– Да.
Доктор обдумал ее слова.
– А сколько всего смертей?
– Девять, насколько мне известно. В шести случаях речь шла о раке.
– Тип опухоли у всех одинаковый?
– Смотря как считать. Все относились к раку крови.
– Это еще ни о чем не свидетельствует. Под раком крови подразумевается множество болезней, агент Морс. Одной лишь неходжкинской лимфомы существует свыше тридцати видов. Плюс дюжина всевозможных лейкемий. По крайней мере это были опухли одного класса?
– Нет. Три лейкемии, две лимфомы и одна множественная миелома.
Крис покачал головой:
– Вы сошли с ума. Неужели вы серьезно считаете, что можно убивать людей, вызывая у них разные формы рака?
Морс подняла голову и бросила на него жесткий взгляд.
– Я это знаю.
– Ерунда.
– Почему вы так уверены? Вы же не онколог.
Крис фыркнул.
– Не надо быть онкологом, чтобы понять, насколько глупо убивать подобным способом – если это вообще возможно. Даже если преступнику удастся индуцировать опухоль у жертвы, смерть наступит только через несколько лет. Или не наступит вообще. Многие люди живут с лейкемией. И с лимфомами тоже. Даже с миеломой после пересадки костного мозга можно протянуть пять лет. Некоторые пациенты выдерживают по две пересадки и живут по десять лет и более.
– Жертвы умерли в течение восемнадцати месяцев или раньше.
Доктор поднял брови.
– Со дня установления диагноза? Все пациенты?
– Кроме одного. У него была миелома, и он прожил двадцать три месяца после аутологичной пересадки.
– Это агрессивная форма. Чертовски агрессивная.
– Вот именно.
Похоже, Морс хотела, чтобы он сам пришел к такому выводу.
– А пациенты… они состояли в браке с богатыми людьми?
– Не просто с богатыми. С очень богатыми.
– И выжившие супруги являлись клиентами одного адвоката?
Морс покачала головой:
– Я так не утверждала. Я сказала, они занимались бизнесом с этим адвокатом, причем после смерти супругов. Как правило, это крупные сделки, никак не связанные с его юридическим профилем.
Крис кивнул, но его мысли по-прежнему занимала медицина.
– Не хочу вдаваться в технические тонкости, но даже если бы все пациенты умерли от лейкемии, речь все равно бы шла о заболеваниях совершенно разной этиологии. Я уже не говорю о том, что процесс формирования опухоли до сих пор плохо изучен. Это относится и к лимфомам. А здесь мы имеем дело с абсолютно непохожими группами клеток – эритроидами и бета-клетками, – канцерогенез которых практически неизвестен. Единственное, что объединяет описанные вами случаи, – быстрота протекания болезни. В остальном они отличаются друг от друга так же резко, как рак поджелудочной железы и саркома кожи. И если лучшие онкологи мира не знают, что вызывает данные болезни, кто может намеренно использовать их как орудие убийства?
– Лейкемию вызывает радиация, – сухо заметила Морс. – Не надо быть гением, чтобы наградить кого-то раком.
Она права, подумал Крис. Многие выжившие после Хиросимы и Чернобыля умерли позднее от лейкемии. Мария Кюри скончалась от болезни, вызванной опытами с радием. Даже тупым орудием можно нанести сложнейшие виды повреждений. Доктор задумался о том, у кого есть доступ к гамма-радиации. Например, у врачей, дантистов, ветеринаров или даже техников, обслуживающих рентгеновские установки или работающих с радиоактивными изотопами для лучевой терапии. Версия агента Морс не так уж беспочвенна. Но ее исходная посылка по-прежнему казалась ему дикой.
– Кстати, это уже делалось раньше, – добавила Морс.
– Что именно?
– В конце тридцатых нацисты ставили опыты по стерилизации больших групп евреев, причем без их ведома. Людей просили сесть за стол и заполнить какие-то анкеты, на что требовалось около пятнадцати минут. В это время на их гениталии с трех сторон направлялся мощный поток гамма-лучей. Опыты были удачными.
– Господи Иисусе!
– Почему бы не проделать то же самое с посетителем, явившимся, например, в офис к адвокату? Или в кабинет дантиста?
Крис крепче нажал на педали, но промолчал.
– Вы, разумеется, знаете, что в исследовательских лабораториях ученые специально вызывают рак у животных?
– Да, для этого им вводят канцерогенные химикалии. Но их легко проследить, агент Морс. Я имею в виду – после вскрытия.
Она бросила на него скептический взгляд.
