Гастингс сделал неопределенный жест рукой.
– Остальное вы уже знаете... Первой моей мыслью было, что Элеоноре нельзя подниматься наверх, нельзя проходить мимо двери Боскомба. Как задержать ее? Можно было спуститься через люк, но мне не хотелось выдавать тетушке Стеффинс тайну наших встреч. Я решил спуститься по дереву, – добежать до входной двери и... Впрочем, не знаю. Скорее всего, мне просто хотелось убежать подальше от того страшного зрелища. До дерева я добрался без затруднений. Помню еще, как перемахнул на него, шорох листьев, а потом дерево как будто опрокинулось – и это все. Когда я пришел в себя, надо мной стоял, наклонившись, какой-то седой старичок – это было уже в комнате Люси. В следующее мгновение, когда я хотел заговорить, словно железные иглы вонзились мне в голову. Но об этом я, по-моему, уже рассказывал Люси...
Хедли бросил пронзительный взгляд на девушку, но та с жестом, который, пожалуй, можно было назвать циничным, опередила его вопрос.
– Разумеется, разумеется, господин инспектор. Теперь вам, конечно, хочется услышать кое-что и обо мне. Не знаю, сколько времени пролежал Дон, прежде чем я его подобрала, не слышала, как он упал... Я читала у себя в спальне – может быть, и вздремнула...
– Вы не слышали, что творилось в доме?
– Нет. Я же говорю, что, наверное, вздремнула, сидя в кресле. – Она замялась и чуть вздрогнула. – Что-то разбудило меня, сама не знаю – что, но я испугалась. Посмотрев на часы, увидела, что уже за полночь. Я продрогла и... короче говоря, у меня не было настроения возиться с камином. Я пошла на кухню приготовить себе перед сном немного пунша. Кухонное окно было открыто, и я услышала во дворе чей-то стон. Я вышла...
– Достойная похвалы смелость, мисс Хендрет, – бесстрастно заметил Хедли. – И что дальше?
– Ничего достойного похвалы тут не было, не надо насмехаться надо мной. Я подхватила Дона на руки. Он был весь в крови. Я хотела было разбудить Криса Полла или Каль... – Взглянув на Боскомба, она осеклась на полуслове. Глаза ее блестели за опущенными ресницами, но лицо было все таким же бледным. – ...чтобы кто-нибудь помог мне, не поднимая на ноги весь дом. Отворив дверь в холл, я увидела наверху свет и услышала голоса. В самом холле стояла миссис Стеффинс, прислушиваясь к происходящему. Я обратила внимание, что она полностью одета. Она тоже увидела меня, когда я закрывала дверь, чтобы вернуться к Дону. Через несколько минут после этого вы появились у меня. – Потом пришли врач и мистер Карвер, и от него я узнала о случившемся. Когда Дон пришел в себя, он немедленно захотел поговорить с вами.
До сих лор она говорила размеренным спокойным тоном, как полицейский, дающий показания в суде. Сейчас голос ее изменился.
– Конечно, он упал с высоты всего тридцать футов и, разумеется, ветки смягчили удар, – раздраженно проговорила она. – Я понимаю, что он должен был дать показания, но сейчас, может, вы отпустите его?
– Черт возьми! – по-детски жалобно воскликнул Гастингс. – Ради бога, Люси, почему ты обращаешься со мной, как со слепым щенком? – Его голос дрожал от слабости, он почти хныкал. – Ты всегда так обращалась со мной, и мне это начало надоедать! У меня достаточно причин поступать так, как я поступаю. Против Боскомба я ничего особенно не имею. Любить я его не люблю, – взгляд Гастингса убежал куда-то в стоРону – но и зла к нему не питаю. Другое дело – Стенли! Я отлично знаю, что не они убили того человека, но они хотели его убить, и я позабочусь, чтобы все узнали, какой мерзавец этот Стенли. Я хочу, чтобы всем было известно: он участвовал в подготовке убийства, а сам стоял и смотрел, дожидаясь...
– Да, – перебил Хедли, – точно так же, как и вы. Гастингс внезапно успокоился и впервые выглядел вполне уверенным в себе. На его лице появилась пугающе довольная улыбка.
– О нет, – сказал он. – Я – совсем другое дело. Я разве не сказал вам? – Его улыбка стала хитрой. – Мне ведь, знаете, больше всего и взвинчивало нервы это радостное ожидание. Я все продумал, времени было достаточно. Я собирался – когда они уже вдоволь натешатся своей жертвой и готовы будут застрелить ее – спрыгнуть к ним в окошко. Я надеялся, что бродяга поможет мне быстро справиться с Боскомбом, а если и нет – не беда. Стоит, наверное, сказать вам, что я – капитан университетской сборной по боксу. Прежде всего мне хотелось избить Стенли до бесчувствия, до полусмерти, а потом... – Он умолк и глубоко вздохнул, улыбка на его лице успела уже превратиться в жестокую гримасу. – Ладно, потом я обвинил бы их обоих в попытке убийства. Их жертва стала бы моим свидетелем, а улик, неопровержимых улик, было бы более чем достаточно. Их, к сожалению, не повесили бы, но, держу пари, каждый плевался бы от отвращения, услышав их имена!
