Это означало: бог предоставил человеку свободу выбора между добром и злом. Дьяволу не позволено завладеть душой человека силой. Но хитростью и подкупом он имеет возможность это сделать. Человек волен жить во имя высшего, божественного, или ради низшего, дьявольского, нечистого.
Теоретики инквизиции показывают немалую свою изворотливость, выдавая зло, творимое церковью, за благо, ложь — за истину. Чтобы придать вес своим утверждениям, ссылаются на авторитет Фомы Аквинского, признававшего ведьм, и на мнение большинства.
Ссылка на большинство очень характерна. Для научного метода она недопустима: верную идею выдвигает сначала один, открывший ее, а большинству она еще неведома. Открытие обычно противоречит взглядам большинства. В этом залог величия, постоянного обновления и развития науки. В религии задача иная: всеми способами удержать старое, привычное, принятое большинством и высказанное теми, кто признается авторитетом. Религиозные взгляды традиционны, неизменны. Наука подобна живому изменчивому ростку, религия — инертному неколебимому камню…
Как ни странно, одно «научное» понятие, встречаемое в «Молоте ведьм», выглядит вполне современно с позиций… атомной физики. Это — упоминание о виртуальном воздействии демонов, «которое имеет силу действия в потенции». В наши дни для ничтожных порций материи (энергии) считаются возможными виртуальные взаимодействия. При этом возникают как бы мнимые частицы — виртуальные — и пропадают тотчас. Своеобразны демоны макромира!
Для людей средневековья эта идея не показалась бы странной. Они были окружены виртуальными существами — демонами. И тот, кто не верил в демонов, казался ненормальным. Таких людей — провозвестников нового времени — было еще немного. Из них далеко не все выбирали опасный путь борьбы с мракобесием и жестокостью.
На этом пути ожидала их святая инквизиция. Смертельная опасность. И еще одно страшное порождение того времени: иезуиты.
Как многие религиозные течения, и это у истоков своих было чистым, устремленным к высоким идеалам добра. Его основатель выглядел святым, фанатиком веры. Это был испанский дворянин Игнатий Лойола. Родился он в 1492 году, был красив, смел и болезненно честолюбив. Он избрал военную карьеру, в бою с французами выказал мужество и отвагу, был тяжело ранен, перенес несколько мучительных операций ноги (ему ломали и пилили кости, а ведь обезболивания тогда не знали), остался хромым и увлекся чтением. Ему попадались католические трактаты, жития святых. Он поверил в чудеса, принял все происшедшее с ним как испытание, ниспосланное богом, счел себя призванным стать христианским мучеником, роздал деньги бедным, оделся в рубище, взял посох и отправился в Иерусалим. В пути он бедствовал, находился в состоянии религиозного восторга, имел чудесные видения. Он бичевал себя трижды в день, семь раз молился и походил на помешанного. На корабле он попал в Италию. Там была чума. От него люди прятались: истощенный, оборванный, с горящими глазами и суровым лицом, он казался олицетворением смерти. Но все-таки достиг Иерусалима, со слезами целовал святую землю, где проповедовал и был распят Христос, и решил тут же начать обращение мусульман в христианство. Местные монахи во избежание религиозных конфликтов отправили его в Европу.
Он стремился к славе, к признанию. С трудом одолел латынь, учился в университете. Его первые проповеди вызвали интерес не только в народе, но и у инквизиторов. Ему запретили проповедовать. Он решил основать новый монашеский орден и 15 августа 1534 года вместе с первыми семью приверженцами поклялся отречься от всего земного, посвятив себя служению католической церкви. Они проповедовали, утешая умирающих, ухаживали за больными.
Лойолу действительно стали почитать как святого. Он отправился в Рим, приложился к туфле папы, преподнес ему деньги, скопленные за годы скитаний, и предложил основать новый монашеский орден для борьбы с еретиками. Предложение оказалось кстати: движение протестантов окрепло, авторитет и власть папы заметно поубавились. Папа торжественно утвердил в 1540 году новое братство — Общество Иисуса, иезуитов (от латинской формы имени Иисус — Иезус). Генералом ордена был назначен Лойола. Он вспомнил свою военную молодость и ввел в новом ордене железную дисциплину, полное повиновение и строжайшие проверки. Поступающие в орден долго испытывались; определялись их склонности, способности; подбирали подходящее занятие для них: дипломатия при дворах королей, преподавание, научная деятельность, миссионерство, литература… Иезуиты были избавлены от многочасовых молитв, церковных служб и могли направлять свою энергию на мирскую деятельность, в частности на медицинскую помощь, на обучение и воспитание юношества. Они быстро завоевали популярность своим усердием и бескорыстием, проникая во все слои общества.
