перекинутые через Мойку, имеют свои истории и легенды. Например, Поцелуев мост, построенный в середине восемнадцатого века.
Сегодня практически ни одна свадьба не проходит без посещения этого моста и долгого поцелуя на нем. Считается, что молодожены будут счастливы, если они в день свадьбы проедут или пройдут по мосту, целуясь, причем поцелуй нужно начать на одной стороне моста, а закончить — на другом берегу Мойки. Другое поверье гласит: если близкие люди расстаются и прощание их происходит на этом мосту, то они обязательно скоро встретятся снова, то есть уехавший человек непременно вернется. По другой версии, в старые времена этот мост, находившийся на самой границе города, служил местом тайных свиданий молодежи. Многолетние попытки объяснить происхождение названия Поцелуев мост не ослабевают, появляются все новые легенды, хотя есть вполне прозаическое объяснение: своим названием мост обязан трактиру с названием «Поцелуй», находившемуся на левом берегу Мойки, на углу Никольской улицы в доме купца Поцелуева…
Многие здания, расположенные на Мойке, являются архитектурными памятниками, связаны с именами великих русских писателей, художников, поэтов.
Есть удивительное место на Мойке — Синий мост. Он соединяет Исаакиевскую площадь с переулком Антоненко и Вознесенским проспектом. При этом мост является «невидимкой»: из-за своей рекордной ширины он воспринимается частью площади. Название «Синий» идет от первоначально деревянного моста, выкрашенного в синий цвет. Мост является рекордсменом: это самый широкий мост в Санкт-Петербурге, его ширина по внешнему габариту почти сто метров. Он неоднократно был реконструирован, изменялись его размеры, конструктивные особенности. Несмотря на это, его внешний вид не изменился, и дошел до нас практически в первозданном виде. К мосту, как и к Мариинскому дворцу, применимо высказывание: два императора от него отвернулись. Это действительно так: и «Медный Всадник», и памятник Николаю Первому смотрят в противоположную сторону.
Однажды мы стояли с Андреем на мосту, смотрели, как тяжелые серые волны пенисто разбиваются о гранит набережной. В это время каждый думал о своем. Мимо нас проходили катера, прорезая себе путь сквозь отраженные в реке дома, и расступалась закованная в камень темная холодная вода…
— И откуда вдруг появилась эта странная башня? — без всякой связи с предыдущей темой спросил меня Андрей.
— Какая башня?
— На Охте, газпромовская.
— Вот ты о чем! Выброси из головы, пока это все — прожекты.
— Это у нас с тобой — прожекты, а у власти всегда — проекты, и реальность их очень велика.
— Я неплохо знаю эту историю, там речь идет, в конечном итоге, о строительстве. Но я убежден — если и будут строить эту пресловутую башню, ни одна российская компания не сможет выиграть тендер. Почему? Это отдельный разговор.
— Ну хорошо, так откуда же появилась эта странная идея?
— Если разобраться, то ничего странного в ней нет. Еще 8 декабря 2004 года петербургские газеты сообщили о том, что «Газпром» получил в аренду участок на пересечении Большеохтинского проспекта и Конторской улицы для проведения изыскательских работ. Площадь участка, согласно постановлению Смольного, составила шестнадцать тысяч квадратных метров. «Газпром» объявил о своем желании построить офисное здание для всех дочерних компаний, работавших тогда в Петербурге и области.
В газете «Коммерсант» утверждали, что эта сделка позволит городу за несколько лет рассчитаться с госдолгом, который к концу 2005 года составит шестнадцать миллиардов рублей, а к концу следующего 2006 года перевалит за двадцать миллиардов.
Андрей слушал очень внимательно.
— Как думаешь, построят?
— Не сомневаюсь в этом… Лично я — против строительства, но не потому, что здание очень высокое. Эйфелева башня тоже высокая, но без нее не было бы Парижа. Я против, потому что «Газпром» — компания государственная, а у государства есть куда потратить деньги, у нас еще многие деревни и поселки не газифицированы. И, наконец, главное — как только начнут строить, стоимость газа для населения моментально вырастет, как бы ни уверяли в обратном газпромовские чиновники. В городе полно дворцов, которые подлежат восстановлению — берите, восстанавливайте, работайте в них…
— Я тоже против этой пресловутой башни, Константиныч, только по другой причине. Этот скандал, разделивший город на сторонников и противников строительства, высветил очень важную проблему — наша власть плюет на мнение граждан, оно ей неинтересно. У власти достаточно ресурсов, чтобы провести любое решение, даже абсурдное: для этого есть управляемый парламент, лояльные деятели культуры, свои средства массовой информации, а главное — деньги, которыми она распоряжается. Я смотрю телевизор — и ничего не понимаю! Боярский и Мигицко уговаривают телезрителей, что башня чудовищной высоты на Охте необходима городу, как воздух. В это же время уважаемый академик Пиотровский пишет президенту и правительству письма с резкими протестами. Кому же верить?
— Мне, — шутя сказал я. Хотя бы на том простом основании, что я следил и слежу за событиями на Охте, начиная с 2006 года. Разумеется, я тоже могу заблуждаться… Хочешь, расскажу эту историю так, как я ее понимаю?
— Сделай одолжение…
— Ну, Андрей, потерпи.
Чтобы лучше понять, откуда возникла идея башни, начать придется издалека. С российской нефтяной промышленности и 1992 года, когда появились первые три вертикально интегрированных компании — «Лукойл», «Сургутнефтегаз» и «Юкос». Оставшиеся активы были распределены в 1994 году среди фирм, названия которых ничего не добавляют к рассказу. Еще две компании были образованы на год позже — «ТНК» и «Сибнефть». Последняя родилась в виде холдинга, куда согласно указу Бориса Ельцина вошли «Ноябрьскнефтегаз» и «Омский НПЗ». Затем началась эпоха «большой приватизации». Уже в мае 1997 года некая «Финансовая нефтяная компания» выкупила на залоговом аукционе за крохи пятидесяти одно процентный пакет «Сибнефти» в доверительное управление в рамках программы «Акции за долги». И у двадцативосьмилетнего Романа Абрамовича и его компаньонов возникла идея вертикального интегрирования структуры. К тому моменту они уже контролировали добычу нефти, переработку, каналы транспортировки нефтепродуктов. Абрамович вышел на Бориса Березовского. Роман Аркадьевич тогда уже успешно контролировал группу компаний, базировавшихся в Швейцарии. Он был также деловым партнером зятя Ельцина Леонида Дьяченко. Абрамович предложил Березовскому создать новую компанию — «Сибнефть», разделив между собой два лучших предприятия государственной «Роснефти». Березовский подсуетился и «Сибнефть» появилась на свет в соответствии с указом президента страны. За пару лет они через кучу своих фирм скупили ОАО «Сибнефть». Если верить газете «Московский комсомолец», приблизив Абрамовича к ельцинской «семье», Борис Березовский передоверил ему все финансовые и сырьевые потоки «Сибнефти», а сам ушел в правительство, а Роман Абрамович — в совет директоров «Ноябрьскнефтегаза» (основное добывающее подразделение «Сибнефти»), также став главой московского представительства «Сибнефти». С сентября 1996
