Дирт дернулся от душераздирающего женского визга, раздавшегося неподалеку. Затем увидел его источник, из-за крайнего дома выскочила Сигни – жена Агнара. Симпатичная женщина с добрым открытым лицом, очень спокойная и, что совсем уж удивительно, молчаливая.
Сейчас по ней этого не скажешь – орала будто оглашенная. Женщина добежала до края кручи, помчалась было наверх, подняла голову и, увидев над собой нависающие верхушки с трудом удерживающихся на краю сосен, замерла, не в силах сделать ни шагу дальше. Лицо ее окаменело, она будто боролась с чем-то внутри себя, пытаясь заставить ноги продолжать нести ее к зарослям.
И Дирт, ошеломленно за ней наблюдая, прекрасно понимал, с чем именно она сейчас сражается. Сигни почему-то рвалась в лес, но страх, годами нависавший над селением, не позволял ей пошевелиться. Она всегда была отчаянной трусихой, даже ягоды на опушке не собирала.
Из-за дома показался мужчина. Незнакомец – даже похожих на него в Хеннигвиле не было. Невысокий, коренастый, с крючковатым крупным носом, с сальными клочьями черных волос, выбивающихся из-под круглой железной шапочки.
Дирт не сразу понял, что это не шапка – шлем. Часть доспехов, о которых рассказывал лэрд. Одно дело слушать истории про них, а другое – увидеть.
Помимо шлема незнакомец таскал тяжелую кожаную куртку, обшитую металлическими пластинами. Одеяние это спускалось до колен, а дальше начинались сапоги, тоже хорошо укрепленные. На широком поясе болтались ножны с непомерно длинным ножом, в руке мужчина сжимал неудобный топор: тонкое прямое топорище, лезвие же наоборот широкое, странной формы. Таким очень неудобно заниматься плотницкими делами.
Догнав Сигни, незнакомец отвесил ей оглушительную оплеуху, от которой женщина пошатнулась, вскрикнула еще громче, переборола страх, рванулась, наконец, вверх, но была грубо остановлена – за волосы схватили. Мужчина взвалил визжащее тело на плечо, запустил свободную руку под юбку, омерзительно загоготал.
Даже гуси орут куда приятнее…
Дирт, ни разу за это время не пошевелившись, взглядом проследил, как незнакомец скрывается за углом и там его встречают хором такого же гнусного смеха. Разглядеть, кто это, не получалось, но сомнений не было: такие же, в шлемах, в доспехах, с заскорузлыми волосами, месяцами не видевшими горячую воду.
Гогот заглушили азартные крики, из-за угла выскочила очередная жертва. Дирт прокусил губу до крови, не почувствовав боли, – это была Керита. Девушка мчалась к лесу, как прежде Сигни, но на полдороге резко свернула, побежала вдоль домов в сторону Сторожевого мыса.
Один дом. Второй. Дирт уже думал, что все, девушка вырвалась на простор пляжа, где за ней, легконогой, никто не угонится, но из-за угла последнего строения вышла фигура, закутанная в длинную металлическую рубаху, и подставила подножку древком копья. Керита упала с криком, тут же вскочила, но мужчина оказался быстрее, ухватив ее, как до этого и Сигни, за волосы.
В самом способе поимки женщин чувствовалась система. И тот и другой далеко не первый раз это проделывают.
Дирт пришел в себя на полдороге вниз. Напрочь позабыв про опасность переломов, ноги стремительно несли его к углу злополучного дома. В голову почему-то полезли дурацкие неуместные мысли. Он вдруг вспомнил, что там уже второй год никто не живет. Так же, как в соседнем. Ведь Хеннигвиль постепенно вымирает, только тупицы это не понимают. Детей рождается не так уж мало, но немногие дорастают до серьезных лет. А взрослые стареют, умирают, свою дань берут море, болезни и разные несчастья. Если ничего не изменится, не пройдет и полувека, как не останется никого, и лишь россыпи камней на месте обвалившихся домов будут напоминать о том, что здесь когда-то стояло селение.
Дирт охотился с луком, нож у него был не для убийства, а для разделки добычи. Закаленный клинок, чуть меньше ладони длиной, шириной в два пальца, с глубокими долами по обеим сторонам лезвия и удобной рукоятью из плотно стянутых кружочков бересты. Нетяжелый, в меру наточен, удобно ложится в руку и даже на лютом морозе не холодит кожу.
Мысль об убийстве Русалочки далась ему куда труднее – этого человека он был готов прикончить без малейших колебаний. Собственно, мчался к нему он не для разговора, да и нож выхватил не похвастаться доброй сталью.
Куда бить? Если с глупой коровой все очевидно, то в данном случае возникает масса сложностей. Анатомия живых существ сходная, Дирт знал, куда надо попасть, чтобы добыча не ушла далеко. Но ведь звери не облачались в броню, собранную из тонких металлических колец. Их шкуру легко пробивал даже костяной наконечник при условии, что он сделан как полагается, и не прошел вскользь.
Металлическая рубаха… Если ее и возможно пробить, то не охотничьим ножом. Здесь нужно другое оружие, которого у Дирта нет. Так куда же?
Припасть на колени и врезать по ногам, пытаясь подсечь жилы? Сапоги выглядят так, что легче уж прорезать железную рубаху, чем эту толстенную кожу, усиленную узкими металлическими пластинами.
Руки защищены по локти, а рана в предплечье не страшна, при условии если ее наносят столь несерьезным ножом.
Куда?!
Этот не стал взваливать добычу на плечо, а потащил упирающуюся, кричащую девушку за волосы, не прекращая при этом омерзительно гоготать. Добежав до подонка, Дирт со всей дури врезал из-за спины, хитро, сгибая распрямленную руку, в незащищенное шлемом лицо. Тот в последний миг заметил неладное, дернулся, но все равно удар вышел что надо, ладонь ощутила, как лезвие с треском ломает кость, хохот захлебнулся, мужчина оставил Кериту в покое, отскочил назад, бросил копье, выхватил из ножен нож невероятной длины.
«Меч», – понял Дирт. Не больно бьющие деревяшки, которыми учил его фехтовать лэрд Далсер, а настоящее оружие для благородных.
Вот только признавать в грязном противнике благородного не хотелось…
От размашистого удара Дирт уклонился, бросился было к валяющемуся копью, но пришлось оставить идею им вооружиться – едва не схлопотал укол в бок. Удалось схватить лишь камень, развернувшись к противнику, угрожающе замахнулся, заставив того дернуться в сторону, инстинктивно прикрывая и без того уже пострадавшее лицо.
Выглядел мужчина страшно. В левом глазу торчал нож, из-под лезвия густо струилась кровь, залив половину лица до подбородка. Рот скалился в нервной ухмылке, зубов было мало, и походили они на почерневшие пеньки. Но несмотря на рану, движения оставались резкими, меч держал уверенно, в ход его пускал без колебания.
Перед Диртом убийца, который не просит у коров прощения. Для него смерть – это неотъемлемая часть жизни.
А вот для Дирта нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
