До сих пор никаких бомб.
С тех пор, как мы погрузились, прошло всего только тридцать секунд, но воронка на поверхности воды, образовавшаяся в точке погружения, оставалась видимой примерно пять минут — отметка для прицеливания глубинными бомбами…
Все еще ничего.
Командир продолжительно выдохнул. Крихбаум тайно последовал его примеру. Старшина центрального поста перехватил мой взгляд и едва заметно кивнул мне.
На глубине 80 метров Стармех отдал несколько негромких приказов на горизонтальные рули. U-A слегка приподняла нос и выровнялась.
«Лодка отдифферентована», — доложил он. «Закрыть главные клапаны продувания».
«Очень хорошо», — произнес Командир.
Мы стояли вокруг в молчании добрых пять минут. В конце концов Командир распорядился всплыть на перископную глубину. Носовые и кормовые горизонтальные рули были поставлены круто вверх, а на гребные моторы отдана команда «Средний ход вперед».
Затем произошло нечто, поразившее меня: Стармех отдал приказ на прием воды в танк, хотя лодка должна была всплывать. Речь шла только о 50 литрах, но приказ казался нелогичным. Я вынужден был крепко подумать, пока не вспомнил: при всплытии корпус лодки расширялся, когда давление уменьшалось с приближением к поверхности. Увеличивавшийся объем лодки увеличивал её плавучесть, так что её надо было сделать тяжелее, чтобы компенсировать это, и предотвратить слишком быстрое всплытие. Если подводную лодку надо было держать на требуемой глубине, она должна была быть точнейшим образом отдифферентована, и её вес должен был быть равным весу вытесненной воды.
Командир поскреб голову. «Может быть, они вовсе нас и не заметили».
***
Третья воздушная тревога прозвучала спустя еще несколько часов. На этот раз «Срочное погружение» прокричал старший помощник. Он спрыгнул на палубу центрального поста, тяжело дыша. «Появился прямо со стороны солнца…»
Нос лодки наклонился вниз недостаточно быстро, на взгляд Командира. «Всем в нос!»
Еще раз, скользя, протопала команда через центральный отсек — все это для ускорения погружения.
Стармех применил дополнительный прием для ускорения опускания носа лодки. Он не открывал клапаны вентиляции кормового главного балластного танка до тех пор, пока U-A фактически не наклонилась вперед при помощи горизонтальных рулей, которые все были поставлены в положение полностью на погружение. Другими словами, он в первый момент использовал плавучесть лодки, чтобы направить её вниз.
«Каждый раз выходим победителями», — пробормотал старший помощник, когда прошел успокаивающий отрезок времени.
«Не следует об этом говорить раньше времени», — упрекнул его Командир.
Стармех покачал головой. «Они просто из кожи вон лезут в последнее время. Совсем утратили хорошие манеры».
«Мы побудем на глубине какое-то время», — произнес Командир. «Не могут же все быть такими счастливчиками, как Крамер».
Мы переместились в кают-компанию. «Старший хорошо сработал», — сказал Командир достаточно громко, чтобы быть услышанным из центрального поста. Старший помощник заработал эту похвалу тем, что заблаговременно обнаружил самолет. Это вовсе непросто, когда коварный летчик налетает на тебя со стороны солнца. Девять раз из десяти это оказываются чайки. Они скользили в сторону лодки на напряженно раскинутых крыльях, как раз над горизонтом, и вы обнаруживали себя кричащим прежде, чем открывалась правда. Обман мог быть совсем полным, особенно когда сверкающая поверхность моря обжигала зрачки глаз как расплавленное стекло.
«В случае с самолетом всегда надо подворачивать в наветренную сторону», — сказал Командир. «Старший сделал правильную вещь. У самолета получается избыточная скорость воздуха на его наклонных крыльях. Это отклоняет его в сторону — немного, но каждый метр имеет значения».
«В наветренную сторону. Я должен это записать».
«Не могу не снять фуражку перед летчиками, которых они посылают на нас в эти дни».