– Но что Стенли сделал вам, мистер Гастингс?..
– Скажи им! – негромко проговорила Люси. – Теперь они, рано или лоздно, все равно узнают об этом. Если не ты, то я сама скажу.
– Почему бы и нет? Я не стыжусь этого... Мое полное имя, – твердо произнес юноша, – Дональд Хоуп-Гастингс. Этот сукин сын застрелил моего отца.
Он с трудом поднялся и направился к выходу. Едва лишь дверь закрылась за ним, как они услышали испуганное восклицание сержанта Бетса и глухой стук падающего тела.
10. Позолота
– Посмотрите, что с ним, – обратился Хедли к Люси Хендрет, – и возвращайтесь сюда. Пригласите заодно прийти и остальных женщин. – Хедли подождал, пока дверь за Люси закрылась, несколько мгновений прислушивался к голосам в коридоре, а потом обратился к Феллу: – Дело становится все неприятнее, к тому же его еще усложняет любовь нашего юного друга к чувствительным сценам. Надеюсь, он говорил правду. Гм, гм. Насколько я знаю, у старого Хоупа – помните, я вам рассказывал, тот тип, который растратил четверть миллиона из своего же банка – остался сын, ему тогда могло быть лет семь или восемь. Если бы этот паренек не был так склонен к мелодраме...
Было очевидно, что Хедли не в своей тарелке. Он вытер лоб и так посмотрел на свой блокнот, словно там не содержалось ничего, кроме бесполезных каракуль.
– Вы не правы, Хедли, – возразил Фелл. – Этот юноша не любит мелодраму – он переживает ее. Переживает, потому что он – обычный человек из плоти и крови, а не персонаж из учебника психологии. Проявление чувств настолько раздражает вас, старина, что вы склонны вообще отрицать их, если о них не толкуют так же бесстрастно, как о погоде. Вы готовы поверить только в примитивные чувства жаждущего дорваться до чужой собственности грабителя. Если же чья-то душа вся дрожит от навалившегося на нее избытка ненависти или раскаяния, вы не видите в этом такой захватывающей психологической проблемы, как у героев Ибсена в их кукольных домах. А ведь все как раз наоборот: такой человек весь кипит, он весь живет в невообразимой, безумной мелодраме. Это так, как будто... – Фелл пробормотал что-то про себя, погладил усы и огляделся с еще более рассеянным, чем обычно, видом.
– Мне кажется, я понимаю вас, – мягко проговорил Боскомб. Фелл несколько удивленно поднял на него глаза. – А? Что? Вы еще здесь. Откровенно говоря, я надеялся, что вы уже ушли.
– Одним словом, вы уже осудили меня? – быстро спросил Боскомб. Самообладание снова вернулось к нему, и он старался выглядеть цинично легкомысленным. – По-вашему, я – чудовище?
– Нет, хотя полагаю, вы хотели бы заставить нас в это поверить. Основательно забили себе голову всякими отвратительными нелепостями, но это только мишура. Вы всего лишь ребенок по сравнению с настоящим дьяволом, обитающим в этом доме. Весьма вероятно, что у вас и в мыслях не было убивать Эймса...
– О чем я вам и говорил уже, не так ли? Я же сказал, что хотел лишь подшутить над Стенли, изрядно надоевшим мне своими россказнями о том, каким крутым парнем он был в старые добрые времена.
– Гм, да. Вы сказали это, когда боялись, что вас могут обвинить в убийстве. Сейчас, однако, когда нам известно, как все выглядело в действительности, когда вашей жизни не угрожает опасность, вы счастливы, что можете покрасоваться в роли злодея. Сейчас вы можете спокойно себе воображать, будто и впрямь готовили убийство, торжествовать и рассказывать об этом каждому встречному и поперечному. Знаете ли дружок, вы просто раздражаете меня.
Боскомб засмеялся, а Хедли резко откинулся на спинку стула.
– Вы, стало быть, уверены, что его шкуре ничего не угрожает? Пусть он об этом и не мечтает. Я уж постараюсь доставить себе маленькое удовольствие арестовать его по обвинению в попытке убийства.
– Вы не сможете арестовать его, – глухо проговорил Фелл. – Жаль, конечно, но это так. Я присмотрелся, когда Пирс отбирал у него пистолет, к глушителю... это просто блеф.
– Что?
– Это не глушитель, а просто выкрашенная в черный цвет жестянка с дыркой на конце для вящей красоты. Черт возьми, Хедли, что все это – только плод распаленного детективами воображения? Вам ли не знать, что по всей Англии найдется от силы полдюжины настоящих глушителей и раздобыть их отнюдь не просто? Да, но ведь всякий уважающий себя убийца должен пользоваться пистолетом с глушителем! Обвинив их в попытке убийства, вы только выставили бы себя на посмешище. Пожалуй, Боскомб, вы больше рисковали другим. Не удивился бы, если бы Стенли задушил вас за эту милую шутку.
