– Они хотят свежее лицо.
– Свежее лицо?
– Незнакомое.
Она скептически изучала незнакомое лицо Стивена.
– И это романтическая комедия, ты сказал?
– А что, так уж трудно поверить?
– Комедию я представляю, но романтику…
– Алисон…
– Ну и о чем же эта романтическая комедия?
– Да все как обычно. Трансатлантическая история о конфликте культур. Про английского парня, который влюбляется в дерзкую пробивную американку. – Он уже вошел во вкус, врастая в ложь, мысленно перебирая актрис на женскую роль, даже воображая отдельные сцены: забавную встречу, первый поцелуй, но Алисон по-прежнему смотрела скептически. – Это гораздо лучше, чем звучит. Я же сказал, что не могу особенно распространяться на этой стадии. Не хочу сглазить.
– Так тебя пока не взяли на эту роль?
– Не… точно, – ответил он, неуклюже ища пути к отступлению.
Алисон фыркнула и повернулась спиной:
– А-а-а, понятно…
– Но контракт уже почти подписан!
Алисон развернулась к нему:
– Да, блин, Стивен, ты всю свою жизнь почти-подписан!
– Что у вас тут? – спросил Колин, проскальзывая в комнату, будто на роликах.
– Б’га ради, Колин! – рявкнула Алисон, включая пресловутый йоркширский акцент. – У нас т’т личный разговор.
– Понимаю. Просто подумал: не могли бы вы тогда говорить потише? – Он кивнул на дверь.
В конце коридора, крепко зажав в руке маленький рюкзак, терпеливо стояла Софи в желтом виниловом дождевике, напряженно глядя в пол, как будто можно было не слышать их слов, если не поднимать глаз.
– Уже иду, милая! – крикнул Стивен в прихожую своим самым лучшим жизнерадостным тоном. Потом вдохнул поглубже, попытался выдавить улыбку Алисон, кусавшей ноготь большого пальца, и помахал им с мужем. Затем как можно быстрее протиснулся мимо Колина в дверь утренней столовой, взял Софи за руку и вышел из дома.
Сумасбродный жизнелюб
– Il pleut[16], – сказала Софи.
– Il pleut, – повторил Стивен.
До сих пор Софи видела квартиру отца всего один раз, и тот раз не был удачным ни для кого из них. Софи ненадолго заехала дождливым субботним днем, и они вдвоем играли в чудовищно депрессивную игру «Улика»[17], чуть ли не более мучительную, чем присутствие при настоящем убийстве в кабинете подсвечником. Тот приезд случился в особенно темное время бракоразводного процесса: в те месяцы, когда он пил целыми днями, его период «Мисс Хэвишем», – и даже сейчас Стивен содрогался от тех воспоминаний, полагая себя виновным в том, что напугал собственную дочь. Конечно, Софи наверняка что-то сказала Алисон, потому что вскоре после того раза ему было дипломатично предложено совершать с дочкой однодневные вылазки. Он неохотно решил не настаивать на новых приездах с ночевкой, по крайней мере до того, как ему удастся привнести какое-то подобие и ощущение порядка в свою жизнь.
В результате сегодня, утром понедельника, они оказались на Ричмонд-Хай-стрит: шли в мелкой мороси, держась за руки, ища, где бы выпить газировки, и болтали, пока не открылось кино. Такие вылазки сами по себе не были неудобными, однако радость Стивена от свидания с дочерью всякий раз подвергалась испытанию на прочность из-за смутного ощущения неустроенности и постоянного движения. Как будто они потеряли ключи и ждут, когда кто-нибудь придет и впустит их домой.
– Il neige, – сказала Софи.
– А это что такое?
– Идет снег.
– Il neige?
– Il neige.
– Il neige.
– Très bon. Très, très bon, mon père.
– Merci beaucoup, mon chérie[18].
– Тут «ma», а не «mon». Девочки ведь женского рода, ты помнишь?
– Господи, смутно.
Они прошли мимо «Бургер кинга». Стивен знал, что Колин резко против того, чтобы Софи ела фастфуд, и хотя обычно это стало бы лучшей рекомендацией, он чувствовал, что для его нынешнего состояния сочетание мигающих лампочек и бумбумкающей музыки окажется слишком мучительным.
– Итак… Куда мы пойдем? – спросил он Софи.
– Все равно.
– Ну а чего бы ты хотела поесть?
– Я люблю суши, – выпендрилась Софи.
– Ты не любишь суши.
– Люблю, – возразила она, но без особой убежденности.
– Но ты же ребенок, Софи, а дети не любят суши. Даже японские дети.
– Ну а я люблю. Суши и сашими.
– А когда ты их пробовала?
– В «Вейтроузе», вчера. Колин со мной поделился.
Типичный гребаный Колин, подумал Стивен. Берет сырого тунца своими жирными розовыми пальцами и сует в рот моей дочери в каком-то «Вейтроузе»; объясняет, что такое васаби, заставляет попробовать чуть-чуть и ржет, когда она морщится.
