Славик заглянул в соседнюю комнату, и там тоже оказались залежи вещей. Особенно его поразил гордо задравший руль к потолку детский велосипед, который кто-то затащил на вершину горы из промерзшего хлама, к самой люстре. Пожелтевшая люстра с прозрачными пластмассовыми подвесками напоминала каскад из сосулек и смотрелась слишком громоздко для тесной комнатки с низким потолком. Пытаясь заснять все это получше, Славик наступил на магнитофонную кассету, жалобно хрупнувшую под подошвой.
Ближайшая груда предметов зашевелилась, осыпалась, и из-под нее кто-то вылез. Фигура встала вертикально, как человек, но она была чересчур объемной для него, с массивной круглой головой и толстыми лапами. Вытянув лапы перед собой и угрожающе ворча, она двинулась на Славика.
— Матильда! — привычно заорал тот.
Вылетев в коридор, Славик, к своему ужасу, обнаружил, что Матильда тоже пятится в прихожую от еще более крупного, тяжело переваливающегося с лапы на лапу существа. Матильда шипела, ее глаза светились в полутьме, но существо нисколько не боялось. Славик, запустив руку в карман, с размаху швырнул ему в морду горсть мелочи. Существо взвыло и отпрянуло, а Славик с Матильдой бросились к двери и выскочили на лестничную клетку.
Там уже была целая толпа. Существа топтались на площадке у лифта, на ступеньках, перекрывая спуск к подъездной двери, выглядывали из квартир напротив. И в свете тусклых от изморози подъездных лампочек Славик разглядел, что это все-таки люди. Мужчины и женщины, одежда которых представляла собой сложные многослойные конструкции из нескольких пуховиков, шуб или дубленок, надетых друг на друга. Их головы были замотаны платками поверх меховых ушанок и капюшонов, в свою очередь тоже надетых на шапки и кепки. На фоне этой утепленной брони их лица казались совсем крохотными, усохшими, как у покойников.
— Здрасьте… — выдавил Славик.
В ответ послышался угрожающий гул. Вытаращив круглые безумные глаза и оскалившись, люди потянулись к нему, утробно, в точности как пророк Юрий, гудя:
— Жу-у-улики… Ворю-ю-юги…
Славик попятился и налетел на Матильду. Ее уже кто-то схватил за руку и пытался втянуть в толпу. Вырвавшись и пнув одного из преследователей в обширное мягкое брюхо, она бросилась вверх по лестнице. Толпа, ворча, потекла следом. Славика схватили за куртку, ворот впился в горло, и он, задыхаясь, еле успел рвануть молнию. Куртка осталась в руках у врага, а Славик, дрожа и обливаясь потом одновременно, поскакал по ступенькам за Матильдой.
***
На площадке второго этажа из-за дверей, рыча и пыхтя, уже лезли новые укутанные по самые глаза фигуры.
— Кто это?! — испуганно вскрикнул Славик, уворачиваясь от цепких и жадных рук.
— Землеройки!
Разум Славика вяло воспротивился: он видел землероек на даче, это были юркие бархатистые зверьки с чуткими носами, на вид совершенно безобидные. А эти люди, глухо ворчащие, переваливающиеся с ноги на ногу, были похожи скорее на медведей…
На лестнице тоже стали попадаться вещи. Сперва отдельные — тут мячик, там настольная лампа. Потом они начали собираться в кучки, и, наконец, почти все ступени оказались завалены разнообразным хламом. Горы вещей вываливались из полуоткрытых дверей квартир — там место, по-видимому, уже закончилось. Все это напоминало чудовищный стихийный мемориал на месте катастрофы, куда обезумевшие скорбящие несут все подряд: плюшевых мишек, свечи, искусственные цветы, картины, торшеры, стулья, телевизоры… Славик и Матильда, стараясь ни на что не наступать, с трудом находили на ступеньках свободное место.
Наконец они остановились на лестничной клетке пятого этажа. Здесь почему-то было очень много гипсовых статуэток — пастушки, собачки, Бетховены, Ленины. Двери лифта подпирал увесистый бюст какого-то писателя, похожего на моржа. Славик, уперевшись руками в колени и тяжело дыша, пытался вспомнить, как же этого писателя звали.
