Антон остался стоять на месте. Маленького роста, с мягкими вьющимися волосами, курносым носом, стройный и изящный, он был похож на юную барышню, а никак не на тридцатилетнего мужчину. Махов вспомнил, что ребята из отдела шутливо называли Гордеева Антуаном и дико смеялись, когда тот начинал злиться в ответ на это прозвище. Он краснел, кудряшки разлетались в разные стороны, и приобретал еще большее сходство с девицей. Однако Махов никогда не обращал внимания на миловидную внешность капитана. В первую очередь он видел в нем профессионала, человека, увлеченного работой, обладающего твердым характером, и только потом улыбался, глядя на курносый нос, тонкие ухоженные руки и маленького размера обувь. Все-таки редко можно было встретить мужчину, в котором изнеженная внешность совмещалась с далеко не ангельским поведением. Гордеев был весьма жестким человеком, однако в большинстве своем он пребывал в спокойном расположении духа, ни с кем не конфликтовал, отличался мягкостью и спокойствием. Лишь когда требовали особые обстоятельства, в нем просыпался охотник, и в такие мгновения уже никто не замечал его румяные щеки и мягкий абрис губ.
– Что-то желаешь добавить, Антон?
– Мы проверили лабораторию, в которой работал ваш сын, – начал быстро говорить Гордеев. – Как оказалось, химики работали на Шерера. Мы вышли на одного из дилеров…
– Связи Шерера еще не обработали? – перебил генерал.
– Не знаем, в каком направлении двигаться, – честно признался Гордеев. – Жена Шерера даже не подозревала, что муж связан с криминалом. У них была обычная семья, двое детей. Она вообще думала, что Шерер автомехаником работает.
– А куда он деньги от наркотиков вкладывал?
– Обеспечивал будущее своим сыновьям. Открыл счета в одном из австрийских банков, туда и текли все его заработки.
– Хороший папаша, – сказал Махов и дернулся от внезапной боли в груди.
– Алексей Константинович! – Гордеев бросился вперед.
Генерал выставил руки перед собой и покачал головой.
– Не беспокойся. Все в порядке.
Гордеев понял, что на этом аудиенция с начальством закончилась, и вышел из кабинета, напоследок пробежав взглядом по худой фигуре Махова. В последнее время генерал выглядел более чем неважно. Он был болен, и при взгляде на него все внутри сжималось от жалости. Махова в управлении любили, несмотря на горячий нрав и любовь к чрезмерному контролю. Да, он был строг, однако, когда требовалась помощь, можно было смело идти к нему, зная, что он никогда не откажет.
Едва выйдя в коридор, Гордеев столкнулся с Лисиной Тамарой, лейтенантом полиции, которая работала в управлении чуть больше года. Она давно проявляла интерес к Гордееву и не скрывала этого. Поэтому Гордеев не удивился, когда она, схватив его за рукав, потащила в кабинет, находящийся рядом с тем, который они занимали с Илиным.
– Тома, ты совсем совесть потеряла? На рабочем месте?
– Не обольщайся, Гордеев, – рассмеялась Тамара. – Я еще не сошла с ума. Сегодня праздник. У Мишки сын утром родился. Вот он и проставляется.
– А до вечера подождать не могли? – Он огляделся по сторонам и, не увидев никого, погладил Тамару по круглому заду.
Та отскочила в сторону и призывно завиляла бедрами, подходя к двери кабинета. Внутри было много народа. Стоял тихий гул голосов, кое-где раздавались смешки, но все следили за тем, как накрывается стол, чтобы скорее приступить к самой главной части мероприятия. Гордеев, улыбаясь, поздравил счастливого отца.
– Антоха! – сгреб его в объятия охмелевший от радости Михаил Рубанов. – И тебе пора вступить в мою команду!
– Ты о детях?! – воскликнул Гордеев. – Никогда! – Он заметил, что Тамара расстроенно опустила голову, и добавил, чтобы она не строила планов на его счет: – Люблю лишь чужих детей и чужих жен. А своего такого добра мне не нужно. Уж очень хлопотно.
Тамара покраснела и, чтобы скрыть это, принялась раскладывать бутерброды по тарелкам. Гордеев понял, что уколол ее, но не жалел. Одно дело – легкое увлечение, и совсем другое – серьезные отношения. В последнем Гордеев не испытывал нужды. Во всяком случае, до сего момента и тем более с женщиной, которая работала рядом.
– Миша, а ты на редкость щедр, – сказал кто-то из присутствующих и подвинулся ближе к столу. – Я сегодня примерю на себя роль бармена. Кому какие напитки?
Дружной толпой все подкатили к столу, выкрикивая пожелания. «Бармен» капитан Серов повернулся к Гордееву.
– Шампанское, сэр!
Все знали, что капитан Гордеев из всех алкогольных напитков больше всего уважает шампанское, и посмеивались. Иронизировали, будто рюмка водки отвратительно смотрится в его изящной руке. Только напиток богов и аристократов достоин красавчика Антуана. Гордеев взял бокал в руки и произнес тост в честь недавно родившегося мужчины. Сделал он это с таким пафосом, что стоящие рядом не выдержали и разразились громким смехом.
Позже Гордеев сидел в своем кабинете и сожалел о том, что не прихватил с собой пару бутербродов. Очень хотелось есть, а возвращаться в шумную компанию не было желания. Веселые лица и пустые разговоры, как никогда, приводили в уныние.
Он еще раз просмотрел материалы, которые оставила Таня Михайлова, и тихо погоревал о ней. Казалось, что весь мир перевернулся с ног на голову. Еще пару недель назад управление было в трауре по молодому сотруднику, погибшему в ходе операции, а сегодня все смеются и пьют шампанское. Жизнь идет вперед, люди уходят, о них забывают. Скоро и о Татьяне Михайловой мало кто будет помнить. Лишь ее маленький сын навсегда запомнит, что означает утрата близкого человека. А они, коллеги, через год-два случайно упомянув Таню в разговоре, будут усиленно вспоминать, как она выглядела и что собой представляла.
Задумавшись о смерти и, главное, о том, что часто она приходит тогда, когда ее меньше всего ожидаешь, Гордеев почувствовал себя опустошенным. Где-то внутри появилось желание бросить все, друзей, работу и уехать туда, где есть только солнце и покой. Он уже мысленно паковал чемоданы, когда в кабинет вошел полковник Илин и быстро направился к графину с водой.
– Ощущение, будто живешь не в Питере, а в Рио, – сказал он, осушив стакан и налив себе второй. – Давно такого жаркого лета не было.
Гордеев обрадовался возвращению полковника. Он словно выдернул его из подавленного состояния, вернув в хорошее расположение духа.
– Добрый вечер, Женя, – сказал он.
Илин непонимающе оглядел его и усмехнулся, заметив замутненный взгляд и румяные щеки.
– Здравствуй, Антуан.
Гордеев выругался, но без злобы, скорее по привычке, потому что всегда одинаково реагировал на это прозвище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
