получении сигнала от американцев или же напрямую с бомбардировщиков, мы практически моментально оповещали передовые группы, а они — окрестных партизан. С таким методом в Бановцах вскоре набралось полсотни вытащенных из-за Дрины летчиков (правда, и похоронили почти два десятка) и на этом дело не останавилось — налеты на Плоешти, а затем на Венгрию, шли конвейерным методом, порой каждую ночь. Сам я побывал только в первом и в еще одном выходе. Остальное время сидел на связи и рулил процессом.
А потом немцы сломались.
В начале мая, поймав окно хорошей погоды, англоамериканцы всей мощью провели высадку в Нормандии. Вермахт в лице Роммеля лихорадочно отражал удары и вроде бы удерживал силы вторжения на полуострове Контантен, но порт Шербура уже заработал на выгрузку, а противопоставить американской логистике немцы уже ничего не могли.
Через пару недель, когда резервы с других фронтов Рейха понемногу потянулись во Францию, страшной силы удар нанесла Красная Армия в Белоруссии и над миром прогремела фамилия «Рокоссовский».
Немцы заметались — тришкин кафтан не просто рвался, он расползался по всем швам. Не прошло и месяца после катастрофы в Белоруссии и Польше, как рухнул правый фланг — советские танки вошли в Бухарест, заняли Плоешти и стремительно двигались к границам Югославии, Венгрии и Болгарии.
Столь быстрый разгром группы армий «Южная Украина» ошеломляюще подействовал на румын и болгар — первые переметнулись на сторону победителей (тот еще подарочек), а вторые крепко задумались. И когда колонны 3-го Украинского фронта двинулись через Дунай, умненькие и благоразумненькие братушки встречали их оркестрами под развернутыми знаменами. «Монархо-фашистские войска» за пару недель стали «войсками правительства Отечественного фронта», по всей Болгарии ловили и стреляли «реакционеров и монархистов».
Немцы отчаянно пытались удержать карпатские перевалы, но откатились в Венгрию. Там у них еще с ранней весны, после первых же телодвижений Хорти в сторону сепаратных переговоров с союзниками, торчали восемь дивизий. И попытались вывести последние войска из Албании и Греции…
Но поскольку для оккупации Венгрии пять дивизий забрали из Югославии, а болгары присоединились к антигитлеровской коалиции, с охраной железных дорог наступил облом. По всей стране, от Загреба до Белграда, от Сараево до Чачака, от Кралево до Приштины, от Ниша до Скопье и дальше, до греческих Эдесы и Салоник, партизаны роняли эшелоны и рвали пути. Из действовавшей в Греции группы армий «Е» выбрались очень немногие.
Красная армия наступала к северу от Дуная, НОАЮ к югу от него. После Дурмиторской, Топличской и Нишской операции почти вся Сербия оказалась в руках партизан и наша деятельность утратила смысл — маршрут на север пролегал без малого полностью над освобожденными территориями. Так что осталось отозвать передовые группы, отправить последних американцев и тем завершить нашу работу в Службе спасения пилотов.
Когда мы сворачивались, чтобы покинуть Бановцы, Лалич все время вился рядом и, наконец, спросил:
— Владо, вот ты спрашивал про Америку…
— Ага, — я упихивал снарягу в брезентовый мешок и потому был немногословен.
— Не думал туда переехать?
— Зачем?
— Богатая страна, с твоим опытом…
— Да бог с тобой, Павле! Кому там будут нужны солдаты, после того, как все закончится? — я уже догадывался, куда клонит Лалич, но решил подыграть и не ошибся.
— Могу тебя уверить, впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и ты можешь подписать контракт на весь срок.
Я неопределенно хмыкнул, а Павле продолжил соблазнять:
— Высокая зарплата, место инструктора, машина, дом…
И жратвы от пуза. И джинсы, и жвачка. Хорошо еще про свободу и демократию втирать на стал, а то бы я покерфейс не удержал. Помню я, как они лет пятьдесят тому вперед свободу и демократию наводили, как раз в этих местах.
— А звание майора? — изобразил я торговлю.
Капитан задумался, но клятвенно обещал доложить начальству и добавил, что по его мнению, это проблемой не станет.
Короче, к Верховному штабу я вернулся агентом американской разведки.
Только не на Вис, а в Кралево — товарищи начальники переехали поближе к гуще событий. Первый пролетарский, воеводинский и Шумадийский корпуса объединили в армейскую группу под командованием Пеко Дапчевича и теперь они медленно, но верно, продвигались к Белграду. Через переправы у Турну-Северина шли потоком трофеи, взятые Красной армией в Румынии и Венгрии, там же, в Тимочко краине, формировали новый корпус и две танковые бригады НОАЮ.
Кралево, несмотря на все беды, утопал в зелени и даже немного отстроился. На въездах стояли полноценные блок-посты, документы проверяли настолько тщательно, что нас отконвоировали в комендатуру для получения новых пропусков. Вдоль дороги стояла батарея зенитных «ахт-ахтов» и все вместе говорило о качественных изменениях куда больше, чем сводки: именно так и должен выглядеть город, где находится штаб фронта.
Альбина, едва завидев, бросилась мне на грудь:
— Владо… Владо…
А потом посмотрела снизу вверх и серьезно так сказала:
— Нам надо женится.
— Зачем? — удивился я. — Мы же договорились после победы…
— Нет, надо сейчас.
Я отстранил ее на вытянутых руках и посмотрел в глаза:
— Это то, о чем я думаю?
— Да, — потупилась Алька и мило покраснела.
Я подхватил ее на руки и закружил под радостные визги, а потом обнял и расцеловал. Теперь у меня здесь будет настоящая родная кровь. Не Сабуровы и не Марко, а собственный ребенок.
— Пошли к Арсо, — потянул ее за собой.
— Зачем? — удивилась уже Алька.
— Свататься буду, чтобы все честь по чести.
— Глупый ты, Владо, — погладила она прохладной ладошкой меня по щеке, — свататься без невесты ходят.
Хорошо, что есть ребята — озадачил Небоша с Глишей, они почесали в затылках, потом просеяли город, сгребли Марко, Ромео и подвернувшегося батальонного политкомиссара Луку, и отправились к Арсо. Правда, сидела заноза насчет моей реальной фамилии, ставшей боевым псевдонимом — кровную вражду Йовановичей и Марашей никакая война не отменит. И как там поведет себя генерал-уже-лейтенант Арсо, глава семьи Йованович, когда к нему придут сваты от Влада Мараша, неизвестно.
Ребята скрылись в здании гимназии, привычно занятой военным отделом, а я остался нервничать на улице. Наш де-факто Генеральный штаб — довольно тихое место, разве что гуднет подъехавший автомобиль, примчится мотоциклист-посыльный или в окне застучит пишущая машинка. И когда внутри поднялся гомон и крики, я сильно напрягся.
А уж когда с треском распахнулось окно, из него высунулся с винтовкой в руках помощник Арсо и пальнул в небо, у меня отнялись ноги.
