– К-к-какое кольцо?! – Я поднесла руку к глазам и увидела, что на безымянном пальце сверкает колечко, которое ещё минуту назад лежало в моей сумке. И конечно же снять мне его не удалось. Дурацкий перстень сидел как влитой. На пальце он почти не ощущался, но сниматься категорически не желал.
– Магия?!
– Магия, – подтвердил мои опасения кронпринц. – Я ощутил на тебе чьё-то вредоносное заклинание, потому надеть артефакт было необходимо. Теперь ты свободна от той гадости, что кто-то на тебя навешал.
– Гадость здесь на меня вешаешь только ты!
Мы снова вернулись к тому противостоянию взглядов, от которого отвлекло расследование причин моего попадания в ледяные маги.
А я вдруг задумалась: “А что за гадость на мне была? Ни поноса, ни золотухи не замечала”.
И тут я поняла.
– Так это заклинание молчания!
Сказала и почувствовала, что могу теперь всё рассказать. Сейчас, когда я стала мыслить рационально, сомнений в невиновности кронпринца не возникало, и я поделилась с ним тем, что на самом деле видела тогда у дверей дамской комнаты. Хеэл встревожился и выспросил у меня всё в мельчайших подробностях. Чувствуя, что скоро идти на лекцию, я прервала расспрос вопросом, который меня сейчас волновал больше всего:
– А ты можешь сказать, сколько ещё у меня времени осталось до того момента, как побочное действие магии Бесиль закончится?
Кронпринц взглянул на меня печально-осуждающим взглядом:
– То есть, ты всерьёз не хочешь с замороженностью чувств расставаться? – И не дожидаясь ответа, наконец объяснил: – Несколько недель. Точно можно будет сказать после появления у тебя чувства зависти. Оно всегда первым пробивает корку льда на сердце. Хотеть самой получить любовь, дружескую поддержку, тепло и участие ещё не позволяет лёд на сердце, а завидовать тому, что это есть у других, уже начнёт получаться.
– И сколько времени с момента, когда я начну завидовать, у меня останется?
– Пять дней.
– Хм. Негусто. Надеюсь, до зависти я докачусь ещё не скоро. Мне вообще это чувство незнакомо.
– Милли, это оно тебе до касания саркофага Пюэль было незнакомо. В общем, если будет совсем плохо – приходи ко мне.
– Да не бывать этому! Даже не надейся!
Но я видела по хитро блеснувшему пронзительному взгляду, что он мне не поверил.
Мы перенеслись в лекторий, и дальше учебный день пошёл своим чередом. Моя замороженность как нельзя лучше способствовала сосредоточению на учебном материале.
Глава 12
Вернувшись к себе и увидев Камелию, я вспомнила, что времени может быть не так много, как хотелось бы, и решила приступать к решению своей проблемы немедленно:
– Мне нужно поговорить с Ильмиром. Где он сейчас?
Соседка по комнате отложила учебник, доброжелательно улыбнулась мне и предложила:
– У себя в общежитии. Хочешь, отведу тебя?
Вот простота! Готова собственноручно приводить к своему бабнику девушек.
– Давай. Было бы чудесно.
Камелия подбежала к комоду и чуть ли не с головой залезла в средний ящик. Вверх полетели брошенные ею тёплые вещи:
– Это одену, и это, и это. Ох, как же эта холодина надоела! У меня горло болит не переставая. Только снадобьями вылечу, а на улицу выйду – и всё по новой.
– Переходи на нашу снежную сторону, и будет тебе всегда тепло, – предложила я.
Соседка прервала поиски и подняла на меня глаза:
– Да зачем мне этот ваш снег и лёд! Я из-за этой магии подругу потеряла.
Я недоумённо пошевелила бровями, и она пояснила:
– Ты от этого льда внутри совсем как не человек стала. Холодная. Расчётливая. Эгоистичная.
– Зато не злая, – невозмутимо парировала я. – И мстить за то, что ты меня только что оскорбила, не стану.
Соседка фыркнула и продолжила одеваться, но уже молча.
Выйдя на улицу, я увидела то, о чём говорила Камелия – снег был повсюду. Он валил с неба мелкими колючими снежинками, закручивался в опасные смерчи, грозящие подхватить и унести любого, кому сегодня не сиделось дома. Я проанализировала факты и пришла к выводу, что на этот раз именно моё настроение стало причиной ненастья. Просто эта венценосная сволочь Хеэл наговорил много неприятного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Тихо! – приказала я погоде и начертила руну, которую успела выучить для таких случаев.
– Вот это да! – неверяще собственному счастью ахнула рядом Камелия, потому что ненастье меня послушалось.
В мгновение ока метель стихла. На абсолютно чистом небе засверкало яркое солнце.
– Милли, это ты сделала?
– Я. Вот видишь, я добрая снежная фея, а не то, что ты там на меня наговорила.
Камелия кинулась меня обнимать. Не хотелось портить впечатление, и поэтому я решила промолчать, стоически терпя обнимашки. Потом держала язык за зубами, слушая весёлый щебет Камелии, до самой мужской общаги, пока не увидела в её холле новогодние гирлянды. Нет, это не были привычные мне земные огоньки, но смысл украшения легко угадывался. Я ткнула в магические огоньки пальцем, и они покрылись ледяной коркой, став не такими вызывающе яркими.
– Это в честь чего? – спросила не оборачиваясь.
– Милли, ты чего? Это к Новокалендарью украсили. Неужели ты до сих пор не слышала, что он приближается? У нас в общежитии тоже сегодня такие огоньки повесят. И сними этот мерзкий лёд!
Я послушно развеяла свой апгрейд местной гирлянды и спросила, чтобы знать, к чему готовиться:
– И сколько это праздничное безобразие будет длиться?
– Ну, до конца Новокалендарных каникул точно.
– А каникулы эти сколько идут?
– Как всегда, сорок дней.
– Сколько?!! – завопила я так, что в холл высыпали адепты, посмотреть, кого тут режут. – Да у нас за это время душа умершего успевает попрощаться со всей роднёй и отправляется на небеса от всех подальше. Боюсь, что это произойдёт и со мной, если лекций не будет так долго!
Камелия фыркнула:
– Какие занятия, Новокалендарье же! А ты что, не любишь, когда начинается отсчёт года?
Я запустила руку в волосы и взлохматила их.
– Камелия, дорогая моя, да как тебе сказать, – я чуть было не ввернула словечко няни из мультика про Карлсона, но вовремя остановилась и вместо этого сказала: – С того момента, как стала взрослой, я ненавижу Новый год. Сначала готовишь, готовишь, готовишь, а потом моешь, моешь и моешь посуду за оравой родственников много часов подряд. Причём последних я только по праздникам и вижу – приходят навестить сиротку, чтоб нарушить её одиночество. Мнение сиротки, конечно, не учитывается.
– А разве ты выросла не в приюте? Откуда родственники тогда взялись? – искренне не поняла соседка.
– Никто из них не захотел взять надо мной опеку. – Я пожала плечами. Но увидев, что она собирается снова меня придушить в объятиях, вытянула руку с ледяным кристаллом: – Стой где стоишь! Я предупредила!
Камелия тяжело вздохнула и пошла дальше.
Дверь в комнату Ильмира оказалась закрыта и защищена прочными чарами.
Эта наивная душа даже не расстроилась и весело предложила:
– Пойдём поищем его в библиотеке или в столовой.
Я положила ей на плечо руку и тихо произнесла:
– Дорогуша, ты что, действительно, ничего не понимаешь?
– Не понимаю что?
– Да всё! Тебя снова предали, деточка! Видишь, какая здесь защита? – Я ткнула пальцем в плетение на двери. – Пока ты тут стоишь, улыбаешься, там твой Ильмир потеет над какой-нибудь сисястой фифочкой.
С ненакрашенной физиономии Камелии, медленно сползла улыбка. Она вздохнула, и чуть дыша, ответила:
– Я верю своему любимому.
И столько наивности во взгляде! Нет, в самом деле! Ну нельзя же быть настолько простодушной!
– Камелия, если уж ты решила прощать Ильмира, то как минимум, должна была ему устроить ад и чистилище, прежде чем принимать обратно. Он должен был отстрадать и расплатиться в муках и адском пламени за измену!
