И, нагрузив своего помощника всеми этими поручениями, Пронин отправился домой, лег спать, и только приход Виктора разбудил Ивана Николаевича. Он взял анализ, просмотрел его и удовлетворенно стал что-то насвистывать, – анализ, видимо, ему понравился, потом взял сверток с ампулами, внимательно его осмотрел и принялся насвистывать еще оживленнее.
– Все отлично, – похвалил он Виктора.
И поторопил:
– За тобой еще одно дело. Возвращайся не позже семи.
Но Виктор вернулся много раньше.
– У Бурцева была очень маленькая лаборатория, – виновато доложил он, чувствуя, что не такого ответа ждет от него Пронин. – Вместе с Бурцевым работали всего-навсего ассистентка и два лаборанта – бывший фельдшер и какая-то малограмотная сиделка. На всякий случай я собрал о них анкетные данные, но все они погибли и похоронены…
Виктор передал листок со своими пометками Пронину.
– Жаль, – озадаченно протянул Пронин. – Я рассчитывал, что сотрудников у Бурцева было значительно больше. – Он помолчал, просмотрел заметки Виктора и задумался. – Ну ничего, решим как-нибудь и эту загадку, – утешил он своего помощника. – Сегодня, кажется, неплохой футбольный матч. Поезд отходит только в девять, а так как сейчас нет еще четырех, не отправиться ли нам на футбол?
8
Пронина встретили в совхозе как старого знакомого, да и сам он на этот раз держался проще.
Он встретился с Коваленко во дворе около конюшен, и директор, еще издали завидев приезжего, заулыбался ему, а подойдя, многозначительно спросил:
– Ну как?
Но так как к разговору их прислушивались обитатели совхоза, Пронин ответил совсем неопределенно:
– Ничего. Съездил, доложил. Осталось выполнить кое-какие формальности. На том, видимо, и кончим.
Позднее он попросил Коваленко послать кого-нибудь за следователем, и следователь, получив коротенькую записку Пронина, тут же собрался в совхоз, и поэтому за ужином у Коваленко сидели двое гостей.
– Придется вам завтра утром опять вызвать Горохова, – сказал Пронин следователю, когда они остались после ужина наедине. – Поговорите еще раз о Царевой, составьте еще какой-нибудь протокол. Задержите фельдшера часа на три, необходимых мне для одной дополнительной проверки.
– Неужели вы думаете, что Горохов имел хоть какую-нибудь причастность к заражению этой птицы? – недоверчиво спросил следователь. – Почти десять лет, говорят, он безвыездно здесь живет, все отлично его знают. Нет, ваши предположения кажутся мне маловероятными…
– Там будет видно, – уклончиво сказал Пронин. – Но вас я пока что попрошу выполнить мое поручение.
– Хорошо, допустим, вы правы, – возразил опять следователь. – Но не сможет ли тогда это излишнее внимание спугнуть преступника?
– Нет, – уверенно сказал Пронин. – Если он не преступник, ему и пугаться нечего, а если и преступник, тоже не испугается. Мне кажется, он не слишком высокого мнения о наших с вами способностях. Так и быть уж, признаюсь вам заранее: если предположения мои окажутся верными, он захочет исчезнуть лишь после того, как я сам скажу ему одну невинную на первый взгляд фразу…
Следователь не спал всю ночь, пытаясь разгадать мысли Пронина, но так ничего и не придумал, и поэтому решил, что предположения Пронина покоятся на очень зыбкой почве. Однако утром он вызвал Горохова и принялся уточнять различные подробности, касающиеся Царевой. Фельдшер пришел хмурым, жалуясь на обилие работы, потом разговорился, повеселел и с легкой снисходительностью сам принялся подсказывать следователю всякие вопросы.
Пронин же ушел из совхоза до появления фельдшера и пошел в деревню не по дороге, где мог встретиться с Гороховым, а тенистой низинкой, по мокрой от росы траве. Подойдя к деревне, он поднялся на взгорье, дошел до фельдшерского пункта, заглянул в амбулаторию. Там санитарка Маруся Ермолаева, степенная молодая женщина, утешала плачущую старуху, у которой нарывал палец.
– Кузьма Петрович у себя? – спросил Пронин.
– В совхоз ушел, – сказала Маруся.
– Ну так я на улице подожду, – сказал Пронин, вышел на крыльцо и через сени прошел в комнату Горохова.
Пробыл он там недолго, вернулся в амбулаторию, поговорил с Марусей о работе, о больных, о всяких обследованиях и ревизиях, о самом Горохове и ушел, так и не дождавшись фельдшера.
Когда Пронин вернулся в совхоз, следователь все еще беседовал с Гороховым.
– А я к вам ходил, товарищ Горохов, – приветливо сказал Пронин, входя в комнату. – Здравствуйте.
