Домой я вернулась уже ближе к шести. К счастью, Константин сменился, и вместо него на вахте был ночной консьерж Тедди, славный малый.
Для вас пакет, мисс Малоун, — сказал он, вручая мне пухлый манильский конверт.
Когда это пришло? — спросила я.
С полчаса назад. Доставили нарочным. Я мысленно застонала.
Старушка в такси? — спросила я.
Как вы догадались?
Тебе лучше не знать.
Я поблагодарила Тедди и поднялась к себе. Сняла пальто. Села за обеденный стол. Вскрыла конверт. Просунула руку и достала открытку. Та же самая серо-голубая почтовая бумага О господи, все сначала…
346 Вест 77-я улица
Кв. 2В
Нью-Йорк, Нью-Йорк 10024
(212) 555.0745
Дорогая Кейт!
Я все-таки думаю, что тебе стоит позвонить мне.
Сара.
Я снова полезла в конверт. И достала оттуда большую прямоугольную книгу. При ближайшем рассмотрении это оказался фотоальбом. Я открыла его и уставилась на черно-белые детские фотографии, аккуратно разложенные под прозрачной бумагой. Фотографии были явно из пятидесятых — поскольку новорожденный младенец спал в огромной старомодной коляске, которые были популярны в то время. Я перевернула страницу. Здесь ребенок уже был на руках у отца — настоящего отца из далеких пятидесятых, в пиджаке из ткани в «елочку», репсовом галстуке, с короткой стрижкой и крупными белыми зубами. Отец определенно был из тех, кто восемью годами ранее громил врага в Германии.
Как мой отец.
Я снова вгляделась в снимки. И мне вдруг стало не по себе.
Это был мой отец.
И у него на руках была я.
Я перевернула страницу. Там на фотографиях была я в возрасте двух, трех, пяти лет. Вот мой первый день в школе. А вот я уже в когорте «Брауни», в коричневой форме. Вот снимки, сделанные в пору моего пребывания в скаутах. И фотографии, на которых мы с Чарли позируем у входа в Рокфеллеровский центр, это примерно в 1963 году. Не тот ли это был день, когда Мег и мама привели нас на рождественское шоу в мюзик-холл «Радио Сити»?
Я принялась лихорадочно листать страницы. Я на сцене школьного театра в Бреарли. Я в летнем лагере в Мэне. Я в танце. Я на Тоддс Пойнт Бич в Коннектикуте, во время летних каникул. Я с Мег на выпускном вечере в старшей школе.
Передо мной была история моей жизни в фотографиях — включая учебу в колледже, мою свадьбу, рождение Этана. Последние страницы альбома были заняты газетными вырезками. Здесь были заметки, которые я писала для стенгазеты колледжа Смита Вырезки из той же газеты с моей фотографией на сцене студенческого театра (в пьесе «Убийство в соборе»). Подборка моих слоганов для рекламных кампаний. Было даже объявление, напечатанное в «Нью-Йорк таймс», о моей свадьбе с Мэттом. И такое же объявление о рождении Этана…
Я продолжала бешено листать страницы. Когда добралась до предпоследней, у меня уже голова шла кругом. Я перевернула последнюю страницу. И вот оно…
Нет, в это невозможно было поверить.
Там была вырезка из школьной газеты «Алан-Стивенсон» с фотографией Этана в спортивной форме, когда он бежал кросс на соревнованиях прошлой весной.
Я захлопнула альбом. Сунула его под мышку. Схватила пальто. Выбежала за дверь. Бросилась к лифту, спустилась на первый этаж, пронеслась мимо консьержа и уже в следующее мгновение сидела в такси. Я назвала водителю адрес: «Вест, семьдесят седьмая улица».
4
Она жила в особняке с облицовкой из коричневого песчаника, типичном для городской застройки прошлого века. Я расплатилась с таксистом и бросилась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ее имя значилось на нижней клавише домофона Я нажала ее и удерживала секунд десять. Потом в микрофоне раздался ее голос.
Да? — осторожно произнесла она.
Это Кейт Малоун. Откройте мне.
Последовала короткая пауза, и она впустила меня в дом.
Ее квартира находилась на первом этаже. Она уже стояла в дверях, поджидая меня. На ней были серые фланелевые брюки и серая водолазка, выгодно подчеркивающая ее длинную изящную шею. Седые волосы аккуратно зачесаны в тугой пучок. При ближайшем рассмотрении ее кожа оказалась еще более сияющей и гладкой — и лишь мелкие «гусиные лапки» вокруг глаз намекали на ее истинный возраст. У нее была идеальная осанка, прекрасно дополняющая ее благородный облик и стать. Взгляд, как всегда, был ясным — и глаза сияли радостью от встречи со мной… Во мне шевельнулось недоброе предчувствие.
Как вы посмели, — сказала я, потрясая фотоальбомом.
Добрый день, Кейт, — невозмутимо произнесла она. — Я рада, что ты пришла.
Кто вы, черт возьми? И что все это значит? — Я вновь затрясла фотоальбомом, как вещественным доказательством в зале суда.
Почему бы тебе не зайти в квартиру?
Я не хочу к вам заходить, — произнесла я, пожалуй, чересчур громко. Она по-прежнему была спокойна.
Но мы же не можем разговаривать здесь, — сказала она. — Прошу тебя…
Она жестом пригласила меня переступить порог. После недолгих колебаний я сказала:
Только не думайте, что я задержусь надолго…
Вот и хорошо, — ответила она.
Я проследовала за ней. Мы оказались в небольшой прихожей. Одну стену целиком занимали книжные полки, заставленные томами в твердом переплете. Рядом стоял гардероб. Она открыла его и спросила:
Можно твое пальто?
Я передала ей пальто. Пока она вешала его, я отвернулась и вдруг почувствовала, что мне нечем дышать. Потому что на противоположной стене были развешаны фотографии в рамках, и на них были я и мой отец. Здесь был и тот самый портрет отца в армейской форме. И увеличенный снимок, где отец держит на руках меня, новорожденную. Моя фотография времен учебы в колледже и фотография, где я держу за руку годовалого Этана. Были две черно-белые фотографии отца вместе с молодой Сарой Смайт. На одной из них, «домашней», отец обнимал ее у рождественской елки. На другой фотографии пара была запечатлена у входа в Мраморный мемориал Линкольна в Вашингтоне. Судя по качеству этих фотографий и стилю одежды, можно было предположить, что они сделаны в начале пятидесятых. Я обернулась и широко раскрытыми глазами уставилась на Сару Смайт.
Я не понимаю… — пробормотала я.
Меня это не удивляет.
Вы должны дать какие-то объяснения, — сказала я, вдруг разозлившись.
Да, — тихо произнесла она. — Непременно.
Она тронула меня за локоть, увлекая в гостиную.
Садись. Кофе? Чай? Или чтб-нибудь покрепче?
Покрепче, — ответила я.
