— Возможно, — произнесла, запыхавшись, Анжела. — Неужели есть люди, которые получают удовольствие от подобных странствий?
— Все удовольствия получаешь сразу, когда делаешь остановку.
— Если мы до нее доживем.
В конце длинного пыльного подъема они наткнулись на Лану, Кита и Глена, которые отдыхали на камнях, скинув рюкзаки. Глен, зажмурившись, хлестал воду из пластиковой фляги. Кит сидел, скрестив ноги, в тени, отбрасываемой скалистым карнизом. Лана оседлала валун и натирала руки лосьоном от загара.
— Когда я закончу, ты тоже намажься, — обратилась она к Анжеле. — На такой высоте солнце может изжарить.
Они сняли свои рюкзаки. Без тянущего вниз веса Говард почувствовал, что вот-вот взлетит. Ветерок через рубашку остудил горячий пот на спине.
— Думаю, мы уже недалеко от вершины, — заметила Лана, натирая ноги лосьоном.
— Вот бы кто-нибудь пронес меня остаток пути, — произнес Глен.
— Помечтай, — ответил Кит.
— По сравнению с такой прогулкой футбольная тренировка — просто забава.
— Думай о том, в какой замечательной физической форме ты будешь после этого, — сказала Лана.
— Если не окочурюсь.
Показалась раскрасневшаяся и запыхавшаяся Дорис. Поравнявшись с ними, она тут же привалилась к плоскому камню.
— Как дела? — спросил ее Говард.
Дорис нахмурилась, но ничего не ответила.
Будь после этого любезным с нею.
Анжела присела на плоский камень с лосьоном Ланы в руке. Когда она наклонилась вперед, чтобы выдавить его на ноги, в затененном разрезе блузки показалась ее левая грудь. На Анжеле был бюстгальтер, возможно тот же самый, в котором она приходила на вечеринку. Та часть, которую мог видеть Говард, походила на небольшой прозрачный кулечек, прилипший к груди. «Должно быть, мокрый и прохладный», — подумалось Говарду. Он представил, что кулечек этот исчез и место лоскутка материи заняла его рука.
Устыдившись своих мыслей, Говард отвел взгляд и стал наблюдать, как девушка наносит лосьон на длинную стройную ножку. Ему захотелось самому растереть его. И тогда перед глазами встала другая картина: сидящий перед нею на корточках Скеррит; его плотоядный взгляд, когда он жирно намазывает ее ноги и между ними обжигающей мазью.
Грязный вонючий ублюдок!
У нее теперь есть я. Ей уже никогда не придется позволять этому старому извращенцу прикасаться к себе.
А если ей нравилось, когда ее натирали этим дерьмом? Может быть, захочет, чтобы и я ей это делал.
Нет, не нравилось. Какая безумная мысль!
Но такая волнующая.
Довольно об этом! Только больной Скеррит мог до такого додуматься. Я никогда бы не сделал ей ничего подобного.
Говард быстро отвернулся, присел перед своим рюкзаком и уставился на лесистую долину внизу.
Скеррит еще долго не выходил у него из головы после того, как все вновь тронулись в путь. Он ненавидел старика за его издевательства над Анжелой, но прекрасно понимал, что к его ненависти подмешана зависть: Анжела жила с этим типом, была его жертвой и его рабой.
«Она могла бы жить и со мной, — напоминал себе Говард. — Я совершенно один. И я бы никогда не сделал ей больно».
Возможно, когда все это кончится, она согласится жить со мной. Ведь к Скерриту она уже не может вернуться. Я куплю ей билет, и мы вместе полетим ко мне домой. Она сможет пожить в комнате для гостей до самого осеннего семестра.
Подпишутся ли под этим мама с папой?
Объясню им, что ей больше негде жить. О Скеррите, разумеется, ничего рассказывать не буду.
Пока они карабкались по горной тропинке, Говарда подмывало расспросить ее поподробнее о горбуне. Как получилось, что она живет с таким извергом? Сколько они уже вместе? Как еще он над ней издевался? Бил ли? Подглядывал ли, когда она раздевалась?
Трахал ли?
Это был основной вопрос.
Говард совершенно не был уверен в том, что хотел бы услышать ответ на него. Но спросить Анжелу он не мог. А вскоре понял, что вообще не смог бы задать ей ни одного вопроса о ее взаимоотношениях со Скерритом. А мог лишь предаваться тягостным размышлениям и терзаться сомнениями весь этот длинный и изнурительный подъем в гору.
Наконец подъем закончился. Вершина горы все еще маячила высоко над ними, но тропа поворачивала вдоль склона и вела на перевал, откуда круто спускалась в поросшую лесом долину.
— Теперь, наверное, уже не так далеко, — предположил Говард.
