принесли ужин из ресторана, этим ужином будешь ты…
— Я буду кричать! — атакую его заявлением.
— Можешь хоть на стены лезть от удовольствия. Меня забавляет, когда ты притворяешься, что тебе неприятен драйв со мной. На члене своего жениха ты тоже играешь спектакль, что любишь его?
Ничего другого от самонадеянного и бестактного токса я и не жду. Его не переубедить. Его выводы для него священны, а моя позиция — повод посмеяться.
Сбрасываю с себя одеяло и возвращаюсь на подушку.
— Ладно, трахай, — говорю с полнейшим равнодушием, распластавшись на кровати. — Не пикну. Только надеюсь, что если, не дай бог, на пути нашей дочери встретится такой же ублюдок, она будет трезвонить во все колокола.
— Ты не вызовешь у меня чувство вины, Рита. Не старайся. Но я надеюсь, что наша дочь встретит именно такого же ублюдка. С ним куда надежнее, чем с темной лошадкой.
Застегнув ремень, он подбирает майку и направляется к двери. Уверенно, твердо, без промедления. Просто оставив меня переваривать озвученные им надежды.
— Я дождусь того момента, когда ты сама прыгнешь на мой хрен и будешь жариться на нем, как на вертеле, — бросает он на прощание.
Да, не спорю, Королев и правда оказался темной лошадкой. Вот только Яр не такой! Есть в этом мире настоящие мужчины, благодаря которым не приходится выбирать лишь между двумя мудаками. Хотя я сейчас чувствую себя между молотом и наковальней.
— Мир должен сойти с ума, чтобы я добровольно дала тебе! — обращаюсь скорее уже к закрытой двери, чем к самому Богатыреву.
Погасив лампу, снова натягиваю на себя одеяло и закрываю глаза. Пусть я не вызвала у него чувство вины, но отбила желание ужинать мной. Желаю ему трахнуть какую-нибудь шлюху в подворотне и подцепить венерическое. Это будет идеальным исходом нашей «командировки».
Засыпаю я удивительно быстро. Человек — такая тварь, ко всему быстро привыкает. Я, например, к давлению Богатырева. Уже не дрожат колени, не икается и не уходит почва из-под ног. Совсем скоро я приспособлюсь к его роли в моей суровой реальности и буду воспринимать, как нечто самой собой разумеющееся.
Он будит меня на рассвете — тем, что заваливает свою огромную тушу на кровать. Я буквально скатываюсь к нему по вдавленному матрасу и вдыхаю жар его тела — мускус, одеколон, табак и алкоголь. Не успеваю отодвинуться, как его лапища падает на мою грудь и сжимает.
— Шикарные сиськи, — бормочет он, засыпая.
Я зажмуриваюсь, поджав губы. Как же больно! Вцепился так, будто боится, что сбегу. Кое-как просунув палец под его горячую ладонь, дожидаюсь, пока ослабнет, и поднимаю. Кладу рядом с подушкой и выбираюсь из-под этого пьяного тела, пока он не задавил меня своими сто двадцатью.
Встав, поправляю халат и оглядываю Богатырева. Лежа на животе, щекой впал в подушку. Волосы разметались волнистыми кольцами. Ноги свешены с кровати. Ему, наверное, душно в обуви… А не плевать ли мне?!
Отмахнувшись от ударившей в голову идеи разуть его, залезаю в карман его джинсов, из которого торчит салфетка, разворачиваю и прочитываю номер телефона возле имени Милана, а под ними мне маячит след от поцелуя.
— Нормально ты поужинал, — фыркаю, сминая салфетку.
Поганое чувство гадливости, зависти и ревности, подобное тому, что я испытывала при виде картин загадочной чужой невесты семь лет назад, сейчас в узлы скручивает мои нервы. У него всегда есть альтернатива, так почему меня мучает?! Или у него таких, как я, десятки, сотни? В каждом городе по две? Тоже мне — завоеватель дамских сердец!
Желание спать пропадает мгновенно. Смыв салфетку в унитаз, избавляюсь от Миланы с губищами-варениками и со спокойной совестью заказываю себе завтрак. Богатырева ничем не разбудишь — ни официантом, ни телевизором. Даже, когда я, получив от администраторши телефонный справочник всех городских ресторанов и кафе, начинаю их обзванивать, он лишь переворачивается на бок, коряво скидывает с себя ботинки, натягивает угол одеяла на грудь и дрыхнет дальше.
У меня едва ли не целый день уходит на обзвон. Нигде официантки по имени Стеша нет. Меня уже одолевает предчувствие, что она могла уволиться, когда остается позвонить в последний ресторан — «Дуэт». Я нарочно пропустила его, понадеявшись не возвращаться в то место. Похоже, судьба уготовила для меня очередной сюрприз.
— Стелла, — отвечают мне. — У нас работает Стелла.
Стеллу тоже можно называть Стешей, а раз других вариантов нет, то остается проверить этот.
— Давно? — спрашиваю я.
— Года четыре как. А вы, собственно, по какому вопросу?
— Знакомые очень рекомендовали поужинать у вас в ее смену. Говорят, лучшая официантка.
— Это так. У нее как раз сегодня вечерняя смена. На кого забронировать столик?
Я гляжу на часы. Почти шесть вечера. Ничего себе — пролетел денек!
— На Богатырев… вых, — поправляюсь я и прикусываю язык.
Чтобы не показаться сестре какой-то шалавой, я изображу невесту Богатырева, а через неделю приглашу ее на свадьбу с Ярославом. Молодец! Выкрутилась.
— На восемь подойдет?
Оборачиваюсь через плечо. Богатырев смотрит на меня заспанными, хмурыми глазами. Проснулся!
— Да, идеально. Спасибо! — отвечаю и убираю телефон. Пришло мое время немного покомандовать. — Вставай! — приказываю я. — Через два часа мы с тобой ужинаем в «Дуэте».
Боже, не верится, что я опять тащу Богатырева в ресторан. Без всякого давления! Или это он приручает меня не замечать принуждения?
Улыбнувшись уголком губ, он обводит меня взглядом. Высокомерным, насмешливым взглядом. А потом расслабленно хрипит:
— Я так понимаю, сегодня меня обслуживает твоя сестра?
Глава 9. Платон
Убийственно красивая сука. Горючая смесь взведенного до предела напряжения, ярости и секса. Коктейль из гнева и страсти. Кроваво-красное вечернее платье, блеск крупных колец волос, сияние камней в белом золоте, отражение бликов света в туфлях. Проклятая чертовка. Захватчица. Богиня.
Кровь по венам разгоняется на опасной скорости. Стенки едва выдерживают. В голове треск, а перед глазами искры. Зубы рефлекторно скрипят. Знает, стерва, под каким соусом себя подать, чтобы напомнить о начинке.
Взмахнув ресницами, косится на меня взглядом кошки, напоминая об угрозе. Она во всем: в острых стрелках на глазах, в глубоком декольте, в разрезе на бедре. В походке, голосе, повадках. Во всем ее естестве! Это из нее не выдрать. Проще сразу убить. Себя…
Сжимаю кулак, гася в себе полыхающее желание намотать на него ее волосы, запрокинуть ее голову на свое плечо, сорвать с нее платье, в клочья его разодрать… И трахнуть ее — грубо, жестко, глубоко, так, чтобы в припадке хриплым стоном пела мое имя.
— Как твой жених