– Очень приятно, – вежливо ответил Горохов, в свой черед улыбаясь Пронину. – Опередили вас, сюда позвали. Впрочем, если вам что угодно, я готов…
– Да нет уж, все ясно, – весело сказал Пронин. – Пора кончать. Как это говорится: закруглять дело?
– Что ж, я очень рад, – сказал Горохов. – Признаться, оно и мне, и всем надоело.
– Разумеется, – согласился Пронин. – Мы и решили на месте здесь все покончить. Завтра к вечеру приедет профессор Полторацкий, составим окончательное заключение…
– Это еще какой Полторацкий? – спросил следователь.
– А известный бактериолог, – пояснил Пронин. – Мы там у себя в Москве посоветовались и решили осветить наше заключение авторитетом крупного специалиста. Вернее будет.
– Это очень справедливо, – сказал Горохов. – Профессор – это уж, конечно, высший авторитет.
– Вот я к вам потому и ходил, – обратился к нему Пронин. – Вы уж подготовьтесь к беседе с профессором. Кто знает, какие подробности заинтересуют его, а вы среди нас как-никак единственный медик.
– С великим удовольствием, – сказал Горохов.
Они еще поговорили втроем, потом следователь отпустил Горохова, тот вежливо пожал им руки, тихо притворил за собой дверь, и Пронин и следователь долго еще смотрели в окно на фельдшера, неторопливо пересекающего просторный двор совхоза.
– Ну как? – спросил следователь, оставшись с Прониным наедине. – Подтвердилась ваша гипотеза?
– Почти, – сказал Пронин. – Будем надеяться, что сегодня ночью он постарается исчезнуть из деревни.
– Это что же, профессор Полторацкий так его напугал? – догадался следователь.
– Вот именно, – подтвердил Пронин.
– Но что же здесь будет делать профессор? – заинтересовался следователь.
– А профессора сюда никто и не приглашал, – сказал Пронин. – Это имя употреблено вместо лакмусовой бумажки.
– Однако реакции я что-то не заметил, – сказал следователь.
– Будем надеяться, – повторил Пронин, – что она произойдет нынешней ночью.
– Но вы говорите, он исчезнет? – встревожился следователь. – Быть может, вы собираетесь ему сопутствовать?
– Вот именно, – сказал Пронин. – А вас я попрошу завтра произвести в квартире Горохова тщательный обыск и о результатах его немедленно сообщить в Москву.
– Хорошо, – сказал следователь и опять не удержался от вопроса. – Скажите, а вам известно, куда он собирается скрыться?
– Почти.
Пронин усмехнулся и попросил:
– Вы уж больше не допрашивайте меня. Пока это все еще только предположения, и они легко могут быть опровергнуты. Потерпим еще немного.
9
Весь день Пронин удивлял следователя своим легкомыслием: он гулял, купался, вел с ребятами совершенно бесцельные и пустые разговоры, рассказывал им диковинные истории о разведении карасей, учил делать удочки, ходил с Коваленко осматривать птичники, расхваливал золотистых род-айландов и рано лег спать.
Ночевали Пронин и следователь в одной комнате, и следователь, ни на секунду не забывая мрачное предсказание Пронина об исчезновении преступника, с недоумением убедился в том, что Пронин заснул и спит безмятежным детским сном. Следователь спал плохо и проснулся раньше Пронина, а тот встал бодрым и довольным, умылся, позавтракал, попросил Коваленко одолжить ему на часок машину и затем сердечно с ним распрощался.
– Поедемте, – пригласил он следователя. – Завезу вас по дороге в деревню, да и себя на всякий случай проверю.
Было еще очень рано. Деревня только просыпалась. Над трубами вились седые дымки. Они подъехали к деревенской амбулатории. Пронин соскочил на землю, легко взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Никто не отзывался. Из-за угла вышла Маруся с ведром воды.
– Долго спите! – крикнул ей Пронин.
– А Кузьма Петрович уехал! – тоже крикнула в ответ ему Маруся. – Его срочно вызвали в здравотдел! Он еще затемно ушел к поезду!
– Видите?! – воскликнул Пронин, обращаясь к следователю. – Принимайтесь за работу. Жду известий. – Он пожал следователю руку. – А я на станцию.
Но до станции Пронин не доехал. Отпустив шофера неподалеку от вокзала, он пешком пошел к дому, в котором жил начальник станции. Жена начальника ждала мужа к чаю, но тот все не шел, и Пронин попросил сходить за ним, а когда начальник явился и они поговорили, между квартирой начальника и вокзалом началось необычное движение. Начальник сходил в кассу, вернулся, снова ушел, потом к Пронину явился телеграфист, и Пронин, по-видимому, остался всем очень доволен. Когда же подошел поезд на Москву и Пронин пошел садиться, то сел он в свой вагон не со стороны платформы, откуда садятся все пассажиры, а с другой стороны, и в течение всего пути беспечно играл с попутчиками по купе в преферанс и отсыпался.
