Тайное сыскное ведомство теперь возглавлял наследовавший Дмитрию Ивановичу Годунову Семен Годунов. Он усовершенствовал систему сыска в стране (иноземцы не слишком преувеличивали, говоря, что к каждому московиту приставлено по нескольку соглядатаев).
Прежде деятельный и энергичный, Борис в конце жизни все чаще устранялся от дел. Он почти не покидал дворец, перестал принимать прошения и жалобы. Круг лиц, всю жизнь поддерживавших его своими советами и помощью, стремительно сужался. Царя все больше одолевала болезнь. Физические и умственные силы его быстро угасали. Будучи подвержен суевериям, правитель давно питал склонность к чернокнижию. Слабость превратилась в страсть, когда счастье окончательно отвернулось от Бориса. Не находя опоры в ближайшем окружении, царь обращался к прорицателям. Он полон чар, писал один из польских дипломатов в Москве, и без чародеек ничего не предпринимает даже в малом, живет их советом и наукой, их слушает. Погруженный в отчаяние из-за постоянных неудач, царь переставал доверять себе и, казалось, терял рассудок. Предчувствуя близкий конец, Борис мучительно размышлял над тем, может ли он рассчитывать на спасение в будущей жизни, и за разрешением своих сомнений обращался то к богословам, то к знаменитой в Москве юродивой – старице Олене. «Ведунья» Дарыща давала официальные показания о ворожбе во дворце у Бориса спустя 40 лет после его смерти.
Обуреваемый страхом перед самозванцем, Годунов не раз засылал в его лагерь тайных убийц. Позже он приказал привезти в Москву мать Дмитрия и выпытывал у нее правду: жив ли царевич или его давно нет на свете?
13 апреля 1605 года Борис скоропостижно умер в Кремлевском дворце. Передавали, будто он из малодушия принял яд. Но то были пустые слухи. Находившийся при особе царя во дворце Яков Маржарет засвидетельствовал, что причиной смерти его явился апоплексический удар.
Незадолго до кончины Годунов решил вверить командование армией любимому воеводе Петру Басманову, отличившемуся в первой кампании против самозванца. Молодому и не слишком знатному воеводе предназначалась роль спасителя династии. Последующие события показали, что Борис допустил роковой просчет.
Сын знаменитого опричного фаворита Грозного Басманов был всецело поглощен собственной карьерой и плохо помнил благодеяния. Будучи принужден считаться с местническими традициями, Борис формально поставил во главе армии боярина князя Михаила Катырева-Ро-стовского, всецело обязанного своей карьерой новому царю. Петр Басманов числился его помощником. После блистательного взлета в опричнине Басмановы надолго сошли со сцены, и Петру Басманову предстояла жестокая борьба, чтобы возродить былую «честь» фамилии.
Явившись в армию уже после смерти Бориса, Басманов заявил резкий протест против назначении в его армию боярина Андрея Телятевского, которое, по его мнению, наносило ущерб его местническому положению.
«Потерька» фамильной чести беспокоила новоиспеченного главнокомандующего гораздо больше, чем тяжелое положение войска. В присутствии бояр он заявил, что Семен Годунов выдал его в «холопи» своему зятю Андрею Телятевскому, но он, Басманов, предпочитает смерть такому позору. Молодой воевода не мог сдержать чувств и, упав посреди «разрядного» шатра, «плакал с час, лежа на столе». Тяжба с зятем всесильного Семена Годунова привела Басманова в лагерь оппозиции, давно образовавшейся в действующей армии. Наибольшее недовольство выражали рязанские и северские дворяне, в большом числе уклонившиеся от присяги Федору Годунову. Во главе заговора недовольных дворян встали «большие» рязанские дворяне Ляпуновы. При Годунове они неоднократно подвергались наказаниям за участие в столичных беспорядках и незаконную продажу оружия казакам на Дон. Теперь Ляпуновы затеяли тайные переговоры с донцами, осажденными в Кромах.
Заговорщики подняли мятеж, едва к ним примкнули воеводы Басманов и братья Голицыны. По сигналу донские казаки произвели вылазку из Кром и ударили по царскому лагерю. Тем временем мятежники проникли в воеводский шатер посреди лагеря и связали воеводу Ивана Годунова. Из-за начавшейся паники верные воеводы князь Михаил Катырев-Ростовский и Телятевский не сумели организовать отпор кучке мятежников и бежали из лагеря.
Дворянское ополчение в массе не поддержало заговорщиков, но дворяне не выказали большого желания сражаться за дело Годуновых. В течение трех дней остатки бежавших из лагеря полков шли через Москву на Север. Правительство Федора Годунова не смогло провести новую мобилизацию, и его военная опора рухнула.
