Бескрылые... Они двигаются, ходят, отбрасывают назад длинные волосы, подходят ближе... Позади них вдруг появляется огромная бело-серая птица... Орел? Ворон? Голубь? Альбатрос? Я никогда еще не встречал такой. Они бегут от нее, спотыкаются, падают, поднимаются и снова бегут... Птица гонится за ними среди золотистых трав и цветущих деревьев, среди сгибающихся под тяжестью плодов яблонь. Она бьет их по спинам маховыми перьями своих крыльев, пытается клюнуть прямо в лицо...
Бескрылые боятся, заходятся в беззвучном крике...
Сад изобилия заканчивается. Вот и последние ветки, усеянные сливами, грушами, гранатами. Последние ягоды сладкого винограда.
Высохший, голый ствол дерева без коры, ветви без листьев. Скелеты, черепа зверей, птиц, пресмыкающихся... Бескрылые больше не бегут, они едва тащатся, бредут, падают. Голубые глаза приближаются к моим зрачкам...
Это не бескрылые... Кея, Ми, я... Это мы изгнаны огромной хищной птицей с черными крыльями, крючковатым клювом и пронзительным взглядом старого стервятника.
Серая тень кружит над пустыней.
– Летим отсюда! – кричу я.
– Летим отсюда! – повторяет за мной Кея.
Я открываю глаза. Последний лучик света едва пробивается сквозь тьму.
Кея и Ми беспокойно смотрят на меня. Неужели их разбудил мой сон? С болот доносится кваканье лягушек, треск кузнечиков, уханье совы. Может, это ее крики испугали нас?
Мы сидим высоко на ветке.
– Нам никто не угрожает. Все в порядке, – я успокаиваю их и снова засыпаю.
Нас будят утренняя прохлада и пробивающийся сквозь ветви свет утренней зари – свет, отраженный от белых перышек Кеи.
Я возвращался, теша себя иллюзиями, что землетрясение было всего лишь сном и что я застану город таким же, каким он был раньше, неизменным. Еще издалека искал взглядом знакомые купола и башни. Но, подлетев поближе, я вижу, что от той жизни, о возврате к которой я мечтал, остались лишь руины, развалины домов, остатки стен, поваленные деревья. Того города, в который я хотел вернуться, нет есть город, которого я боюсь.
Рядом с Сарторисом и его стаей поселились сороки с севера – крупные и еще более крикливые. Это они заняли все лучшие места в городе.
Сарторис, наверное, думал, что большинство напуганных землетрясением птиц никогда уже не вернутся обратно. По его удивленным взглядам я догадываюсь, что он узнал меня.
Я осматриваюсь по сторонам в поисках подходящего места для нового гнезда. От некогда увенчанного куполом здания остались лишь выщербленные каменные стены... Я хожу по этим камням, возвещая криком о своей тоске по старому гнезду. Стены отвечают мне тихим эхом, едва слышным на фоне птичьего гомона, щебетания, плача. Ми и Кея обследуют окрестности в поисках пропитания.
От бронзового купола осталась лишь одиноко торчащая обломанная витая колонна.
Исчезли сновавшие среди скелетов крысы. Нет больше летучих мышей, которые днем всегда кутались в свои кожистые крылья. Куда-то переселились и белые совы, следившие своими огромными глазами за каждой пролетавшей мимо птицей. Лишь обленившиеся от тишины и полумрака змеи ползают среди обломков камней.
Я слетаю вниз, на громоздящиеся друг на друге камни. В стенах свили себе гнезда воробьи, синицы, славки, соловьи. Узкие, глубокие щели гарантируют им безопасность.
Сажусь на уцелевший обломок колонны. Смотрю вверх, пытаясь отыскать на стенах следы того безвозвратно минувшего времени.
– Почему? – жалуюсь я. – Почему больше нет моего гнезда? Кто забрал его? Кто сдвинул с места землю? Кто так встряхнул каменные стены? Кто раскачал их так, что они рухнули? И зачем ему это понадобилось?
Кея и Ми понимают мои жалобы. Кея садится поближе ко мне. Ми кружит вдоль стен, разыскивая те, старые, цвета и формы. Остались лишь несколько поблекших пятен, цоколи, скульптуры, колонны... С растрескавшейся мраморной плиты птицу спугивает шипение змеи... Движущиеся кольца змеиного тела удивительно похожи на ту витую колонну, которая когда-то поддерживала купол. Ми взлетает и пытается сесть рядом с нами, на каменном обломке. Мы теснее прижимаемся друг к другу, и Ми вцепляется коготками в каменный уступ.
Почему земля вдруг затряслась? Кто был повинен в этом?
Ветер раскачивает повисшие провода. На закрученном в спираль камне колонны я замечаю черно-зеленые плоские головы. С высунутых языков стекает слюна. Круглые тела неуклюже соскальзывают с гладкой поверхности.
