Снова воцарилось спокойствие. Издалека до нас долетает шум машин с автострады. У ботинок Алаа, который по-прежнему лежит, отрывается подошва.
В перерывах между стычками становится скучно. Ребята курят, болтают. Теперь, когда показалось солнце, стало потеплее. Мы спускаемся в штаб и спокойно пьем чай с Хасаном, Имадом и другими. Мать Фади напекла очень вкусных empanadillas с сыром и мясом. Мы едим, запивая их обжигающим чаем. Неописуемое наслаждение! Тепло растекается по всему телу, и оно наконец-то расслабляется.
После чая возвращаемся домой. Горячий душ — восхитительно! Выхожу из душа, а Райеда нет. Неприятный сюрприз! Чувствую себя воздушным шариком, из которого выкачали воздух. Насколько сильно было напряжение, начинаешь ощущать, только когда оно схлынет.
На улице опять шарахнуло. Немного спустя возвращается Райед. Один из бойцов был ранен, похоже, пуля попала в руку. Он описывает такую сцену: парнишка лет восьми спокойно шагает по опасной стороне улицы, а вокруг идет чудовищная пальба со всех сторон.
Такова солдатская жизнь: спать, есть, чистить оружие, стоять на часах и время от времени сражаться. Бездна терпения и скуки ради нескольких ярких часов, которые могут закончиться ранением, а могут — и смертью.
Молодой, незнакомый мне парень возвращается за боеприпасами. Он выкладывает из холщовой сумки патроны и, стоя на ковре на коленях, наполняет магазин. Черная шапка, небольшие усики, поверх ветровки — «лифчик» с патронами.
Вернулись домой к трем часам дня, то есть вся заварушка длилась часа четыре. Около половины пятого Имад наконец приносит sfi has и йогурт. Ибн-Педро здесь. Ахмад и остальные ребята тоже. Все едят с большим аппетитом. Раздается мощный взрыв — где-то совсем рядом. Хасан выясняет по телефону: чтобы выкурить снайпера, один из парней долбанул по нему из РПГ.
Любопытное ощущение — странные нестыковки в сознании во время боя. Адский шум бьет по нервам, даже если стреляют твои друзья и ты не подвергаешься опасности. В то же время сами выстрелы похожи на взрыв хлопушки, впечатление такое, будто развлекаются детишки. Хочется укрыться, но безопасных мест нет, ты везде оказываешься на линии огня, и никто не знает, что делать, чтобы выжить. Мы спрашиваем, нам отвечают, и приходится верить на слово. Опасность выглядит надуманной и абстрактной, даже если вы видите, что эти типы с другой стороны целятся в вас. Я думаю, что чувство реальности возвращается в тот момент, когда получаешь свою пулю: тогда все становится на свои места — внезапно и, увы, непоправимо. Но пока ничего не случилось, все происходящее кажется на удивление игрушечным, нереальным — как во сне. И то, что случается с другими, может случиться только с ними, но не с тобой.
Возвращается Абу Язан, вид у него измученный, лоб забинтован. Но вроде бы ничего страшного.
17 часов. Имад уходит, чтобы сообщить о случившемся родственникам раненого и категорически отказывается взять нас с собой. Ибн-Педро начинает вязаться к Райеду по поводу его фотографий, сделанных в прошлый приезд. Утверждает, будто бы у кого-то были из-за них неприятности, что не лезет ни в какие ворота, учитывая, как аккуратно Райед работает. В конце концов Райед показывает свои pdf, и тон разговора понижается. Однако Ибн-Педро по-прежнему раздражен: его это не убедило.
Райед: «Знаешь, иногда я завидую тебе, что ты не знаешь арабского. Он вел себя как последний хам. Вываливать все, что он тут вывалил, в присутствии других, это подло».
В углу молодой парень, стрелявший утром из пулемета, заполняет магазин патронами из большой сумки, битком набитой боеприпасами. Другие начинают ему помогать.
Я выхожу вместе с Алаа за покупками. На улице мокро, лужи поблескивают в свете автомобильных фар. Бойцы на блокпосте используют мобильники в качестве карманных фонариков, что делает их похожими на привидения.
Возле мечети я покупаю мыло из Алеппо. На обратном пути ребята прикалываются: «Ты, значит, дружишь с этими из Алеппо, значит, ты — с Башаром? Покупаешь алеппское мыло, предатель!»
* * *
19.30. Мы хотели поговорить с Абу Салимом, врачом из mukhabarat, но ни найти его, ни связаться с ним невозможно.