Охотники на ведьм вели свою работу, имея по большей части дело с людьми невежественными, суеверными, а то и психически больными. Иезуиты выискивали прежде всего еретиков — отступников от католической веры — не столько среди необразованного народа, сколько в среде просвещенных граждан, философов, преподавателей.
Такова была обстановка в Западной Европе во второй половине XVI века. Джордано Бруно, понимающий дикость веры в демонов, отвергающий все виды насилия над человеком, всякое подчинение личности, был в средневековье человеком будущего.
Он видел мир глазами ученого и поэта. Толпы фанатиков казались ему скопищем безумцев, а инквизиторы — преступниками. Религиозные бури, кровавые и жестокие распри эпохи Возрождения он переживал с удивлением и негодованием. Как могут люди — тысячи, миллионы людей! — так жестоко ошибаться?! Ради нелепых вымыслов совершать убийства, мучить, преследовать свободную мысль, разжигать ненависть и войны?! Как могут люди не замечать, что живут в страхе и унижении, в какой-то всеобщей слепоте?!
Он не мог примириться с этой атмосферой насилия, жестокости, духовного рабства, невежества, лжи. Как открыть людям истину, для которой он еще и сам не нашел подходящих слов, но которую ощущает в себе и без которой уже не мыслит своей жизни?
Вероотступник
Джордано Бруно отдавал безусловное первенство науке. Все, что противоречит разуму, — вызывало у него сомнение.
Удивляет ранняя зрелость, самостоятельность мысли Бруно. На суде инквизиции его спросили, верует ли он в триединство бога-отца, бога-сына и святого духа? Он ответил, что с восемнадцати лет сомневался в этом догмате.
Сомнения запрещались. Этот запрет вызывал сомнения: если ограничена свобода мысли, значит, идея уязвима, неразумна, ложна. Истина не боится сомнений!
Приходилось тщательно скрывать книги святых отцов церкви с комментариями Эразма Роттердамского. Еще несколько десятилетий назад Эразма чтила католическая церковь, а теперь считала своим врагом; книги с его заметками сжигались. Бруно сохранял их в своей келье, несмотря на угрозу жестокого наказания.
Послушание требовалось не только в поступках, но и в словах и мыслях. Устав гласил: «Никто из братьев не смеет излагать или защищать какое бы то ни было личное мнение, противное общему взгляду учителей во всем, что касается веры и нравственности… Под угрозой лишения звания запрещается во время чтения высказывать и доказывать мнение, не согласующееся с общими взглядами святых отцов… Все должны следовать святым отцам, изучать их труды, подкрепляя мнения цитатами из их книг».
Особенную ярость, сдерживаемую с трудом, вызывала у него необходимость таить свои мысли, свои взгляды от окружающих. Наушники и доносчики были повсюду. Приходилось молчать и притворяться.
А церковная служба шла своим чередом. Сравнительно рано, в двадцать четыре года, он был возведен в сан священника (прежде два года был субдиаконом и еще два — диаконом).
Обряд посвящения можно было бы назвать луковичным или капустным: много одежек и все без застежек. Посвященного облачили во все то, что ему доводилось носить прежде: подрясник послушника, накидку (скапулярий) монаха, одеяния субдиакона и, наконец, облачение священника. Затем выбрили тонзуру — круглую лысину на макушке — и вручили чашу с вином («кровью господней»). Обыкновенным католикам позволялось причащаться только «телом Христа» (хлебом, облаткой), зато священник получал право вкушать и «крови Христа».
Приблизительно в то же время Бруно совершил первую поездку в Рим. Его вызвал кардинал Ребиба, прослышавший о молодом монахе, отличающемся необыкновенной памятью. Пришлось продемонстрировать свое искусство кардиналу и папе Пию V. Его расспрашивали, как он приобрел свое умение: невольно, по велению судьбы, или по своей воле, упражнениями. Джордано отвечал, что хорошей памятью наделили его родители, но это наследство он умножил постоянными упражнениями. Он рассказал, какими приемами развивал свою память.
