У самой кромки леса, словно по волшебству, вырос крикливый город из цветастых аляповатых шатров, крытых кибиток и трескучих весёлых костров. Повсюду ходили уставшие люди в пыльных штопанных одеждах, в клетках бесновались невиданные звери, сновала босоногая грязная детвора, вездесущая и неумолкающая. Тяжёлое ночное небо в россыпи пухлых туч и хитрый прищур молодого месяца её не смущал, глубокая полночь лишь открывала для малышей веселье. Горячие веснушки костров на поляне давали достаточно много света, отвоёвывая у ночной темноты живые краски вечного праздника зари, смягчая его и делая по-домашнему уютным. Откуда-то доносилось разноголосое пение женщин, звуки диковинных инструментов и нескладный хор успевших подсластить жизнь вином мужчин. Сладостные ароматы приготовляемой пищи бередили воображение, манили и звали. Циркачи отдыхали после длительного дневного перехода.
Владомир тоже не против был отдохнуть: его переход был не меньше и, уж не в пример будет сказано, тяжелее. Одно продирание сквозь заросший подлесок с распухшей ногой чего стоило! Но жестокая судьба распорядилась иначе, и сегодня ему выпала нелёгкая доля вместе с подгорным человеком идти на промысел. Охотиться подобно вурлокам, быстро и легко погружаясь в самую чащу и с боем вырывая у неё вожделенную дичь, они не умели и поэтому, не переутомляя себя излишними метаниями по пугающему лесу, теперь ползли обратно к своему маленькому лагерю с украденным кольцом кровяной колбасы, куском недоваренной конины и огромной краюхой хлеба. Настроение молодого офицера было далеко не самым лучшим: во-первых, ему, отпрыску благородного рода, пришлось воровать еду у каких-то бродячих свистоплясов; во-вторых, всю дорогу от самого леса до кибиток циркачей нужно было проползти под постоянные назойливые поучения Люпина (подгорный человек крался диким зверем бесшумно и неуловимо, и юноша изрядно уступал ему по всем показателям); и, в-третьих, у командира оказались удивительные наклонности к воровству, что проявлялось в завидном уровне мастерства и не могло сочетаться с его высоким статусом.
Дорога назад оказалась даже тяжелее, чем проникновение в сам лагерь. Приходилось постоянно оглядываться, следить за спущенными собаками, тщательно обходить все открытые места и слушать едва слышные упрёки Люпина. Подгорный человек полз впереди, выбирая пути для нагруженного командира.
...мальчик, - услышал Владомир сквозь шелест травы повсюду, - ты же слышишь меня. Где люди? Покажи мне людей!
- Да сзади они все! - не выдержал юноша, раздражительно рыкнув в ответ.
- Чего разорался? - донёсся спереди не самый благодушний шёпот подгорного человека.
Владомир хотел было возмутиться, но вопреки горячему желанию смолчал, пожалев расставаться с продуктами по такой незначительной причине.
С приходом охотников жизнь в лагере стала значительно веселее. Добытчиков встретили, как настоящих героев. Точнее Владомир с сумкой наперевес вышел кочетом в круг света, гордо выпятив грудь и похваляясь своими трофеями. Конина тут же была отправлена в котёл, а колбаса поделена по-братски, то есть между мужчинами. Её, несмотря на экономию продуктов, единогласно было решено прикончить в качестве оперетива, а за завтраком отправить новый отряд лазутчиков.
Каринка скромно сидела в уголке и тихо потирала замёрзшие руки. Невурлоки оказали ей великое доверие и ослабили верёвки на плечах, оставляя какую-то свободу движения. Это не особенно её радовало и ещё меньше согревало. В одном нижнем платье она чувствовала себя очень неловко и сильно мёрзла в придачу. Тепло костра радостно обдавало жаром колени и лицо, но не пробиралось за спину, где уютно расположились холод и страх от странного нехорошего предчувствия. За долгое время путешествия девочка так и не разучилась бояться ночных теней и таинственных шорохов, напротив, после появления охотника чувства её обострились и давали ей её больше пугающих подробностей из ночной жизни чужого леса. Казалось, что тень дышит ужасом и щедро рассеивает его вокруг, не скупясь на призраки и стоны. Каринка поджала губы и предприняла очередную попытку подползти поближе к подгорному человеку, что, несмотря на свой скромный рост, по-прежнему казался ей самым надёжным и несокрушимым. Кирх попытался незаметно поделиться с охраняемой своей порцией колбасы, но девочка не отреагировала. Не только потому, что решила быть гордой, просто она не могла заставить себя сейчас проглотить хоть что-нибудь. Невурлок, казалось, был оскорблён этим.
- А вурлоки умеют ползать по деревьям? - Каринка с трудом выжимала из себя слова, ей долго приходилось выуживать их из той каши бреда, предчувствий и воспоминаний, что была в мыслях.
- Насколько я знаю, да, - усмехнулся Лоран.
- А огня боятся? - девочка говорила очень осторожно, её пугал не только сам вечер, но даже то, что с ней решили заговорить.
- Нет, - легкомысленно засмеялся светловолосый, но смех этот Каринке показался странным.
- А воды? Хотя, нет, я тоже не умею плавать, да и нет тут больших озёр.... Может, от них можно спрятаться?- с наивной детской надеждой посмотрела в глаза собеседнику юная Корсач.
- Барышня, - тон мужчины оставался игривым, но в нём почувствовался уже странный напор, - тебе не удастся скрыться от нас даже под землёй, мы сможем почувствовать твоё присутствие достаточно далеко, чтобы ты не успела сбежать.
Владомир заметно напрягся, как, впрочем, и подгорный человек, им этот разговор очень не нравился, если не сказать большее: казался опасным и запретным. Обваренный же старался игнорировать всё происходящее, полностью углубившись в своё оскорблённое состояние, хотя и жадно ловил краем уха каждую реплику. Каринке ответ показался весьма странным:
- Причём тут вы? Вы же не вурлоки.
Лоран от такого заявления подавился своей порцией оперетива и сильно закашлялся. Остальные гроллины тоже выглядели удивлёнными.
- Почему ты так думаешь? - с трудом выговорил Кирх.
- Я видела вурлоков, и вы на них не похожи.
- И когда это ты успела? - язвительно вмешался в разговор Владомир, откровенно насмехаясь над девочкой.
- Вурлок убил моего отца во время объезда границы... - Каринке с большим трудом давалось каждое слово, она старалась забыть печальные события своего детства, стереть из памяти, запихнуть подальше и жить, делая вид, что ничего не произошло, но не могла. Она не могла, просыпаясь от кошмаров, говорить себе, что всё прекрасно.
- Не ври, - вдруг распалился командир, словно раскалённые камни, на которые выплеснули воды, - ты не могла этого видеть! Корсач был один, когда его прибили. Дядя его уже холодным за воротами нашёл. Он сам виноват, что совался без охраны. И не думай винить наших! Ты не можешь этого знать, тебя там не было, ты, вообще, не выходила за ворота дома и...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
