Пока путешественники стояли, дивясь подобному чуду, из чердачного окна ближайшего к ним дерева высунулась голова эльфийской девы. Высунулась и воскликнула на языке древних эльфов:
— Горячий привет дальнестранникам!
— Есть кто дома вроде тебя? — спросил Ловелас, отвечая, как повелевает обычай.
Миг спустя, дверь огромного дерева отворилась, и из нее вышел низкорослый эльф.
— Килоперц и Лавалье ожидают вас наверху, — сказал он и ввел путников внутрь просторного ствола. Внутри дерево оказалось совершенно пустым и оклеенным обоями под кирпичную кладку. Винтовая лестница вела сквозь дыру в потолке на верхний этаж. Эльф сделал знак, что им следует подняться по узким ступенькам. Добравшись доверху, путешественники попали в комнату, украшенную точь в точь как нижняя, но ярко освещенную свисавшей со стропил люстрой, изготовленной из тележного колеса. В дальнем конце комнаты сидели на паре пеньков Килоперц с Лавалье, облаченные в богатый муслин.
— Добро пожаловать в Лодыриен, — медленно поднимаясь на ноги молвила Лавалье, и путешественники увидели, что она прекрасна, как юный побег карликового дуба. Голову ее осеняла роскошная копна каштановых волос, и стоило Лавалье встряхнуть ею, как целые горсти роскошных каштанов сыпались на пол, подобно дождю. Фрито вертел в пальцах Кольцо и дивился великой ее красоте. Словно завороженный, он встал, и Лавалье оборотилась к нему и увидела, что он вертит в пальцах Кольцо и дивится великой ее красоте.
— Я вижу, Фрито, — молвила она, — что ты вертишь в пальцах Кольцо и дивишься великой моей красоте?
У Фрито перехватило дыхание.
— Пусть тревога покинет твое сердце, — молвила она, торжественно ущипнув его за нос. — Мы не кусаемся.
Килоперц поднялся, поочередно обратился с приветствием к каждому из путешественников, пригласил их устраиваться поудобнее на расставленных вдоль стен одноногих табуретках с резиновыми сиденьями и попросил поведать об их приключениях.
Артопед прокашлялся.
— Дела давно минувших дней, — начал он.
— Зовите меня Измаил, — перебил его Гимлер.
— Когда Апрель обильными дождями, — встрял Ловелас.
— Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, — завел свое Бромофил.
После недолгих споров пришлось Фрито рассказать всю историю Кольца и повесть о путешествиях Килько, поведать о Черных Призраках на свином ходу, о Совещании у Орлона, о Дории и о безвременной кончине Гельфанда.
— Уху-ху-ху, — печально промолвил Килоперц, когда Фрито закончил.
Лавалье глубоко вздохнула.
— Труден ваш путь и опасен, — молвила она.
— Да, — подтвердил Килоперц, — тяжкое бремя приняли вы на себя.
— Враг ваш силен и безжалостен, — молвила Лавалье.
— Многого вам надлежит опасаться, — промолвил Килоперц.
— Вы отправляетесь на рассвете, — молвила Лавалье.
Досыта пообедав херувимами и серафимами, усталые путешественники разошлись по комнатам, отведенным им Килоперцем и Лавалье в стоявшем поблизости маленьком дереве, но Фрито, собравшегося войти вовнутрь, Лавалье поманила за собой и вскоре привела в небольшую укромную лощину, посреди которой стояла заляпанная пометом птичья купальня с плавающей в ней кверху лапками четой воробьев.
— Яд, — пояснила Лавалье, выбрасывая оперенные трупики в кусты, — больше их ничем не отвадишь.
Вслед за тем она плюнула в воду, и оттуда с криком: «Ну, так какое твое седьмое желание?» — выпрыгнула золотая рыбка.
В ответ Лавалье склонилась к воде и прошептала: «Клаузула Вильмота», — и вода вскипела, наполнив воздух тонким ароматом мясного супа с фасолью. Затем показалось Фрито, будто поверхность воды разгладилась и на ней появилось изображение человека, что-то запихивающего себе в нос.
— Это так, рекламная пауза, — раздраженно молвила Лавалье.
Через миг вода прояснилась, и Фрито увидел сначала, как танцуют на улицах эльфы и гномы, потом какой-то пир в Минас Термите, потом веселый дебош в Шныре, потом большую бронзовую статую Сыроеда, разбиваемую на куски, чтобы понаделать из них булавок для галстуков, и наконец самого себя сидящим на груде бижутерии и улыбающимся до ушей.
— Это хорошее видение, — провозгласила Лавалье.
Фрито потер кулаками глаза и сам себя ущипнул.
— Значит все не так уж и сумрачно? — спросил он.
— Купальня Лавалье никогда не лжет, — строго ответила Владычица и, отведя Фрито к остальным путешественникам, исчезла в облаке духов «Похоть Джунглей».
Фрито напоследок еще раз ущипнул себя, шатаясь, забрался в дерево и скоро забылся глубоким сном.