Вечером, около 23 часов, мы вместе с молодым бойцом, который называет себя Котом, идем пешком к его знакомым активистам, у которых есть доступ к сети. Эти ребята категорически против объявления джихада. «Наша революция не религиозная, мы боремся за свободу. А призывы к джихаду полностью искажают лицо сирийской революции. Да, на митинге этот лозунг звучал. Но там же собираются простые люди, они не понимают, к чему это ведет».
Наш хозяин, Абу Аднан, — коммунист, а по профессии он адвокат и защищает политзаключенных. Он предлагает нам сходить во Дворец правосудия, посмотреть, как это происходит. «Если у тебя есть деньги, то можно все». Здесь же и Абу Язан, кинооператор, который работает с «Аль-Джазирой» и другими телеканалами.
За столом Абу Аднан наливает нам «виски» местного производства, сладковатого на вкус, и предупреждает, чтобы мы о нем помалкивали. А потом спрашивает, верим ли мы в Карла Маркса. Он в него верит так, как другие верят в Христа или пророка Мухаммеда. По крайне мере, он так говорит. Его отец, чей похожий на фотографию портрет висит на стене, тоже был коммунистом. Фармацевт Абдель Кадер старается слегка смягчить эти утверждения: «Din, din. Fiicr, fi кг» («Вера — верой, а идеи — идеями»).
Раньше Абу Язан аль-Хомси объяснял Райеду, что он считает себя не столько журналистом, сколько борцом за свободу. «Я никогда не снял бы материала, который может повредить революции». Снимать Свободную армию он практически не может. Однажды он сделал видеоматериал подбитого танка, но люди из САС запретили ему публиковать снятое где бы то ни было. Они боятся, что кто-то узнает, что в их рядах есть гражданские лица. По их мнению, это обстоятельство может лить воду на мельницу режима, который обвиняет повстанцев в «терроризме». Настоящая паранойя, причем на уровне руководства.
Абу Язан аль-Хомси подтверждает, что все иностранные журналисты (кроме нас) работают с Информационным бюро. «Это потому, что есть информация, к которой их подпускать нельзя. А бюро держит всех приезжих под колпаком».
Абу Аднан хочет поддерживать со мной связь через Google Translate: «Please tell the world we are not islamiste». — «I am communist and I hate islamiste»[63].
С трудом выдираемся из этой квартиры часа в три ночи. Абу Аднан, слегка под хмельком, провожает нас до двери: «Когда мы победим, приезжайте к нам как туристы, будете моими гостями!» Домой возвращаемся пешком, в сопровождении Кота: на улице холодно, всюду лужи. На блокпосту САС бодрствуют, раздается окрик: «Стой, кто идет?» Кот на ходу отвечает, и мы следуем дальше.
Вторник 24 января. Баба-Амр — Халдия — Баяда
10 часов. Просыпаюсь, а Ахмад с другими парнями уже громко разговаривают, сидя вокруг sobia. Фади еще спит. Ребята пьют мате и заварили чай. Райед звонит своему приятелю Абу Ассаду: просит организовать нам поездку в Халдию. Но для Абу Ассада это слишком сложно. В конце концов договариваются о том, что за нами приедет Биляль, активист из Халдии, который работает с подпольными госпиталями.
Несмотря на то что здесь у нас оставались неоконченные дела, к примеру, встреча с врачом из mukhabarat, которую так и не удалось организовать, мы еще накануне решили, что пора начинать работать в центральных кварталах, начиная с Халдии, расположенной в северо-западной части города, где у Райеда есть хорошие знакомые.
После полуденной молитвы — похороны shahid. Как нам вчера вечером рассказали активисты, этот человек — он не был военным — возвращался домой из центра города, был остановлен на КПП, и солдаты увидели, что он — житель Баба-Амра. В этот момент началась перестрелка между ними и бойцами САС. Солдаты связали прохожего и использовали его в качестве живого щита. Однако из той заварухи он вышел целым и невредимым: убили его потом.
Стоя под дождем перед мечетью, ждем начала траурной церемонии.
Выяснились подробности: shahid звали Мухаммед В. Его похоронили сегодня, в девять утра. Но это не тот shahid, о котором говорили вчера, этого человека ранило десять дней назад осколком снаряда, влетевшим в булочную. От этих ран он вчера и умер.[64].
Райед звонит Абу Язану аль-Хомси, оператору с телеканала «Аль-Джазира», и тот утверждает, что речь идет как раз о том shahid, которого мы искали. И это действительно его ранили четыре дня назад возле КПП, как нам рассказывали? Теперь это невозможно выяснить точно: он умер вчера вечером. Его семья живет в Аль-Вааор, возле нефтеперерабатывающего завода, и родственники забрали тело сегодня утром, чтобы похоронить его поближе к дому. Еще одна история, в которой невозможно доискаться правды. Как и все здешние истории.