– И что Колин тебе давал? – спросил он, изо всех сил стараясь сохранять нейтральный тон.
– Я же сказала: суши. Это сырая рыба на рисе, а сашими…
– Да знаю я, что это такое, мадам Баттерфляй. Я имею в виду, какая рыба там была?
– Не знаю, просто какая-то розовая рыба.
– Ну, боюсь, мы не будем есть суши. Я тут злоупотреблю родительской властью.
– Да и ладно. Мне они все равно не особенно понравились.
– Да, мне тоже. Сырая рыба – фу-у-у-у-у, – брезгливо сморщившись, заявил Стивен.
И они прошли еще немного вниз по Ричмонд-Хай-стрит, соревнуясь, у кого получится более гадливая гримаса и более негодующий звук. Софи висела на его локте всем своим весом, и на какое-то мгновение Стивен почувствовал, что одержал маленькую победу над Колином, большими домами Барнс-Коммона и суши для детей младше восьми.
Как обычно, в итоге они оказались в «Пицца экспресс», как и все остальные. Пока Софи рассказывала длинную и сложную историю, которую он не понял, про школьную подружку, о которой он раньше не слышал, Стивен раздумывал, не заказать ли вина. Ему было отчаянно необходимо сгладить остроту похмелья после вчерашней ночи, но он не хотел, чтобы Софи подумала, будто он снова пьет или даже курит. Он так и видел перекрестный допрос, когда дочь вернется домой: «А что папа ел на обед, Софи?» – «Папа взял бутылку вина и двадцать штук красного „Мальборо“». Не то чтобы Стивен прямо-таки боялся своей дочери, хотя она и казалась ему сверхъестественно проницательной, серьезной и необычной маленькой девочкой, особенно с тех пор, как начала ходить в эту новую школу, просто ее поведение никак не связывалось у него с собственными воспоминаниями о детстве. Он бы больше обрадовался, если бы Софи уронила на себя пиццу, ела кетчуп из пакетика и отворачивалась от любой зелени. Но она сидела на стуле прямо, самостоятельно сделала официантке вегетарианский заказ, четко и уверенно, с маленькой улыбочкой типа «большое-спасибо», аккуратно развернула салфетку и ровно положила ее на колени. Она нарезала свою пиццу на тригонометрически точные двенадцать секторов, методично их сжевала и объявила все превосходным. Она вела себя с таким непринужденным изяществом и уверенностью, что если бы Стивен все же набрался смелости заказать бутылку вина, то официантка, пожалуй, предложила бы Софи его попробовать. Ощущение было, как будто он поехал на прогулку с послом ООН.
– И как у тебя дела в этой шикарной новой школе, Софс?
– Нормально. У меня хорошо идут искусство и письмо, но математика чуть ниже паритета.
Ниже чего? Какой-то термин из гольфа. Явно от Колина.
– Я бы не волновался, Софс, я тоже всегда был слаб в математике, – сказал Стивен, стараясь подчеркнуть некую солидарность.
– Я не сказала, что слаба в ней. Я просто не раскрываю весь свой потенциал, вот и все, – поправила его Софи.
Рука Стивена инстинктивно потянулась за сигаретами, притаившимися в кармане рядом со статуэткой Хана Соло.
– А как насчет спорта? Ты любишь спорт?
– Нормально. Мне нравится хоккей, но нетбол я нахожу банальным.
– Находишь нетбол каким?
– Банальным. Это значит…
– Я знаю, что значит «банальный», Софс. А как насчет фортепиано? Как ты продвигаешься там?
– Фортепиано ску-у-у-учное-е-е, – заявила она.
О, слава богу, подумал Стивен, нормальный ответ. И все же лучше поддерживать родительскую линию.
– Ну да, сейчас скучно, но ты будешь рада, что умеешь это, когда подрастешь. – (О господи, только не разговоры в стиле ты-будешь-рада-когда-подрастешь. Иногда он сам себе становился скучен, честное слово.) – Я когда-то занимался на фортепиано и всегда жалел, что не продолжил.
– А что значит «почти-подписан»? – внезапно спросила Софи.
Стивен перестал жевать:
– Где ты это услышала?
– Когда ты говорил с мамой и она сказала, что ты всегда «почти-подписан». Только еще ругалась.
– «Почти-подписан» означает… Но, Соф, это же был личный разговор.
– Тогда почему вы кричали?
– Это значит, что я могу получить работу. В кино.
– А когда оно выйдет? – спросила она, широко раскрыв глаза.
– Что?
– То кино, на которое ты почти-подписан?
Глубинное ощущение предчувствия беды поднялось в нем. Одно дело врать бывшей жене в порядке самозащиты, но есть что-то непростительное в том, чтобы повторять подобную выдумку – ложь – собственной дочери. Стивен открыл рот, закрыл его и откинулся на спинку стула:
