпадом Аделины против Д’Арси. Он предвидел, что их отношения могут уже не быть столь приятными, как ранее. Сам Д’Арси угрюмо смотрел, как она ходит по салону взад-вперед и разглагольствует о жестокосердности отсутствующих там землевладельцев, рассказывая, что ее отец никогда не покидал своего поместья и знал историю каждого человека на его земле – мужчин, женщин и детей.
– Воистину, ваш отец – образец для подражания, миссис Уайток, – возразил Д’Арси. – Но вы не можете обвинять меня во всех бедах Ирландии.
– Вы не любите ни народ, ни страну, – отвечала она. – Ваше сердце не там. Так что вы можете принести туда, кроме несчастий?
– Ну, – вставил Брент, – я продал всю свою ирландскую землю до акра и рад этому!
– Было бы лучше, если бы я сделал то же самое, – заявил Д’Арси.
Аделина смерила обоих презрительным взглядом.
– Неужели в ваших сердцах нет жалости к страданиям этих несчастных?
– Ну, полно, Аделина. Уже поздно. Тебе пора спать, – прервал жену Филипп и повернулся к Д’Арси. – Она переутомилась и устала.
– Сегодня я не сомкну глаз. Я слишком много узнала. Я останусь здесь с мистером Д’Арси и мистером Брентом и буду разубеждать их до рассвета.
– Простите, но, думаю, мне нужно немного отдохнуть, – сказал Д’Арси.
Он приложил руку ко лбу, и она увидела побледневший отек возле виска.
Она подошла поближе, чтобы рассмотреть.
– О, ну и удар пришелся по вам! – воскликнула она. – Как мне жаль!
Ее гнев прошел. Она велела принести таз с горячей водой и сама промыла Д’Арси голову. Их дружба была восстановлена.
Но на следующий день Аделине стало нехорошо. Она не могла покинуть каюту. Разыгрался шторм, ее тошнило. Заглянувший Филипп обнаружил, что она сидит на краю постели, очень бледная и с глазами, полными слез. Но когда она трепетно обратилась к мужу, в ее голосе не было ничего жалобного.
– Как ты думаешь, что со мной? – спросила она.
– Тебе хуже?
– Да, мне плохо, и будет еще хуже, пока все не закончится. У меня будет ребенок!
– Боже милостивый! – Из его руки выпал бокал шерри, который он принес ей.
– Ну и дурачок же ты! Подумать только, бросил из-за новости бокал, когда именно я должна бросаться предметами.
– Я не бросал, я его уронил.
– Сейчас это одно и то же, и мне нужен шерри.
– Ты уверена? – спросил он.
– Что мне нужен шерри?
– Что у тебя… будет ребенок.
– Хотела бы я быть столь же уверенной, что этот корабль доберется до порта.
– Лучше бы было подождать, пока мы не обоснуемся в Квебеке, – не смог удержаться он от восклицания.
Краска залила ее щеки, и она ответила:
– Я бы тоже хотела, чтобы ты подождал. Но разве такая мысль вообще может прийти тебе в голову? Да, хорошо, что Господь создал женщин терпеливыми и кроткими – сколько им приходится терпеть от неразумности и эгоизма мужчин. Да, я бы хотела, чтобы мы оба подождали, прежде чем идти к алтарю.
– Ты очень постаралась, чтобы я не распознал твой нрав до того, как женился на тебе.
Она взглянула ему в глаза.
– А ты разве давал повод проявить мой нрав до свадьбы? – спросила она в ответ.
Он расхохотался.
– Ну, это просто смешно, – сказал он.
Филипп принес другой бокал шерри, сел рядом и поднес бокал к ее губам.
– Единственная причина желать, чтобы это произошло позже, заключена в неудобствах путешествия в твоем интересном положении, – сказал Филипп.
Она сжала его пальцы и заставила себя слегка улыбнуться.
– О, со мной будет все в порядке, – сказала она.
Он дал ей еще один глоток шерри.
– Если это будет мальчик, мы назовем его Николас, в честь моего дяди.
– Мне больше нравится Филипп.
– Я не хочу никакого другого Филиппа в твоей жизни, кроме себя.
– Очень хорошо, пусть будет Николас. Но только не Ник или Никки для краткости.
– Никогда.
В дверь постучали. Это оказалась замученная стюардесса, сообщившая, что няня страдает от сильного приступа морской болезни и совершенно не в состоянии следить за ребенком. Корабль болтало. Казалось, он тоже страдает – его шпангоуты издавали самые тоскливые скрипы и стоны. И люди на борту каждое мгновение готовы были услышать, что судно получило очередную течь.
– Приведите ребенка сюда, – распорядился Филипп.
Стюардесса привела Августу, которая пришла улыбаясь, держа раковины возле ушей.
– Не могли бы вы приглядеть за ней? – спросил женщину Филипп. – Моя жена нездорова. Я позабочусь о том, чтобы вы не пожалели.
– Я сделаю для бедного ребенка все, что в моих силах, но и я сбиваюсь с ног. Половина пассажиров снова больна.
Когда она ушла, Аделина воскликнула:
– Мне не нравится эта женщина! Она никогда не говорит о Гасси без того, чтобы не назвать ее «бедняжка», как будто бы мы ею пренебрегаем или дурно с ней обращаемся!
Филипп посадил дочь на колени.
– Если бы она привязалась к моей сестре, – произнес он, – как следовало, то могла бы сейчас радоваться жизни в Англии, а не добавлять нам сейчас забот.
Гасси бросила свои ракушки на пол и потянулась за цепочкой для часов. Филипп достал свои большие золотые часы и позволил ей послушать их тиканье, которое Гасси так восхитило, что она подскочила на его коленях.
Шторм усиливался. Ветер, волны и проливной дождь колотили, подбрасывали и заливали судно. Еще никогда в жизни Аделине не было так плохо. Она едва держалась на ногах, но ей пришлось тащиться в каюту няни и делать для нее то немногое, что было в ее
