Она встала и подошла к окну. Сложила руки под грудью и сжала локти. Ей вдруг стало необходимо оказаться от него как можно дальше. Рядом с ним она расслаблялась, а когда она расслаблялась…
– Тебе придется уехать. Сегодня.
Не дождавшись ответа, она продолжала:
– Поверь, я ценю твою заботу. Не ожидала такого от тебя в эру сексуальной свободы. И не ожидала, что тебе небезразличны я и ребенок. Я беру на себя полную ответственность за ту ночь в Нью– Йорке и готова в одиночку воспитывать ребенка.
– Так несправедливо, Лейни. Это и мой ребенок. Пусть я холостяк, но уважаю семейные ценности и мечтаю иметь наследника. В этом отношении я старомоден. Пропади пропадом ответственность и сексуальная свобода. Все это не имеет ничего общего с моим приездом сюда.
Глубокий вздох не помог ей успокоить сомнения относительно того, о чем она собиралась заговорить:
– Я думала о твоем отцовстве. Много думала. Было бы нечестно не дать ребенку узнать тебя и… тебе узнать его. Поэтому я готова разрешить тебе посещать его как можно чаще. Когда малыш подрастет и сможет уезжать из дома, будешь забирать его на каникулы.
Речь дорого ей стоила, и Лейни почти захлебывалась словами. Громко откашлявшись, она взяла сумочку и вынула оттуда свои заметки.
– Я написала то, что считаю достаточно разумным соглашением. Просмотри и скажи, что ты думаешь. Буду счастлива обсудить это с тобой.
Она протянула ему бумагу, вернулась на свое место у окна и стала напряженно ждать.
Через пять долгих минут молчания она услышала треск разрываемой бумаги и обернулась. Он успел превратить тщательно составленный документ в груду клочьев!
– Вот как! – гневно крикнула она. – Но я старалась быть справедливой, ко всем нам. И к ребенку тоже!
– Ты не поняла главного, Лейни!
Поднявшись, он подошел к ней с решимостью хищника и, обняв за талию, притянул к себе и одновременно запустил пальцы в волосы на ее затылке, так что их лица оказались совсем близко.
– Суть не том, чтобы дать мне право посещать собственного ребенка. И не в том, чтобы угрожать отнять его у тебя. Черт возьми! За какое же чудовище ты меня принимаешь? Что я такого сделал, чтобы ты посчитала необходимым защищать от меня не только себя, но и моего ребенка?!
– Ты и раньше пользовался моей слабостью.
– Возможно, – хрипло бросил он.
– Но больше я тебе такого не позволю.
Он мрачно улыбнулся, но в глазах стыла ярость.
– Я не собираюсь воспользоваться твоей слабостью. Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь. Неужели ты воображала, что после той ночи я позволю тебе исчезнуть? Неужели не знала, что я стану искать тебя, переверну небо и землю, пока не найду. Задолго до того, как узнал о ребенке, я был полон решимости найти тебя и навсегда сделать своей.
– Но…
– Заткнись и слушай, – сурово приказал он и придвинулся так близко, что она ощущала каждое произнесенное слово дуновением на своих губах.
– Разве не понимаешь, что ты особенная? Что после всех женщин, с которыми был, – и я не хвастаюсь, пытаясь произвести на тебя впечатление, а просто пытаюсь констатировать факт, которым нет оснований гордиться, – я вижу разницу… чувствую! Я не мог тебя забыть. Это наваждение какое-то. То, что случилось между нами в ту ночь, было правильным, Лейни. Таким правильным, что я понял: подобного никогда раньше не было. И из всего этого получился ребенок. Наш ребенок.
– Случайность!
Она боролась с водоворотом эмоций, грозившим ее поглотить. Какой-то частью сознания наслаждалась всем, что он говорил, и была готова смаковать каждое слово. Но внутренний голос твердил, что не стоит слушать. Что нужно быть настороже. Не допустить очередного насилия над телом и душой.
– Мы были захвачены необычными обстоятельствами, равных которым вряд ли найдется, – заявила она.
– Сейчас мы ничем не захвачены. Здесь нет аварий, клаустрофобии, истерики, бренди. За окном день и светит солнце. Если все это было несчастной случайностью, почему же я хочу тебя больше прежнего?
Он стоял так близко, что она не могла не почувствовать силу его желания. Его восставшая плоть прижималась к ней, и каждая эрогенная зона ее тела отвечала на недвусмысленное послание.
– Ты хочешь меня из-за ребенка, вот и все, – покачала она головой.
Его рот был волшебным орудием пытки, оставлявшим горящие следы поцелуев на ее губах, щеках и подбородке.
– Это не имеет ничего общего с ребенком. – прорычал он, принимаясь ласково тереться носом и губами об ее подбородок. – А теперь прекрати все эти глупости и поцелуй меня.
Хрипло застонав, она подчинилась. Он завладел ее губами, язык толкнулся в сомкнутые зубы. Жар расплескался по венам и разлился по телу жидким медом, растопив почти все возражения и запреты. Она снова пала жертвой обессиливающей слабости. Восхитительного забытья, которое находила только в его объятиях.
Бесстыдное мурлыканье вырвалось из ее горла, а руки инстинктивно сжались на его спине.
Он вздохнул ей в губы:
– Да, Лейни. Не сдерживайся. Доверься мне. Приди. Как пришла в ту ночь.
Он нежно поцеловал ее вспухшие губы и шептал слова искушения. Пока ее не охватила безумная потребность. Когда она беспокойно окликнула его, он стал заниматься с ней любовью своим дерзким языком.
– О господи, – вздохнула она через несколько минут, когда его язык увлажнил ее верхнюю губу росой их поцелуя. – Зачем ты делаешь со мной это?
Он предпочел не понять.
– Потому что ты великолепна, молода и свежа. Потому что прекрасно выглядишь, восхитительна и бесподобна на вкус. Потому что однажды ты впустила меня, и теперь у тебя в животе мой ребенок.
– Я не это хотела сказать.
– Знаю. Но таковы факты, – прошептал он, чуть касаясь губами уха. Даже его дыхание было лаской. Она в безумном самозабвении откинула голову…
Зеленое платье с кремовым воротничком застегивалось спереди перламутровыми пуговками и немного расширялось книзу. Во время их разговора он успел расстегнуть несколько пуговиц. Но когда сунул руку за расстегнутый ворот и стал ласкать едва прикрытые нейлоном груди, лихорадка мгновенно прошла, и Лейни застыла в его объятиях.
– Нет! – со страхом запротестовала она, хотя не пыталась вырваться.
– Лейни, нет ничего дурного в том, что любовники ласкают друг друга, – мягко убеждал он.
– Мы не любовники.
– Ошибаешься. Ты носишь под сердцем моего ребенка. Я касался более интимных мест, чем это.
Он нежно поцеловал ее в губы.
– Я хочу касаться тебя. Сжимать твои сладкие грудки.