Командир пожевал нижнюю губу и пару раз кивнул, прищурив глаза. «Они здесь на многие мили от какой-либо суши, но все-таки нападают на нас как летучие мыши из преисподней. Что мешает им сбросить свои бомбы в море и опустошить магазины пулеметов в воздух — кто увидит?»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он продолжал воздавать хвалу летчикам Королевских ВВС. «Эти пилоты бомбардировщиков, которые налетают на нашу базу — они тоже молодцы. Сколько мы сбили в последний раз?»
«Восемь», — ответил я. «Один из них почти упал на нашу крышу в Ла Боле — как раз посреди елей. Я никогда не буду больше есть бутерброды с мозгами».
«Почему это?»
«Внутри еще были трое. Кабина была полностью разорвана. У них с собой были сандвичи. Снежно-белый хлеб с ростбифом и салатом посредине. Мозги пилота были размазаны по одному из них. Я хотел подобрать какие-нибудь бумаги, но самолет уже горел. Затем боеприпасы начали взрываться, и мне пришлось убегать».
Я взял учебник по морской практике и попытался читать. Через некоторое время я снова услышал голос Командира. «Летчик, который потопил «Гнайзенау», наверняка был лихим парнем. Никаких сандвичей, но в кармане полно презервативов…»
Я отложил книгу в сторону.
«Возможно, он собирался праздновать погружением своего фитиля на Rue de la Paix», — произнес Стармех. «Практичный народ, эти канадцы».
Командир ухмыльнулся. «Ему не повезло. Да все равно, это было славное зрелище! Он скользил вниз по спирали. Никто его сначала не заметил — никакого заградительного огня ПВО, ни единого выстрела. Нашел правильный угол и сбросил свою рыбку — настоящий цирковой номер. Жаль, бедняга не выкарабкался живым из переделки. Говорят, он врезался в воду как камень. Ну, господа, посмотрим, как там дела…»
Я последовал за ним и Стармехом в центральный пост.
Стармех доложил: «К всплытию готовы».
«Всплываем», — приказал Командир и взобрался по трапу.
Я услышал, как мичман пробормотал сам себе: «Будем надеяться, что чертовы летчики оставили нас в покое на некоторое время».
***
Центральный пост, полчаса до полуночи. Мягкое жужжание вентиляторов. Дизели всасывают поток свежего воздуха через открытый люк боевой рубки. Несколько оставшихся лампочек были приглушены так, чтобы их свет не выдал нас внимательному ночному летчику. В полутьме лодка казалась бесконечно просторной. Все, что можно было видеть в неясных островках теней, были линии фосфоресцирующих зеленых стрелок, предназначенных указывать нам путь к люку боевой рубки в случае аварии, если все лампочки откажут. Это было относительно свежее нововведение, происходившее от гибельного столкновения Кальманна с норвежским сухогрузом осенью 1940 года. Его подлодка была небольшой и на ней не было водонепроницаемых переборок. Норвежское судно протаранило её как раз позади мостика и вскрыло корпус как консервную банку, так что лодка затонула в считанные секунду. Спаслись лишь те, кто был на мостике. Когда подводную лодку подняли — Кальманн должен был при этом присутствовать — несколько членов команды были найдены прижавшимися друг к другу в центральном посту, но не под люком. Они были с обратной стороны шахты перископа — в самом неподходящем месте.
Фосфоресцирующие стрелки не принесут нам пользы посреди Атлантики. Если лодка пойдет там ко дну, то она ударится о него на глубине многих тысяч метров. Зеленые стрелки могут тогда фосфоресцировать на глубине, сколько им будет угодно.
Центральный пост казался просторным. Впереди, где люк в носовой отсек был открыт, свет пробивал аккуратную круглую дыру в полумраке. Свет был от лампы в радиорубке и от лампочки, горевшей в проходе в кают-компанию. Два человека уселись на рундуке для карт. Их силуэты виделись на фоне свечения. Они чистили картошку. Едва видимый, вахтенный матрос центрального поста облокотился на свой столик и заносил показания содержимого дифферентовочных танков в вахтенный журнал. Льяльная вода шипела и бурлила, перекатываясь под плитами настила. Шум работающих дизелей доносился приглушенно, как будто через фильтр, через две закрытые двери переборок за старшинской кают-компанией. Центральный пост был заполнен усиливавшимся и затухавшим шумом волн, бившихся в наши борта.
