— Я плачу из-за мамы, не из-за папы, — объяснила я, шмыгая носом. — Везёт тебе, Уилл. Я бы тоже хотела, чтобы он не был мне родным. Я его ненавижу. Вот бы мне такого отца, как Джонатан… — Тут я прикусила язык. Совсем ни к чему все портить и злить Уилла, вспоминая о Жасмин.
— Веселей, сестрёнка! — сказал Уилл.
— Ах, Уилл! — всхлипнула я.
— Слушай, так тебе и душ будет не нужен. А ну, кто первым добежит в ванную?
Уилл примчался первым, но в ванной он провёл не больше двух минут. Я копалась гораздо дольше, даже голову помыла. Из комнаты Уилла доносилась музыка — кто-то очень красиво играл на рояле. Обычно Уилл крутит гремящую рок-музыку, отчасти назло папе, но я знаю, у него на компакт-дисках целая коллекция классической музыки, он слушает её потихоньку, через наушники.
Одевшись и замотав голову полотенцем, я тихонько подобралась к его комнате. Уилл оставил дверь полуоткрытой, чтобы мне тоже было слышно.
— Такая прелесть! Что это?
— Дебюсси. Называется «Танец Пака»[9]. Первое, что попало под руку на тему фей и волшебства.
Я топталась у порога.
— Можно мне войти?
— Конечно.
Я уже давным-давно не бывала в комнате Уилла. Клетка Маффи все ещё стояла на своём месте, занимала половину комнаты. Уилл прикрепил к прутьям чёрные ленты и белые шёлковые лилии, а внутри установил самодельную фигурку шиншиллы из папье-маше, выкрашенную в белый цвет, на подставке, так что получилось похоже на мраморную надгробную статую.
— Ах, Уилл, тебе обязательно нужно завести новую зверюшку!
— Нет, больше никаких зверюшек. Я никого не хочу держать в клетке. Я теперь интересуюсь летучими мышами. Я сделал для них коробку и повесил за домом. Хочу, чтобы они гнездились у нас на чердаке.
~ Ты шутишь, да?
Я на самом деле подумала, что Уилл шутит, но потом заметила: он взял в библиотеке несколько книг о летучих мышах. Книги валялись по всей комнате, среди них были и художественные, довольно много фэнтези и ужастиков в мягких обложках, а на подоконнике все ещё стояли его любимые детские книжки — «Хроники Нарнии», «Ветер в ивах», «Маугли». Многое в комнате напоминало маленького Уилла. Он сохранил свою коллекцию кварца, и по этим миниатюрным скалам до сих пор карабкались крошечные альпинисты, сделанные из ёршиков для курительных трубок. Я долго осматривалась и в конце концов обнаружила Большого Урчальника, залёгшего в спячку под кучей мятой одежды.
По стенам теперь наклеены другие, более взрослые фотографии и открытки, по большей части готические певцы в нечеловеческих позах — мальчишки в чёрном, с чёрными волосами, и длинноволосые блондинки в белом. А вот существа в стиле Иеронимуса Босха, с заячьими головами и цветами на гениталиях, совокупляющиеся самыми немыслимыми способами, и страшноватенький цикл, изображающий мучения грешников в аду. Были здесь пять снимков Маффи, сидящей на корточках, с задранной мордочкой, с глазами, полными любви. И только одна фотография младенца, хилого и слабенького, с густыми чёрными волосами и большими фиалковыми глазами. Я сказала:
— Ты повесил на стену мою фотографию!
— Ну-у… В то время ты была довольно миленькая. С тех пор ты сильно изменилась.
— Какая я тогда была странная! Удивительно, мы ведь немного похожи. Посмотри на волосы!
— Я всегда удивлялся, почему в доме нет моих детских фотографий, — сказал Уилл. — Однажды я спросил прямо. Папа сказал, мол, я был такой безобразный карапуз, что фотоаппарат сломался. А мама страшно разволновалась и долго рассказывала о том, что альбом с фотографиями куда-то затерялся. Мне показалась более убедительной версия папули.
— Какая? Что ты был безобразный? — переспросила я.
— Да ведь я и сейчас такой. — Уилл улёгся на спину, подложив руки под голову.
— Да ну тебя! Хватит прибедняться. Сам ведь знаешь, по тебе все девчонки сохнут, — сказала я.
— А ты что думаешь, Фиалка? Нет, постой, мы все-таки как-никак родственники. А твоя новая подружка, Златовласка? Наверняка вы с ней меня обсуждали.
— Нет, не обсуждали. Ну… Только в тот раз.
— И что она обо мне сказала?
— Не знаю.
На самом деле я знала. Жасмин сказала, что Уилл — единственный интересный мальчик в школе. Но не могла же я выдать её! Скажи я это Уиллу, уверена, Жасмин бы умерла от стыда.
— Знаешь что, давай сыграем в «Правду или фант», — сказал Уилл.
— Ой, мамочки, — смутилась я.
— Что ты так испугалась? Будет весело.
