— Ну, ты и привереда!
— Ничё ни привереда, наоборот. Скромненько и со вкусом. По гестаповски!
Когда Саня кирии разговор наш перевёл, она долго смеялась, а потом сказала, что ей чёрный цвет жутко надоел. И хочется ей надеть шелковое красное коротенькое платице и туфельки. Но, обычай не велит. До следующего февраля.
Когда приехали, вспомнили, что Чезаре позабыли, собрались за ним вернуться, а потом рукой махнули. Чезарята вчера нашли в гараже кучу велосипедов всех конструкций, по стенкам там развешенных и привели их в рабочее состояние. На велике доберётся Чезаре к вечеру. Или с дядь Димой. А пока пусть выспится всласть, да с детками своими поводится. А то вовсе воспитание наследников своих забросил. По аэродромам околачиваясь.
Катя на земле нас ожидать отказалась, и желание изъявила с нами покататься. А нам не жалко. Катайся, да не жалуйся потом. И полетели мы в зону. Саня по новой меня погнал. Площадки, крены, виражи. Но с этим мы быстренько разобрались и опять заход отрабатывать начал я. Вверх-вниз. Вниз-вверх. С таких качелей лихо быстро достанет. Оглянулся я на развороте на Катю. Нет, розовая сидит. Не зелёная нисколько. Мне улыбается, и пальчик большой оттопырила. Нравится ей кататься, значит.
Сашка зарычал на меня, опять я горизонт на развороте потерял. Поправился, развернулся на 600 метрах, и вниз. Над полосой в десяти метрах прошёлся площадочкой, и вверх! И на разворот! И левый разворот, и правый разворот, а потом наоборот. Весело, спасу нет!
Неделю почти мы этим занимались. И Катя с нами постоянно. Корнелия на пляже предпочитала моржевать. Или Марии по дому помогала. Детишки дружков-подружек нашли в деревне неподалёку, и с ними отжигали. Чезаре спал до обеда, потом на Олимбое спал, или с Георгиосом винишком баловался, пока мы над ними жужжали. Потом машину обихаживал, давая мне наглядные уроки. Потом теорию читал. А потом он звезды зажигал, давая понять, что спать пора.
А Катя ночевать ко мне пришла. Через окошко, правда. Неофициально. Но, вроде, насовсем.
Хиос. 16.07.2005 г.
В субботу с утра мы принялись по лётному полю колесить на ероплане. Саня решил, что пора мне к габаритам привыкать, размах крылышек прочувствовать. Полтора часа мы передом катались и разворачивались. И на месте, зажимая тормозом одно колесо, и по кругу на конце полосы, не выезжая за пределы. Пыли подняли винтом — до небес. Потом Саня достигнутым мною мастерством вождения удовлетворился, перекинул винт на реверс и заставил меня задним ходом ездить. Снова мне забота. Но трудом, потом и ойёёями наловчился постепенно. А когда наловчился, майку снял, и в салоне сушиться повесил. Потом мы решили в Хиос слетать на заправку. И Сашке показалось, что я вполне готов самостоятельно взлететь. Не показалось ему. Взлетел я без замечаний, по полосе не рыскал, ровненько поднял птичку на крылышки, штурвалом угол набора придавил до десяти градусов, не давая ей нос задирать, закрылки вовремя спрятал и опять триммером, на вариометр глядя, пять метров в секунду скорость подъема вывел. Сашка меня похвалил, и рулить до самого Хиоса не мешал. Подлетел я к глиссаде хиосской, снижаться начал на 01 полосу, и вот тут случилось то, чего мы с Сашкой так настойчиво добивались. На снижении почувствовал я машину. Ощутил то самое слияние, про которое столько наговорено. Птичка послушная стала, и я почувствовал, чего она хочет, и чего не хочет. И как заставить её делать то, что мне надо. Пошевелил штурвалом, педальку правую придавил и вывел Сессночку строго на осевую, хоть и сносило её ветерком немного. Креном снос убрал и Сане говорю —
— Первый, могу посадить. Уверен, нормально сяду.
Оценил мой инструктор как я по глиссаде иду. Нормально иду. Закрылки на 20 градусов, скорость 80 узлов, скорость снижения 3 метра в секунду. Машину не колбасит. Ровненько так с горки катиться.
— Давай, — говорит, — дерзай. Я подстрахую!
И посадил я самолёт. Как дитё на ВПП поставил. В полуметре от полосы выровнял "Караван", и на касании вертикальная скорость вообще была не более одного дециметра. Опустил переднюю стоечку. Реверс включил, затормозился до 10 узлов, и на стоянку не спеша и исполненный самоуважения заехал. Как был, с обнажённым торсом. Сашка на похвалу жадный, и тут по плечу похлопал только и сказал, что теперь мне к левому креслу пора привыкать. Сорвал я, можно сказать, аплодисменты. Пока Сашка заправлял самолёт, мы с Катей и поцеловаться капельку успели. На радостях.