Матильда, перегнувшись через перила, посмотрела вниз на чуть отставшую толпу. Потом дернула ручку ближайшей двери. Дверь бесшумно отворилась, и на лестничную клетку с топотом выкатились укутанные в старомодные шубки и перевязанные крест-накрест пуховыми платками дети. Они были похожи на сердитые меховые помпоны, Славик даже расхохотался от неожиданности. И тогда на него молча прыгнули сразу двое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В руку и горло впились острые молочные зубки, Славик закричал раненым зайцем. Дети опрокинули его на пол, навалились на грудь, стало нечем дышать. Потом Славика ухватили за шиворот и стремительно поволокли по ступенькам. Он вопил и отбивался до тех пор, пока не услышал голос Матильды:
— Затихни или я тебя брошу!
Славик затих.
— И закрой глаза!
Славик зажмурился.
Воздух раскалился и стал вязким, сквозь плотно сомкнутые веки Славик видел кислотно-алое сияние, которое буквально лезло под ресницы, пытаясь впиться в глазные яблоки. Славика растягивало и скручивало, суставы хрустели, мышцы сбились в болезненные комки, сухожилия звенели от напряжения, зубы дребезжали и крошились…
А потом был удар, за которым последовал неожиданно полнозвучный музыкальный перезвон, засвистел ветер, и они покатились вниз по осыпающемуся склону. Плюхнувшись на живот, Славик попытался открыть глаза, но в них тут же попал горячий песок. Он успел разглядеть только клубы пыли и тусклый желтый диск далеко вверху. Песок лез в ноздри, в рот, и Славик опять испугался, что сейчас задохнется. Он пополз вперед на четвереньках и вскоре, к своему облегчению, наткнулся на Матильду. Уцепившись друг за друга, они побрели сквозь пылевую бурю. Славик совершенно ничего не видел, в ушах шумело, на зубах хрустел песок, кожа горела. Матильда кричала ему что-то сквозь свист ветра, и он наклонился к ней, пытаясь разобрать слова.
— Мое сердце осталось там, — повторяла она. — Мое сердце осталось там…
Эпизод 4. Товарищ второжительница
— …На рубеже веков многие это чувствовали. Что-то очень большое ломилось к вам тогда с нашей стороны. Знаки на небе, знаки на земле, Вечная женственность, София, Прекрасная Дама, богостроительство и богоискательство, подготовка к эре Водолея, письма вселенских учителей и убедительные контакты с загробным миром посредством электричества… Чего ты смотришь, я много читаю. Кто-то готовил себе посадочную площадку. Помнишь, Иона говорил про агрессивное воздействие? Вот это оно. Чтобы вы сами искали, славили, ждали то, что к вам явится. Не могли объяснить, чего ждете, но и не ждать не могли. Сочиняли новые молитвы, строили новые храмы. Про Гётеанум слышал? Ну и дурак… Воздействие было такое мощное, что коснулось каждого. Вы тогда все немного спятили: войны все эти, революции. Что-то огромное ломилось к вам. Не гахэ, гораздо больше и сильнее. Как же они это называли… Сверхмонада. Так было в записях Начальства — «феномен сверхмонады». Вам, скорее всего, очень повезло, что вы с ней так и не встретились. Только мир треснул. И наши через трещины толпами полезли к вашим. Вода и масло смешались.
— И много вас там?
— А много вас тут?
Весенний лес еще казался прозрачным, ветви деревьев едва подернулись зеленоватой дымкой. Птицы ныряли в постепенно наливающееся теплом и цветом небо. Сквозь бурую лесную подстилку пробивались свежие листья, скрученные в остроконечные трубочки. Славик с детства не видел всего этого настолько близко, и в голову упорно лезли безыскусные стихи из детской классики да воспоминания о школьных диктантах с непременным началом «Весна вступает в свои права…».
— С вами так нельзя, вы ломаетесь. Я тоже не сразу научилась управляться со снами аккуратно, чтобы никто от этого не свихнулся. Не задушил жену, не стал землеройкой. Никогда не угадаешь, в какую сторону рванется кукуха…
— А те землеройки в многоэтажке почему такими стали? Из-за дыры?
— Из-за двери, да. Она притягивает людей с чутьем на вещи не в себе и усиливает его. Наш Иона еще относительно здоров и может сопротивляться, раз живет не в многоэтажке и способен думать о чем-то, кроме кормления двери. Вещи — ее топливо. Чем вещей больше, тем тоньше ткань реальности, и дверь расширяется. Вот как дыра у тебя на штанах. Поэтому магазины и ставят на изолированных перекрестках. Чтобы не проваливались из одного слоя в другой и не устраивали там локальные апокалипсисы.