— Тебе. Нет, Уилл, давай лучше пойдём погуляем. Не обязательно ехать в Бромптонский лес. Можно прогуляться по парку или по магазинам. Вот, у нас же мамина десятка. Можно перекусить в «Макдоналдсе». Или я что-нибудь приготовлю. Могу сделать жаркое, наверняка у меня получится, только нужно начать прямо сейчас.
— Иди свари кофе, а я пока подумаю, — сказал Уилл.
— Ладно, отлично, кофе сейчас будет.
Я бросилась на кухню. Сварила нам чёрный кофе и стащила два трюфеля из маминого неприкосновенного запаса в ящике со скатертями. Она всегда припрятывает шоколадные конфеты, которые ей дарят на день рождения, ведь стоит оставить коробку на виду, папа с Уиллом живёхонько её оприходуют.
Когда я позвала, Уилл спустился вниз, съел свой трюфель, а потом и мой, но я решила не возражать. Я весело болтала о пустяках, включила телевизор и долго переключала каналы, предложила сыграть в нашу старую игру, когда мы выключали звук и несли всякую отсебятину. Уиллу это здорово удавалось. Я надеялась, может, он захочет покрасоваться, но он только покачал головой. Одним глотком допил кофе, откинулся на спинку стула, заставив его раскачиваться на двух ножках.
— Ну вот мы с тобой подкрепились, пора и повеселиться. Давай-ка, скромная Фиалка, сыграем в «Правду или фант».
— Уилл, перестань. Это дурацкая игра. И вообще, ты никогда не говоришь правду, а у меня плохо получаются фанты.
— Тем веселее! Ну давай, сделай мне приятное. А потом пойдём гулять. Купим еды для пикника и поедем в Бромптонский лес, о'кей?
— Обещаешь?
— Видишь ли, это зависит… Развлеки меня для начала, а там посмотрим.
— Мне не хочется играть, Уилл. Я ненавижу все эти игры.
— Но ведь мы с тобой никогда ещё не играли в «Правду или фант». Не волнуйся, это будет совершенно особая игра, я сам её придумал.
— Этого-то я и боюсь.
Уилл поклонился, словно я сделала ему комплимент, и улыбнулся до ушей. У него крепкие, белые зубы, но их как-то очень много, от этого улыбающийся Уилл смахивает на волка. Когда я была совсем маленькая и Уилл в шутку грозился меня съесть, я всегда принимала эту угрозу всерьёз.
Он раскачивался на стуле — вот-вот упадёт, но все-таки не падал.
— Первый вопрос, Фиалочка. Если бы ты могла завести роман с кем угодно, кого бы ты выбрала?
Тут я сама чуть не упала. Ничего себе игра! Уилл никогда в жизни не интересовался моими чувствами, и мы с ним никогда не говорили о любви. Мне-то часто хотелось. Как-то, давным-давно, когда мы с Уиллом ещё делились секретами, я попыталась заговаривать об этом, но он в ответ только стонал, делал вид, что его тошнит, и просил меня не занудствовать.
— Я смотрю, ты мнёшься, Фиалка. Давай-ка установим лимит времени. — Уилл сходил на кухню и принёс мамин таймер. — Итак, у тебя ровно шестьдесят секунд. Если за это время не дашь честного ответа или не согласишься исполнить фант, тебе придётся заплатить очень серьёзный штраф. М-м-м, с каким удовольствием я его для тебя выдумаю… — Он снова устроился на своём стуле, приговаривая: — Тик-так, тик-так, тик-так…
Мои мысли тикали в такт. Я вспомнила, как в детском саду у меня был поклонник — тощенький мальчик, стриженый, как скинхед. Он сказал, что любит меня. Я из вежливости соврала, что тоже его люблю, хотя мне совсем не нравилась щетина у него на голове и его привычка ковырять в носу. «Это хорошо, — сказал он, тщательно исследуя глубины своего носа. — Значит, мы поженимся?» Я была очень шокирована, даже забыла о вежливости: «Нет, что ты, я не могу! Я выйду замуж за своего брата Уилла».
Когда я немного подросла и поняла, что за Уилла выйти мне нельзя, я решила, что никого другого мне не нужно. Уилл, став подростком, внешне не особенно интересовался девочками, и я потихоньку мечтала, что мы с ним будем снимать одну квартиру на двоих.
А теперь я подросла и начала понимать, что так, пожалуй, не получится. Я и сама не знала, хочу ли с кем-нибудь встречаться, не говоря уже о том, чтобы завести роман. Я мысленно перебрала мальчишек из нашей школы. Жасмин права, все они ничтожества.
Я подумала о Жасмин. Я её люблю, но не в этом смысле.
— Тик-так, тик-так, осталось десять секунд. Наказание приближается!
— Заткнись, дай подумать.
Я крепко зажмурила глаза, чтобы сосредоточиться. Под веками заплясали разноцветные пятна. Когда я была маленькая, Уилл говорил мне, что эти пятна — огоньки, которые зажигают феи. Я часами сидела, прижав ладони к глазам, чтобы получше рассмотреть волшебные огоньки.