Некоторое время поверхность купальни оставалась темной, затем замерцала и показала по очереди: радостную встречу «Титаника» в Нью-Йоркской гавани, выплату Францией военных долгов и прием по случаю инаугурации Гарольда Стэссена.
На востоке встала Вельвита, возлюбленная утренняя звезда эльфов и служанка рассвета, встала, приветствуя фланелевоязыкую Нокзему, и лязгая золотым помойным ведром, повелела ей пробудить крылатого рикшу Новокаина, глашатая дня. А следом за нею явилась в небе розовоокая Овальтина, дабы облобызать пушистыми устами землю к востоку от Моря. В общем, рассвело.
Отряд поднялся и, впопыхах позавтракав спирохетами и зобами, прошел, ведомый Килоперцем с Лавалье и их слугами, туда, где лежали на берегу великой реки Анаглин три бальзовых плотика.
— Настал печальный час расставания, — торжественно молвила Лавалье. — Но у меня есть для каждого из вас по небольшому подарку, который поможет вам в грядущие темные дни вспоминать о счастливом пребывании в Лодыриене.
Сказав так, она вытащила из кустов большой сундук и извлекла из него несколько чудных вещиц.
— Для Артопеда — драгоценности короны, — молвила она и поднесла удивленному королю грушу, ограненную подобно брильянту, и воробьиное яйцо размером с изумруд.
— Для Фрито — нечто волшебное, — и в руке у хоббота оказался дивный хрустальный шарик, внутри которого порхали снежинки.
За ними и все остальные члены отряда получили в дар нечто удивительное и роскошное каждый: Гимлеру досталась годовая подписка на «Эльфийскую Жизнь», Ловеласу дорожный набор для игры в Ма-джонг, Мопси баночка Клеверного Бальзама, Пепси пара салатных вилок, Бромофилу велосипед фирмы «Швайн», а Сраму канистра с репеллентом.
Путешественники быстро попрятали подарки среди прочего, уже уложенного на плоты необходимого в странствии снаряжения, включающего веревки, банки с говяжьей тушенкой, несколько тюков копры, волшебные плащи, позволяющие сливаться с любым окружением, будь то зеленая трава, зеленые деревья, зеленые скалы или зеленое небо; альбом «Драконы и василиски мира»; ящик собачьих галет и ящик польской водки.
— Прощайте, — молвила Лавалье, когда отряд кое-как разместился на плотиках. — Дальний путь начинается с первого шага. Человек — это не остров.
— Ранняя птичка червя получает, — промолвил Килоперц.
Плоты соскользнули в реку, а Килоперц с Лавалье погрузились на большого, переделанного под ладью лебедя и некоторое время плыли рядом с плотами, причем Лавалье, сидя у лебедя на носу, пела голосом, томящим душу, подобно дроби стальных барабанов, древний эльфийский плач:
Даго, Даго, Лэсси Лима ринтинтинЯнки уницикл рамар ротор ютТельстар алоха сааринен кларетНиксон камера импала десото?Гардоль масла телефон лумумба!Чаппакуа хаватампа мюриельТвою мог что хоти делай, бвана,Но ти выпить не поима!Комсат мельба рубайат нирванаГарсиа и вега гайавата алу.О митра, митра, скора мне капута!Волдари валдера, ля ви се ля ви,Хони соут ла ваш квирит,Хони соут ла ваш квирит.
(«Ах, падают листья, увядают цветы, и все реки впадают в Республиканскую партию. О Рамар, Рамар, помчись, словно ветер, на своем одноколесном велосипеде и предупреди речных нимф и королев кокаина! Ах, кто будет теперь сбирать земляные орехи и пировать средь подстриженных ровно деревьев? Кто теперь станет ощипывать наших единорогов? Видишь, куры уже смеются? Увы, Увы!» Хор: «Мы — хор, мы со всем согласны. Согласны, согласны, согласны, согласны.»)
Когда крошечные плотики один за одним скрывались под берегом, следуя изгибу реки, Фрито в последний раз обернулся и как раз успел увидеть, как Госпожа Лавалье в принятом у древних эльфов жесте прощания, засовывает палец себе в глотку — в то место, откуда растет язык.
Бромофил устремил взоры вперед, туда, где за речными излучинами едва-едва показалось солнце.
— Ранняя птичка гастрит получает, — пробормотал он и крепко заснул.
Столь велико было очарование Лодыриена, что хотя путешественники провели в этой волшебной земле всего одну ночь, им она показалась неделей, и Фрито, плавно несомый рекой, преисполнился вдруг неясного страха, — ему стало казаться, что времени у них осталось всего ничего. Он вспомнил о полном зловещих предзнаменований сне Бромофила и, вглядевшись в спящего воина, впервые заметил пятно на его челе, как бы от высохшей крови агнца, большой меловой крест на спине и черную метку размером с дублон на щеке. На левом плече Бромофила сидел огромный, недобрый на вид стервятник — сидел, ковырял в зубах и пел дурацкую песню про каких-то трупиалов.