Вид у Анжелы был крайне измученный, но она нашла в себе силы улыбнуться.
— Не так уж и плохо.
— По меньшей мере, там будет тень.
— Хотелось бы надеяться, что не придется карабкаться еще на одну гору.
— Наверное, нам придется подниматься на пик Отчаяния.
— Не сегодня. Лана сказала, что мы разобьем лагерь у озера. Просто невозможно представить, что здесь в самом деле есть озеро.
Однако вскоре Говард разглядел сквозь деревья блеск водной глади.
— Глянь-ка туда, — сказал он.
— Сказка! — И Анжела ускорила шаг.
Чем дальше, тем большая часть озера открывалась их взору. За поворотом они встретились с Ланой, Китом и Гленом, которые дожидались их у развилки.
— Тихо воды несет… — продекламировал Глен, указывая на озеро.
Его берег был впереди, сразу за поляной, обустроенной под лагерную стоянку. Даже место для костра оборудовано: уложенные кругом камни, окруженные наспех сколоченными скамейками из расколотых напополам колод. Кто-то оставил гриль и даже небольшую кучку хвороста для растопки. Земля под ногами испещрена пятнами солнечного света, гладь озера переливалась.
— Вполне прилично, — заметил Кит.
— Прежде чем разбивать лагерь, давайте хорошенько осмотримся, — предложила Лана. — Может, найдем место получше.
— Или нарвемся на отряд герл-скаутов, — сказал Глен.
Анжела с тревогой взглянула на Говарда.
— Что? — спросил он.
— Мы можем встретиться с Батлером.
Все обернулись к ней.
— Он сказал «мы встретимся». Помните?
— У шахты, — возразил Кит. — А шахта должна быть на пике Отчаяния, а мы… что? В пяти милях оттуда.
— Да, — подхватил Глен. — Зачем так пугать?
Глава 11
Кори наклонилась вперед и облокотилась на руль. Ветер из открытого окна развевал волосы, трепал воротник и короткие рукава блузки. На спине блузка не шевелилась — клетчатая материя, похоже, приклеилась к коже.
— Устала? — поинтересовался Чед.
— Нет, все нормально. Просто остужаюсь.
— Если хочешь, я тебя сменю.
— Я продержусь еще немного. Сколько там уже натикало, часа три? — она посмотрела на ручные часы. — О, только половина четвертого. А мы выехали когда, в час?
— Чуть раньше.
— А кажется, будто прошло намного больше, чем два с половиной часа.
— Когда получаешь удовольствие, время летит быстро.
Откинувшись на сиденье, Кори протянула руку и легонько пожала ногу Чеда.
— Боюсь, собеседница я неважная. Извини.
— Да полно, ты — восхитительная собеседница.
— Я раздражена, и этим все объясняется. Ты здесь наконец, ты вернулся, а нам приходится гоняться за этими треклятыми детьми. Ух, я бы разорвала этих паршивцев!
— Когда мы приедем в горы, это будет просто чудо. Нет ничего прекраснее гор.
— Тогда почему ты их покинул? — она взглянула на него лукаво.
— Ты лучше.
— Скоро, вероятно, запоешь по-другому.
— Может быть.
Она со смехом игриво ударила его кулаком по бедру.
— Тогда скажи мне, помимо того, что ты все это время чахнул по мне, чем ты еще занимался на лоне природы? Неужели просто бродил, весело распевая и общаясь с бурундуками?
— Ты почти угадала.
— Нет, серьезно.
— Ну, зимой подрабатывал на горнолыжных базах. В первую зиму работал официантом, вторую — барменом и наконец дорос до лыжного инструктора. Каждую весну собирал все необходимое и отправлялся в одиночные странствия. В цивилизацию обычно возвращался не раньше середины сентября.
— И тебе нравилась такая жизнь?
— В основном. Знаешь, как говорил Торо? «Упрощать, упрощать, упрощать».
— Вот именно.
— И еще: «Никогда не встречал общества более общительного, чем одиночество».
— О присутствующих мы не говорим, да?
— Верно.
— Думаю, сама я свихнулась бы от столь продолжительного одиночества.
— Ну, за зиму я успевал получить довольно приличный заряд общения. И иногда сталкивался с туристами. Хотя и пытался держаться подальше от главных туристских маршрутов, но все же изредка люди словно вырастали из-под земли.
— Тогда вы садились у костра и беседовали до утра?
Он засмеялся.
— Да, иногда. Но чаще я старался избегать их. Судя по тому, как пугаются некоторые люди, наткнувшись на меня, можно подумать, что я какой-то бука.
— Их можно понять. Я сама вчера обомлела от страха. Полагаю, это в основном из-за бороды.
— Ну а сейчас, надеюсь, вид у меня достаточно безобидный?
— Приятно иметь возможность разглядеть твое лицо.
