Харун готов был схватить Амбер и заняться с ней любовью до полного изнеможения.
Он сходил с ума. Он провел рядом с ней на кровати всю ночь, притворяясь спящим, пока тело его не затекло от болезненного напряжения. Он не сомневался, что с Амбер происходит то же самое. Но в тот момент, когда его разгоряченное тело велело ему повернуться к жене и любить ее, он услышал тихое, размеренное дыхание. Она спала.
Когда Амбер расплакалась оттого, что он прервал свои ласки, это стало для него откровением. За три долгих тоскливых года она выказывала ему только презрение и злость – даже в ту ночь, когда пришла к нему с просьбой лечь с ней в постель. Но вчера Амбер проявила дружеское участие, заботу, доверие, привязанность и… в тот обжигающий момент, когда он проснулся с рукой, лежащей на ее груди, – откровенное влечение к нему. Харун был близок к тому, чтобы дать ей то, чего она хотела, – чего хотели они оба, – однако шорох за дверями, шаги, покашливание напомнили ему, что за ними следят.
И как он может рисковать жизнью Алима?
Перед ним снова встал выбор: либо их личное счастье, либо жизнь брата. Если бы знать, что Алим в безопасности, если бы сбежать отсюда и уединиться, он дал бы своим похитителям то, чего они добивались. Теперь Харун не сомневался, что Амбер хочет его…
Но он унизил и обидел ее, совсем не желая этого. Его объяснения она сочла оскорбительными.
После нескольких часов молчания Харун осторожно произнес:
– Я сожалею о том, что произошло ночью.
Губы Амбер приоткрылись, она повернулась к нему:
– Ты уже извинился передо мной. К чему повторять одно и то же? Ведь ты спал, да?
Тон ее был таким холодным, таким надменным! Однако мужской инстинкт подсказывал ему, что испытывает она совсем другие чувства.
Он заглянул ей в глаза:
– Я слышал кашель за стеной. Не хочу, чтобы на нас кто-нибудь смотрел сквозь дырки в стенах.
Она с изумлением посмотрела на него:
– Резонное предположение.
Хотя в голосе Амбер прозвучала холодная ярость, ему захотелось улыбнуться.
– Ты хочешь сказать, что мы еще займемся с тобой любовью? Или ты прощаешь меня за то, что я пренебрегал тобой все эти годы, и приглашаешь в свою постель?
– И то и другое, – тихо сказала она, – особенно учитывая то, что ты пренебрегал мной на глазах у всех, публично унижая.
В ответ Харун криво усмехнулся:
– Меня не устраивает жена-мученица, Амбер. И я уверен, что тебе не нужен покорный и вялый муж. Я считал, что ты не хочешь меня, а ты думала, что я не хочу тебя. Однако все время мы хотели одного и того же и при этом даже не пытались поговорить.
Вздернув подбородок, она поинтересовалась:
– Неужели ты действительно сказал: «Мы не пытались поговорить»?
Следует немедленно признать свою ошибку, иначе отношения с ней на этом и закончатся.
– Ты права, именно я не пытался поговорить, но скажи, была ли ты достаточно настойчивой?
Она обдумывала его слова, опустив глаза.
– Может быть…
Но как только ледяной панцирь, сковывавший страсть Амбер, начал наконец таять, Харун услышал, что дверь в их комнату открылась. Он выругался оттого, что им постоянно мешали. Он встал и шагнул к двери. Амбер, вскочив, бросилась к нему.
– Он наставил на меня винтовку, – прошептала она, дрожа, – и… и он смотрит на меня, а я почти раздета.
Резко повернувшись к стражнику, Харун спрятал Амбер за своей спиной.
– В чем дело?! – крикнул он четыре раза, на различных диалектах. – Отвечайте, зачем вы запугиваете мою жену? – И вновь он произнес эту фразу на четырех диалектах, распространенных в регионе, откуда была родом Амбер.
Охранник промолчал, лишь указал дулом винтовки на обеденный стол.
Амбер в страхе прижалась грудью к спине Харуна.
В комнату вошли трое мужчин с подносами в руках. На них был полный обед с тремя переменами блюд и разнообразными напитками: чаем, соками и водой. Они накрыли стол так изысканно, будто Харун и Амбер были почетными гостями какого-нибудь шестизвездочного отеля. Затем они встали поодаль, словно вышколенные официанты. Только «метрдотель» по-прежнему держал в руках винтовку, направленную на «почетных гостей».
Харун не двигался с места, продолжая заслонять Амбер своим телом:
– Вон отсюда! Не приближайтесь к моей жене. Прекратите смотреть на нее, или я выясню, кто вы такие, и прикончу вас голыми руками.
Через секунду главный страж, почтительно поклонившись, махнул своим подчиненным рукой. Когда они ушли, он отступил на несколько шагов.
Харун усадил Амбер за стол, затем сел сам, загородив ее от стражника, чтобы тот не мог видеть полуобнаженное тело его жены.
– А теперь убирайся! – гаркнул он.
Снова поклонившись, стражник покинул комнату.
– Спасибо, – прошептала Амбер, вцепившись в руку мужа.
– Меня не за что благодарить. – Харуна охватило неведомое доселе чувство: будто он летел на собственных крыльях.
– Я больше не могу выносить их ужасающее молчание, – пробормотала она. – Почему он наставил на меня ружье? Что я сделала?
Харун знал почему, но вслух не сказал ничего. «Они добились своей цели, Амбер, ты прижалась ко мне». Вряд ли ее утешили бы эти слова. Возможно, она стала бы подозревать его в сговоре с похитителями.
Отпустив руку Амбер, Харун нежно обнял ее:
– Клянусь, я буду защищать тебя и, если понадобится, отдам за тебя свою жизнь.
Повернувшись, она посмотрела на него:
– Сегодня ночью я говорила, что очень рада, что ты со мной… и ты видел… ты должен был видеть… – Она крепко сжала губы.
– Да, я видел, как страстно ты хочешь меня, как жаждешь моих ласк. – Нежно улыбнувшись, Харун прикоснулся к ее пылающему лицу. – И ты должна была заметить, как я хочу тебя, Амбер. Если бы не стражники, этой ночью мы занялись бы с тобой любовью.
Она ничего не сказала, но в глазах ее читалось сомнение.
– Ты произнес мое имя. Но я не уверена, что ты думал в это время обо мне.
По этому полувопросу и глубокой печали, омрачившей взгляд Амбер, Харун понял, какую рану он нанес ей своим холодным поведением. Ведь она понятия не имела о том, что он страстно желает ее. Она не знала об этом до сегодняшнего дня и теперь сомневается.
Похоже, он слишком хорошо скрывал свои чувства.
– Я думал только о тебе, Амбер. Ты даже не представляешь, как давно я о тебе мечтал. – Вновь взяв руку девушки, Харун поднес ее к своим губам и поцеловал теплую ладонь. Амбер не отдернула руку, только судорожно выдохнула воздух, и тогда он поцеловал ее запястье. – Сандаловый мед, – пробормотал он, вдыхая запах ее кожи. – Нет ничего более изысканного.
Амбер не ответила, лишь слегка прикоснулась кончиками пальцев к его лицу. Она боялась выразить свои чувства. Что, если Харун снова отстранится, оставив ее униженной? Он поступал так в течение многих лет, и это доставляло ей страдания.