Присяга Федору Годунову прошла в Москве без затруднений, казна раздала населению громадные суммы на помин души Бориса, на самом же деле – чтобы успокоить столичное население. Несмотря на это, волнения нарастали день ото дня. Знать спешила использовать междуцарствие, чтобы избавиться от неугодной ей династии. Вызванный из армии Федор Мстиславский вел себя столь двусмысленно, что Семен Годунов отдал приказ о его тайной казни, который, однако, не был исполнен.
Лишившись армии, династия Годуновых оказалась в критическом положении. Но окончательный удар ей нанесло восстание в Москве. Народ волновался и оказывал неповиновение властям. В конце мая 1605 года по Москве распространился слух о приближении войск «царя Дмитрия». В городе тотчас же вспыхнула паника. Толпа горожан, собравшихся на площади подле Серпуховских ворот, внезапно бросилась бежать, увлекая за собой встречных: «всяк бежал своим путем, полагая, что враг гонится за ним по пятам, и Москва загудела как пчелиный улей». Царь Федор Годунов и его мать долго не могли узнать толком, что происходит в городе. Наконец они выслали ближних бояр к народу на Красную площадь. После долгих увещеваний толпа нехотя разошлась по домам.
С некоторой наивностью И. Масса повествует о том, что 1 июня около 9 часов утра в Москву смело въехали два гонца «Дмитрия», что «поистине было дерзким предприятием»; на площади гонцы огласили грамоту '.(Дмитрия», после чего толпа пала ниц, и пр. Совершенно так же описывают события русские летописцы, назвавшие по именам гонцов Лжедмптрия,
Зачитав «прелестные» грамоты «вора» на Красной площади, дворяне Г. Пушкин и Н. Плещеев «смутили» население столицы.
Приведенные рассказы были некритически восприняты историками, несмотря на их очевидную легендарность. В самом деле, как могли двое дворян проникнуть через тройное кольцо крепостных укреплений? Как могли распоряжаться в городе, в котором функционировало правительство, опиравшееся на преданный стрелецкий гарнизон?
Лжедмитрий не раз посылал своих гонцов в Москву, но все они неизменно оказывались в тюрьме или на виселице. Что же позволило Пушкину и Плещееву добиться успеха? Чтобы ответить на этот вопрос, надо установить последовательность и связь событий.
Очевидцы засвидетельствовали, что донской атаман А. Корела с отрядом, обойдя заслоны правительственных войск на Оке, 31 мая разбил лагерь в 6 милях от Москвы. Сопоставление дат позволяет сделать важные выводы. Корела появился в окрестностях столицы 31 мая, а Пушкин и Плещеев вошли в город на другой день рано утром. По-видимому, эти события находились в неразрывной связи между собой. Трудно предположить, чтобы Корела и Пушкин, присланные под Москву одним и тем же лицом, в одно и то же время, с одной и той же целью, действовали при этом независимо друг от друга. Как видно, именно казаки доставили посланцев Отрепьева в окрестности столицы.
Если бы у стен Москвы появились полки П. Ф. Басманова и братьев Голицыных, они не произвели бы такого переполоха, какой вызвали казаки. Само имя Корелы было ненавистно начальным боярам и столичному дворянству, пережившим много трудных месяцев в лагере под Кромами. Власть имущие имели все основания опасаться того, что вступление казаков в город послужит толчком к общему восстанию.
Как только богатые («лучшие») люди узнали о появлении Корелы, они тотчас начали прятать имущество, зарывать в погребах деньги и драгоценности. Правительство удвоило усилия, чтобы как следует подготовить столицу к обороне. Весь день 31 мая по городу возили пушки и устанавливали их на крепостных стенах. Военные меры по поддержанию порядка в столице и предотвращению народных волнений отрабатывались в течение многих лет, в особенности же после восстания Хлопка. Тем не менее эти меры не помешали Пушкину и Плещееву «бесстрашно» войти в Москву.
Гонцы самозванца прибыли в Подмосковье из района Орла и Тулы. Но в столицу они вошли не по серпуховской или рязанской дороге, а по ярославской дороге из района Красного села. Это село располагалось за рекой Яузой, к северо-востоку от Москвы. Отмеченный факт можно поставить в прямую связь с действиями отряда Корелы. По свидетельству Маржарета, «Дмитрий» послал войско к столице, чтобы «отрезать съестные припасы от города Москвы». Заокские города были охвачены смутой, и Москва не могла рассчитывать на подвоз хлеба с юга. Зато замосковные города сохраняли верность династии, так что обозы шли оттуда непрерывным потоком. Особенно оживленной была дорога из Ярославля, проходившая через Красное село. Чтобы выполнить приказ Лжедмитрия, Корела должен был перерезать прежде всего эту дорогу. По-видимому, он так и сделал.
