Посмотрев на Коркина, проверяющий заключил:
— А вам, замполит, пора перебираться в Главный штаб, в Москву. Нам нужны профессионалы-практики, способные успешно проводить в жизнь политику партии и приказы министра обороны.
Все подумали, что таким образом проверяющий пошутил. Но через месяц Коркина вызвали в политуправление Тихоокеанского флота. Здесь Алексей встретился со своим первым кадровиком, Иваном Ивановичем.
Тот узнал его и приветливо, как старого товарища, слегка похлопал по плечу и усадил на диван.
— Что я говорил, встретились. Пережил ты паросиловой сторожевик. За это тебе и награда — проект приказа о назначении инструктором по комсомолу в политуправление Военно-морского флота. В Москву поедешь и далеко пойдешь, если не остановят, — не сдерживая улыбки, напутствовал Иван Иванович.
Жена не очень-то и обрадовалась известию о переводе в столицу. Все же уезжать с малой родины, где родители, друзья и знакомые, ей не хотелось. Но, проплакав весь вечер, начала собирать вещи. Жизнь военного — на чемоданах. Только строка военной присяги «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы» касается военнослужащего, а выполняется по умолчанию всеми членами его семьи.
Москва встретила молодую семью неприветливо. В Банном переулке, где давно обосновалось городское бюро по сдаче и съему жилья, через посредника нашли квартиру, заплатив ему полторы капитанские зарплаты. Сдача квартиры для советского москвича с давних времен являлась особым и выгодным бизнесом. Официально он был запрещен властями как один из видов предпринимательской деятельности. Хотя существовало государственное бюро обмена и продажи квартир. Но выбор был настолько мал, а каждое оформление сопровождалось такими огромными, в месяцы, очередями, что люди искали обходные и более удобные пути решения своих проблем. Поэтому и сложился стихийно в Банном переулке полуподпольный рынок услуг по обмену, продаже и съему квартир. Будущие риелторы уже тогда неплохо зарабатывали на посредничестве, связывая напрямую покупателя и продавца. При этом они получали до десяти процентов от сделки. А государственное бюро без всяких очередей принимало и оформляло от уличных риелторов необходимые документы.
Нуждающиеся, особенно покупатели услуг, каждый вторник с семи до десяти часов утра собирались на этом небольшом пятачке старинной московской улицы. Другого, официального пути просто не было. Такие «черные рынки» жилья существовали тогда во всех крупных городах страны. Алексею был хорошо знаком механизм действия такого рода «магазинов» по продаже практически любой продукции. Во Владивостоке и Находке он иногда захаживал на рынки японских вещей и импортной радиоаппаратуры. Одни люди хотели заработать на привезенном из рейса «дефиците», другие — приобрести необходимый товар или услуги. Нишу человеческих потребностей, игнорируемых государством, тут же занимал наш предприимчивый народ. Знали об этом все. Милиция и власти с пониманием относились к народной инициативе. И не вмешивались, разве что проводили профилактические облавы на «менял».
Вот так рядом уживалось хорошее и плохое, патриотизм и шкурный интерес, стяжательство и тяжелый труд, в том числе военного моряка. Самое интересное, что все стороны по-своему были правы. Одним нужно за службу народу получать деньги, а другим эти деньги забирать обратно. Справедливость в Банном имела место быть и заключалась лишь в одном — деньги не пахнут. Алексей же в этой изнанке жизни подметил существование особого слоя советских людей, создающих в темноте переулков свой особый мир. Мир денег и удовольствий. Но он еще не догадывался, что за деньгами всегда следует стремление к власти. Власти над людьми и созданным их трудом богатством.
В Москву они взяли лишь самое необходимое. Съемная однокомнатная квартира устраивала по цене, но не удобствам. Давно не ремонтирована, грязные обои и рассохшийся паркет. Но исправно работала газовая плита и холодильник «ЗИЛ». Сливной бачок в туалете пришлось поставить новый. Вещи сложили в углу, так как шкаф отсутствовал. В казарме и то чище и уютнее, думала Татьяна. Ей стоило большого труда создать хотя бы видимость уюта в их новом временном жилище.