Залили в баки керосин, отмусолил я 700 евров за тонну в заправочном офисе, и на взлёт порулил. Самолично у диспа разрешение попросил, на английском уже, всё чин-чинарём! Уже на левом кресле сижу. Уже теперь я "первый"! А Саня "вторым" теперь будет! Только помню я наставления всех наставников моих. Самый сейчас опасный период у меня наступает. "Пёрышки у меня прорезались" и потому может случиться у меня от самоуверенности некое небрежение какое-нибудь. И навернуться в таком прискорбном случае — как два пальца об асфальт вытереть. Сам себе внушаю: "Не суетись под клиентом, делай всё по правилам, делай всё не спеша, и всё по уму будет".
Вот под внутренний этот голос вырулил я аккуратно, взлетел аккуратно, развернулся аккуратно, прилетел на Олимбой и снова у нас пошли качели. Только уже с касаниями полосы и пробегом по оной. Посадка — взлёт, взлёт — посадка. А как иначе навык закрепишь? Только практикой! Но всё получалось у меня, день такой настал. К 16:00 накатались досыта. Из машины выпали, стоим в обнимку, друг за дружку держимся. Покачивает нас всех троих. Умотались за неделю. Сашка инструкторской властью пользуясь, следующий день, воскресный, объявил праздничным днём — "потому, что он не ишак, чтоб без выходных ишачить! А сегодня день у нас предпраздничный, короткий. И потому вечерних посиделок сегодня устраивать не будем, а поедем домой отдыхать!". Все закричали "ура", быстренько всё устаканили. И домой поехали.
И по дороге решили мы с Александром хозяев наших маленько побаловать. Заехали в Олимпи, это у аэродрома деревенька такая обосновалась. И купили там по наводке местной мелкоты овечку свежеубиенную, невеликую. На шашлык. Уксуса виноградного и зелени всяческой у тётушки Марии своих невпроворот. Огород тоже на снабжение таверны рассчитан. Сашка маринад замешал. Я мясо шинкую на куски порционные. Морсик нам помогает усиленно. Не мешает! Смирно сидит, помалкивает, слюнями изошёл и нас томными взглядами изводит. В награду за помощь и долготерпение много не требует. Мясца только, за-ради Христа. Расслабились мы с Саней. Отвернулся я на секундочку, нож поправить на оселке. Поправил, а резать-то более нечего. Нет ноги бараньей! Передней левой! Ушла в самоволку! Правая половина овечки пока в мешке, на высокой ветке висит. Заднюю левую Сашка пластает из рук не выпуская. А моя, передняя левая — ушла в сторонку за камушки. И потрескивая косточками, в Морса так и норовит поскорее забраться! Слиться с ним в единении. Это хорошо, что я с неё почти всё мясо срезать успел. На позвоночнике немножко оставалось.
— Эй ты!! Раб желудка перепончатолапый! Где нога?
— Какой нога?! О чём вы это, кириэ, со мной беседуете?!
— Левый! Овеческий!
— Нет. Что-то не упомню! Не пробегал!
— Монморанси! Да ты — вор!
— Господь с вами, кириэ, честного маленького фокстерьера обидеть всякий норовит! А второй ножкой не угостите? Ну, хоть тем, что от неё осталось. На первой косточки нежные, сладкие, мягонькие оказались, и даже маленько мяса! Но, крайне мало!
— Вот! Признаёшься, воррюга?!
— В чём, простите?
— Сожрал ногу! Украл и сожрал!
— Ой, ну что вы! Она сама пришла и отдалась мне без остатка. Можно даже утверждать под присягой — она в меня силой проникла. Я на неё рычал, лапами отбивался, но, увы, не преуспел. Теперь вот, придётся переваривать. Такая настырная нога, жуть!
Часам к семи, работы домашние у хозяев оказались все переделаны. А у нас с Шуриком, мяско промариновалось. На берегу мангал из камней сложенный углей набрал, и пригласили мы общество на посиделки. С шашлыками на фоне моря и прибрежных скал. Шампуры я собой из Тюмени ещё прихватил, два десятка. Вещь первой необходимости. Мало ли где нужда в них случится? Вот и пригодились шампурчики.
Как поспела первая партия, выпили все вина за сегодняшний мой успех несомненный. Катя речь сказала о моём пилотском таланте. И до шашлыков дело дошло. Мы с Саней пример подаём, на шашлык дуем, обжигаемся и слюной захлёбываясь, зубами его с шампуров рвём, как волки голодные. Славные удались шашлыки. Понравилось нам. Покивали мы народу поощрительно. Мол, плиз! Чезарята по нашему примеру прямо с шампуров трескать ринулись. Бедные, голодные детки. Остальные переглянулись и вслед за чезарятами тоже осмелели.
Распробовали они наше произведение, винцо в ход пошло. И поехало. Только Морс грустил, под зад коленкой получив, и держался в безопасном отдалении. Мечтал он там. Когда второй комплект созрел, я, винца принявши, подобрел, из мешка отходы шашлычного производства вынул и снизошёл до паразита:
