Но именно в это мгновение цепи рвались и зверь впервые расхаживал довольный. Причем настолько, словно был готов подойти к Элис, чтобы она его погладила. Он этого жаждал. Как ничто другое. На самом деле, он хотел куда большего, но в первую очередь, чтобы ее ладонь коснулась его и тонкие пальцы скользнули по жесткой шерсти. Хотя обычно зверь кровожадно расчерчивал границы личного пространства и никого даже близко к себе не подпускал. Если кто-то рисковал это сделать, неминуемо получал последствия.
Такое состояние было похоже на внезапно нахлынувшее помешательство. Было легче поверить в то, что Брендон двинулся, чем в то, что его зверь испытал нечто подобное. Тем более, к Элис. К этой глупой, нелепой омеге. К его сестре.
Возможно, сказалась бессонная ночь проведенная за рулем. Усталости альфа не чувствовал, но, судя по всему, ему все же следовало отоспаться.
Выходя из ее спальни, Брендон сделал глубокий вдох. Пошел к себе с намерением принять ледяной душ и лечь спать, в жажде проснуться в привычном состоянии.
Вот только, все внутри отторгало это чертово привычное состояние и даже проходя по коридору, альфа все еще ощущал себя так, словно он сидел в кресле в комнате Элис и говорил ей: «Давай встречаться».
Так, словно этот момент и эти слова значили куда больше, чем могло показаться на первый взгляд. Будто они весь мир переворачивали с ног на голову. Крушили все и меняли самого Брендона. Освобождали это от пыток и давали путь к тому, чего он так жаждал.
Более того, у альфы возникало дикое и ненормальное ощущение того, что этого момента и возможности произнести эти слова он ждал всю жизнь.
Уже это было первой чертой. Пониманием того, что эту игру следовало прекращать. Немедленно.
Но капкан захлопнулся. Альфа уже был в ловушке. Если быть точнее – в зависимости.
Пока что он ее отторгал и заходя в свою спальню, решил, что к Элис больше не подойдет. Ставя в сознании блок, для себя решил, что этого разговора вообще не было.
А потом, на следующий день, в шесть утра стоял под дверью ее спальни. Злился на себя. Был в ярости, но жаждал ее «да». Понимал, что без него никуда не уйдет. В какой-то степени даже желал выбить дверь, ведь омега отказывалась ее открывать.
Он не понимал, когда игра исказилась, а потом вовсе перестала существовать.
Возможно, это произошло в то мгновение, когда альфа поставил на Элис первую метку.
По ощущениям это было куда мощнее, чем весь секс вместе взятый, который вообще был в его жизни. Причем, в разы. А ведь он лишь вонзил в нее зубы, а уже испытал чистый кайф. Словно самый мощный наркотик, неминуемо вызывающий ту зависимость, которую, если не утолить, можно сдохнуть от ломки.
Он вообще не понимал, что возможно испытывать нечто такое. Что лишь от одного укуса можно сойти с ума от омеги.
По большей степени запреты все еще существовали, ведь даже, когда альфа узнал, что по крови они не родные, для него не многое поменялось. Элис все так же оставалась сестрой. Всю жизнь воспринимая ее именно таким образом, за пару дней эти мысли просто так поменяться не могли.
Но все же жажда по отношению к ней твердила – эта омега никакая не сестра. Она самка. Охрененная. Будоражащая настолько, что у альфы вставало лишь от одного ощущения, что Элис вот-вот окажется где-то поблизости.
Тело уже воспринимало ее именно, как самку. Осталось разобраться с сознанием.
Брендон видел, что Элис по этому поводу загонялась даже больше, чем он. Стоило им оказаться наедине друг с другом, как она тут же твердила: «Нам нельзя», «Мы же семья», «Родители и остальные этого не примут».
Их запреты были обоюдными, но находясь за закрытыми дверями, они их рушили. Медленно. Постепенно. Перешагивали через годы определенных убеждений, понимая, что друг друга они изначально рассматривали неправильно. Они не брат и сестра. Они альфа и омега.
Он жаждал с ней секса, а она дрожала лишь от одних поцелуев, словно Брендон уже лишь прикосновением губ сделал нечто жутко грязное, и говорила про то, что им следует подержаться за руки.
Альфа жаждал трахнуть Элис, но пока что трахала лишь она его. В основном мозг. Иногда еще самолюбие альфы. Делала это с особым усердием, каждый раз этим дразня Брендона. Настолько легко доводя его до точки кипения. Заставляя его терять самообладание так, как никогда и ни у кого даже близко не получалось.
Она провела его по всем кругам ада и в тот же момент сделала живым. Зависимым от нее, но от этого впервые за все годы будто бы заставляя очнуться от пыток. Принуждая желать ее настолько, что, казалось, все часы до того, как Брендон наконец-то прикоснулся к ней, он задыхался и доходил до безумия от той жажды, которая разрывала изнутри. Состояния, граничащего с полным помутнением рассудка.
Рядом с этой омегой абсолютно все было противоречиво. Особенно за теми гранями, через которые они перешли и по большей степени, альфа понимал, что действительно начинал пропадать в Элис. Терять из-за нее голову.
Гон являлся моментом полного срыва. Секс с ней был не просто лучшим. Создавалось ощущение, что до Элис альфа вовсе не трахался. Более того, она подходила ему так, как казалось вовсе невозможно. Целиком и полностью идеально. Принимая Брендона таким жестоким и жадным. Подчиняясь. Позволяя делать все, что ему хочется. Заставляя альфу еще сильнее сходить с ума и жаждать ее с каждым мгновением все больше и больше.
Но дело было не только в сексе. Во время гона, в те часы, когда Брендон был в сознании, они разговаривали и альфа сожалел о том, что они этого не делали раньше. Оказывается, Элис интересно слушать. Она не была глупой омегой с плоским сознанием, но так же моменты их разговоров стали его новым фетишем.
Элис что-то говорила и Брендон ее внимательно слушал, но против воли понимал, что его возбуждает даже разговоры с ней. Так, что она произнесла лишь пару слов, а ему уже опять нестерпимо сильно хотелось взять ее.
Во время этого гона между ними происходило очень многое. Словно целая отдельная жизнь, но когда гон закончился, Брендон впервые ощутил то, что его голод был утолен.
Для него это было новое и непривычное ощущение. Сколько бы он раньше не спал с омегами, жажда все так же оставалась. Дурманила сознание. Делала его агрессивным. Рвала мысли на части.
А сейчас зверь был удовлетворен. Впервые.
Рассудок был полностью чист. Даже дышать стало легче. Думать спокойнее.
Правда, о мыслях подобного сказать все же было нельзя. Хотя бы потому, что Брендона вводило в бешенство то, что он думал про Элис. Скоро альфа уедет в колледж и его не будет рядом с ней. Вдруг ей понравится кто-то другой?
Нечто внутри твердило о том, что в Элис сомневаться не стоит, но потом он вспоминал, как просто и спокойно она проводила время прикованная к Раселу несмотря на то, что у него вот-вот должен был начаться гон, как ярость становилась сильнее. Доходила до той степени, когда сознание начинало плавиться.
И Брендону она все это позволила слишком легко. С одной стороны, если бы Элис не уступила ему и не поддалась, альфа бы, из-за жажды испытываемой к ней, целиком и полностью превратился бы в то животное, которое было способно на по-настоящему жуткие поступки.
Но все равно его пожирало от мыслей, что Элис слишком легко ему все это дала.
Вдруг, пока он будет в колледже, она так же просто все это позволит кому-нибудь другому?
В случае с Раселом, Элис, судя по всему, не сильно волновало то, что они прикованы и гон им придется провести вместе.
Казалось, что ярость и так уже достигла своего максимума, но, нет, с каждым мгновением она становилась все сильнее и сильнее.
Его никогда не волновала чистота омег. Но почему-то с Элис это не работало.
Возможно, потому, что Брендона до безумия доводило то, что от нее как раз веяло той чистотой, которую он никогда и ни от кого не ощущал и уже сейчас на глаза ложилась пелена, от мысли, что на эту чистоту может быть наложен запах другого альфы. Не Брендона.