Ми беспокойно машет крыльями, притворяясь, что сейчас взлетит.
– Почему? Зачем? Кто?
Крик. Сарторис спит на ветке апельсинового дерева. Почему он кричит во сне? Глаза его закрыты, но он кричит. Я до сих пор никогда еще не видел птицы, которая так громко кричит сквозь сон. Что в этом сне так напугало его? Меня мучает любопытство. Я сажусь на ветку прямо над ним, и перезрелый апельсин срывается вниз.
Сарторис смотрит заспанным, непонимающим взглядом.
Он часто летает неподалеку от нас, подсматривает, подходит поближе, как будто хочет подружиться с нами.
Но я не доверяю ему с тех пор, когда увидел, как он вырвал сердце у еще не оперившегося голубя. Ведь мои птенцы тоже могут стать его добычей. Проснувшийся Сарторис смотрит на нас.
Мы летим к нашим новым гнездам, устроенным в высоких постройках из стекла и бетона. Стекла разбились во время землетрясения, и полуразрушенные здания как будто ждали нас – пустые и незаселенные.
Сюда перебирается вся стая галок, некогда живших под куполом и поблизости от него. В клювах слетающихся птиц видны перья, обрывки тряпок и бумаги, веточки и стебельки, собранные для строительства новых домов.
Высокие здания издалека напоминают не то синеватый лес, не то горный хребет. На противоположной крыше пара стервятников укладывает сухие ветки. Голые шеи с красными ожерельями загораживают солнце.
Я осторожно иду по не знакомому мне длинному коридору. Здесь тоже кругом лежат скелеты.
Кея и Ми устраиваются в приоткрытых ящиках большого письменного стола.
Неподалеку от нас поселилась стая голубей. Я вспоминаю розовую голубку, которая, испугавшись подземных толчков, взмыла в небо и умчалась прочь.
Сквозь выбитые окна я присматриваюсь к пролетающим мимо голубям. Красные, зеленые, сизые перья переливаются всеми цветами радуги под лучами солнца. Почему она улетела? Испугалась? Вернулась ли она обратно? Я отворачиваюсь от незнакомого голубя, похожего своим оперением на ту голубку.
Кея и Ми вместе устраиваются в просторном ящике, выстланном бумагой, обрывками ткани, перьями. Сегодня они спокойны и – не ссорятся друг с другом. Я втискиваюсь между их телами и прячу голову под крыло. Глаза закрываются... Кея и Ми расчесывают перья и пух у меня на голове, на шее, на спинке. Их прикосновения нежны и ласковы... Они дарят мне наслаждение. Я погружаюсь в глубокий сон.
Самый странный в моей жизни сон...
Из полумрака на меня смотрят широко раскрытые, сияющие во тьме глаза. Я не чувствую в них угрозы, они меня не пугают...
Но может ли быть такое? Может ли этот взгляд быть доброжелательным? Дружелюбным?..
Неужели этот бескрылый не собирается схватить меня, не хочет убить? Высокий, стройный, закутанный в пропыленную коричневую ткань, он сыплет зерно прямо передо мной. Старается движениями рук и губ преодолеть мою недоверчивость. Приглашает подойти поближе и поесть. Но можно ли ему верить?
Я когда-то уже видел его, видел на той высокой стене... Еще до того, как город был превращен в развалины.
– Лети ко мне! – зовет он взмахом руки.
Птицы слетаются со всех сторон -из гнезд, со стен.
Но я все еще боюсь, не доверяю ему, жду, не причинит ли он им зла.
В конце концов, когда я решаюсь подлететь поближе, мне уже не достается ни единого зернышка – все сожрали изголодавшиеся птицы.
Я жалуюсь, кричу... Смотрю ему в лицо, ожидая, что он подбросит еще зерен.
Бескрылый ищет во всех складках своего одеяния, но у него больше ничего не осталось – ни зернышка, ни крошки. Он разводит руками. Сейчас он кажется бледным и старым. Лишь его глаза продолжают все так же сиять в полумраке.
Меня охватывает злость, обида. Не задумываясь об опасности, я лечу прямо ему в лицо, метясь клювом в глаз,
Он не отворачивается, не заслоняет лицо руками, не отгоняет меня...
И когда я уже собираюсь его ударить, меня вдруг заливает свет и я вижу яркие краски нового солнечного дня.
Я просыпаюсь. Открываю глаза и снова закрываю их, удивленный окружающими меня гладкими, блестящими поверхностями... Я потягиваюсь, зеваю, вспоминаю о том, как прилетел сюда вчера. Кея и Ми тоже проснулись и удивленно осматриваются по сторонам.
В окна падает яркий утренний свет. Восходящее солнце отражается в стеклах, в гладком металле, в зеркалах. Вокруг собрались прилетевшие вместе с нами с севера галки из нашей стаи со своими подросшими птенцами. Мои птенцы – птенцы Кеи и Ми – ласкаются к нам, просят есть.