– Если бы. Но вы сами сказали, что от рака умирают не сразу. Через восемнадцать месяцев все следы канцерогенов могут улетучиться. Возьмите хоть бензол.
Крис нахмурился.
– Бензол вызывает рак легких?
– А также лейкемию и миелому, – дополнила она. – Это доказали после обследования заводских рабочих, отравившихся бензолом в Огайо и в Китае.
Она хорошо подготовилась, подумал Крис. Или кто-то подготовил ее.
– Вы получили результаты токсикологических анализов после смерти жертв?
– Они не проводились.
Доктор удивился:
– Почему?
– Несколько тел кремировали до того, как у нас возникли подозрения.
– Обычная практика.
– В других случаях мы не сумели добиться разрешения на эксгумацию.
– Но почему?
– Это сложно.
Крис уловил нотку фальши.
– Бросьте, агент Морс. Если агенты ФБР намерены провести судмедэкспертизу, они это делают. Как насчет семей умерших? Они что-нибудь заподозрили? Поэтому вы начали расследование? Или все дело в вашей сестре?
Впереди два больших мотоцикла дали левый разворот, блеснув огоньками сквозь дождь.
– Есть семьи, у которых сразу возникли подозрения.
– Несмотря на то что их родные умерли от рака?
– Да. Мужья многих жертв были редкими мерзавцами.
Понятное дело.
– И все жертвы хотели развестись?
– Нет. Они не подавали на развод.
– Значит, это сделали их мужья?
Морс снова посмотрела на доктора.
– Мужья тоже не подавали.
– Но что происходило, черт возьми? Они просто консультировались с адвокатом?
– Вот именно. Мы полагаем, в каждом случае бывает всего одна консультация, иногда две. Адвокат подыскивает богатых клиентов, которые в случае развода теряют большие деньги. Или опеку над детьми. Когда становится ясно, что такой клиент по-настоящему ненавидит супругу и готов пойти на все, он предлагает особые услуги.
– Любопытная версия. И вы можете доказать?
– Пока нет. Адвокат очень осторожен. Его трудно поймать за руку.
Крис недоверчиво покачал головой:
– Вы не можете доказать ни существования убийцы, ни самих преступлений. Гипотезы основаны на одних предположениях.
– И на словах моей сестры.
– Которые она произнесла на смертном одре, после сильного удара.
На лице женщины застыли вызов и упрямство.
– Не хочу вас обидеть, – продолжал Крис. – Поверьте, я сочувствую вашей потере. Мне часто приходилось быть свидетелем подобных трагедий, и я понимаю, как это тяжело.
Она промолчала.
– Но вы должны признать, что ваша история надуманна. Словно в полицейских сериалах, – добавил он, вспомнив разговор с Фостером, – а не в реальной жизни.
Морс не выглядела рассерженной, наоборот, ее будто позабавили его слова.
– Доктор Шепард, в 1995 году сорокачетырехлетнего невролога из Медицинского центра Вандербильта арестовали с большим шприцем и четырехдюймовой иглой в кармане. В шприце были борная кислота и солевой раствор. Вы, конечно, прекрасно знаете, что инъекция такой смеси в сердце приводит к летальному исходу.
– Трудно представить, для чего еще могла понадобиться четырехдюймовая игла, – отозвался Крис.
– Невролог собирался убить врача, контролировавшего его работу в клинике. Обыскав его квартиру, полиция нашла пособия по убийству и запас токсических веществ. Среди прочего обнаружили рицин – один из самых сильных ядов в мире. Невролог собирался пропитать страницы книги специальным раствором, который помогает рицину поникать сквозь кожу. – Морс посмотрела на Криса и вопросительно подняла брови. – Ну как, это не кажется вам надуманным?
Доктор молча переключил скорость и прибавил ходу. Морс догнала его через минуту.
– В 1999 году в больницу Сан-Хосе поступила женщина с тошнотой и головными болями. Компьютерная томография ничего не показала. Но кто-то из сотрудников случайно положил серьги женщины рядом с рентгеновской пленкой. Позже, проявив снимки, техники обнаружили на них странные дефекты. Их было видно невооруженным глазом. В конце концов врачи догадались, что на пленку подействовали серьги женщины.
– Они были радиоактивны?
– Точнее, одна. Муж пациентки занимался лучевыми болезнями. Полиция обратилась в ФБР, и мы проверили другие вещи женщины. Ее сотовый телефон фонил так, словно его привезли из Чернобыля. Оказалось, что муж спрятал в трубке маленькую капсулу с цезием-137. Конечно, потом он ее вынул и поместил обратно в свинцовый контейнер, хранившийся у него в офисе. Но следы остались.
