За длинным обеденным столом в большой комнате постоялого двора обсуждали короля, который не мог договориться с парламентом, хотя правил страной уже четыре года. Почти все были на стороне Якова, обладавшего очарованием новизны и блеском королевской власти. Ну и что, что парламент жаловался на шотландских дворян, болтающихся при дворе, ну и что, что его величество бывал экстравагантен? Король Англии мог позволить себе немного богатства, слава богу! И кроме того, ему же приходилось содержать семью, пару принцев и принцесс. Ну как еще он мог жить — конечно, только в роскоши. Один из присутствующих пострадал от суда по делам опеки и утверждал, что король берет сирот под личную опеку и распределяет их наследство среди своих друзей, то есть любое состояние в стране находится в опасности. Однако эта история не вызвала особой симпатии. Жалобы были старыми, король новым, а новизна всегда привлекает.
Джон низко склонил голову над бараньей котлетой, оставляя свое мнение при себе. Когда кто-то произнес тост за короля, Традескант вскочил на ноги так же быстро, как и все прочие. Он не чувствовал ни малейшего желания рассказывать о накрашенных женщинах и накрашенных юношах при дворе, кроме того, никто из работников Роберта Сесила никогда не стал бы в общественном месте выражать опасные политические взгляды.
— А мне все равно, пусть у нас вообще не будет парламента! — воскликнул кто-то. — Что они для меня сделали? Если король Яков, Господи благослови, может обходиться без парламента, то и я смогу.
Традескант подумал о своем хозяине, чей девиз был «Практика, а не принципы»; Сесил верил, что монарх может добиться подчинения только через комбинацию кнута и пряника. Джон потрогал наудачу каштаны в кармане жилета, покинул комнату и отправился в свою пустую кровать.
В Меофем он прибыл днем и едва не въехал во двор семейства Дэй, прежде чем сообразил, что искать Элизабет надо в ее новом доме — в их новом доме. Джон отправился назад по грязной деревенской улице и свернул к заднему двору маленького дома, где были коновязь и место для лошади. Он спешился, снял седло и уздечку и пустил животное пастись. Лошадь подняла голову и заржала, почуяв незнакомое место. Традескант посмотрел вверх и в окне второго этажа увидел Элизабет, выглянувшую на шум.
Когда он приблизился к калитке заднего двора, то услышал, как она стучит башмаками, сбегая по деревянной лестнице. Задняя дверь распахнулась, и Элизабет вылетела мужу навстречу. Внезапно вспомнив о чувстве собственного достоинства, она резко затормозила и остановилась.
— Ах! Господин Традескант, — начала она. — Я бы зарезала цыпленка, если бы знала о вашем приезде… о твоем приезде.
Джон сделал шаг вперед, взял супругу за руки и поцеловал в лоб, формально, как всегда.
— Я не был уверен, когда приеду, — сообщил он. — Дорога оказалась лучше, чем я ожидал.
— Ты из Теобальдса?
— Да, я отправился в путь позавчера.
— У тебя все в порядке?
— Да.
Он внимательно посмотрел на Элизабет и увидел, что ее обычно бледное лицо было розовым и улыбающимся.
— Ты выглядишь замечательно… жена.
— У меня все хорошо, — ответила Элизабет, украдкой взглянув на него из-под строгого белого чепца. — И я очень счастлива, что ты здесь. Дни тянутся так долго.
— Почему? — спросил Джон. — Мне кажется, тебе есть чем заняться, ведь ты наконец-то в собственном доме.
— Но ведь я привыкла вести дом в деревне, — возразила Элизабет. — Следила за кладовкой, стирала, чинила одежду, кормила всю семью и рабочих, заботилась об их здоровье, ухаживала за огородом. А здесь всего-то забот, что навести порядок в двух спальнях, на кухне и в гостиной. Мне тут просто нечего делать.
— Ого! — искренне удивился Джон. — Я даже не подумал.
— Но я развела небольшой садик, — робко продолжала Элизабет. — Надеюсь, тебе понравится.
Она показала на ровный участок перед задней дверью. На земле с помощью колышков и веревочек был огорожен квадрат, внутри которого по-змеиному извивались контуры лабиринта.
— Я собиралась выложить все мелом и кремнем, чтобы получился черно-белый рисунок, — пояснила Элизабет. — Боюсь, если взять что-нибудь мягче камешков, цыплята дорожки не пощадят.
— Цыплят нельзя пускать в регулярный сад, — решительно заявил Джон.
Его жена фыркнула от смеха. Он посмотрел вниз и, к своему изумлению, снова обнаружил розовую счастливую мордашку.
— Ну, цыплята нам необходимы, это яйца и обед, — промолвила она. — Поэтому придется тебе поломать голову, как их отвадить от сада.
— В Теобальдсе мне досаждают олени! — воскликнул Джон с широкой улыбкой. — И это так несправедливо, что и в моем собственном садике какие-то паразиты портят растения.
— Тогда давай выделим для цыплят другой участок, — предложила Элизабет. — А на этом ты сможешь выращивать все, что пожелаешь.
Оглядев истощенную светло-коричневую почву и кучу мусора неподалеку, Джон пробормотал:
— Вряд ли это идеальное место.
— Конечно, после Теобальдса, — вздохнула Элизабет.
Традескант сразу увидел, что румянец и счастливое выражение исчезли с ее лица. Теперь она выглядела уставшей.
— Элизабет! — опомнился он. — Я не то имел в виду…
Однако она уже отвернулась и направилась к дому.
Джон поспешил следом и был почти готов взять ее за руку, но дурацкая робость остановила этот порыв.
— Элизабет, — повторил он более нежным голосом.
Она заколебалась, но не обернулась, лишь прошептала:
— Я боялась, ты бросил меня. Опасалась, что ты женился на мне только из-за обязательств, что получишь мое приданое и после этого никогда не приедешь.
Традескант был ошеломлен ее словами.
— Что за глупости! Конечно я бы приехал! Я взял тебя в супруги с честными намерениями! Конечно я бы приехал!
Элизабет опустила голову, подняла фартук и промокнула глаза.
— Ты не писал, — укорила она. — А прошло уже два месяца.
На сей раз отвернулся Джон. Он бросил взгляд в сторону от дома, туда, где его лошадь паслась на крошечном пастбище, на холм, где возвышалась церковь с квадратной колокольней, указывающей в небо.
— Это верно, — коротко отозвался он. — Но я собирался написать…
Его жена подняла голову, все еще стоя к нему спиной. Джон подумал, что они выглядят как пара идиотов, отвернувшихся друг от друга, вместо того чтобы обниматься.
— Почему же ты не писал? — поинтересовалась Элизабет.
Традескант откашлялся, пытаясь скрыть смущение.
— Я не очень-то умею писать, — неловко проговорил он. — То есть совсем не умею. Читать немножко могу, понимаю очень хорошо, а вот писать не обучен. Да и в любом случае… я бы не знал, что сказать.