Муж каждые полмесяца находился в командировках. Ей пришлось самой найти работу. Татьяна устроилась кассиром в одном из строительных учреждений Министерства обороны. В то время в Москве расплодилось множество различных управляющих структур оборонного ведомства плюс штабы видов Вооруженных сил. Такая же картина наблюдалась и в гражданских министерствах. Но партикулярных чиновников в толпе не видно, а военного выдает форма. Многим соотечественникам, а особенно иностранцам, это служило поводом обвинить правительство в чрезмерной милитаризации гражданского общества. Кстати, в то время повседневное ношение форменной одежды было обязательным для военнослужащих. Приходить и уходить со службы в гражданской одежде считалось плохим тоном. Форму любили все. Не только сами военнослужащие. Потому и носили с достоинством. И не кичились своей принадлежностью к избранной касте, а подчеркивали всем этим близость и связь с народом.
Правда, им не объясняли, что будет с их жизнью лет через десять или двадцать. Они самостоятельно строили свою карьеру и были уверены — квартиру получат от государства обязательно, зарплаты хватит, чтобы раз в год ни в чем себе не отказывать в отпуске в ведомственном санатории. Плюс гарантированная и значительно выше гражданской пенсия. От военнослужащего и его семьи требовалось лишь жить и работать там, где скажут. Отказаться — значит остановить служебную карьеру. Выбор был всегда. Потому-то многие офицеры и стремились перебраться в крупные города. Там жизнь удобнее, с работой жене проще, детям есть где получить высшее образование. Карьера в таких случаях отодвигалась на второй план ради бытового благополучия. Собственность здесь становилась решающей силой — возможность получить квартиру в Москве была заветным желанием каждого офицера. Как говаривал известный писатель, квартирный вопрос испортил москвичей.
На работе у Татьяны оказался близкий по духу коллектив, из жен военных. Проблемы у всех похожи, и главная из них — получение квартиры. Крышу над головой ждали, наверное, с большим желанием, чем ребенка. Три года — вот средний срок ожидания. Главное — в каком районе города ты ее получишь. Ближе к метро, центру, бассейну, школе… Сейчас смешно вспоминать, но люди еще позволяли себе перебирать, тянуть время. А квартирная очередь в это время их подталкивала, шушукалась и, шипя, угрожала справедливостью. Списки очередников висели на доске информации каждого учреждения. Они делились на три группы: льготники, многодетные и назначенные на должность приказом министра обороны или его замом. Если же последнее условие не соблюдено, то очередник переходил в отдельный список лиц «второго сорта». Они получали квартиры в последнюю очередь, там же значились и стоящие на расширение жилой площади. С обсуждения списков, их движения начинался и заканчивался рабочий день.
— Нужно рожать, — сказала она как-то за ужином.
Алексей поправил — лучше сразу двойню. Получим «трешку». А то с одним ребенком опять проходить адовы круги сбора документов с просьбами и ходатайствами в жилкомиссию. Расширение квартиры почему-то не приветствовалось. Наверное, потому, что там заседали пожилые каперанги и полковники, считавшие, что в столице «лейтенантам» делать нечего. Их место в войсках. В Главный штаб следует перебираться из гарнизона в звании старшего офицера, когда планирование семьи уже закончено.
Алексей учился заочно в Военно-политической академии имени В. И. Ленина. В один из майских дней нужно было ехать в полевой лагерь под Кубинкой. Предстояла сдача комплекса экзаменов за первый курс. С вечера он погладил форму и стал надевать на пружину белый чехол фуражки, постиранный накануне женой. Вдруг он обнаружил на чехле бледно-синие пятна.
— Ты что, стирала чехол с хлоркой? — спросил Алексей жену.
— Конечно, — ничего не подозревая, ответила Татьяна, занимаясь на кухне принесенными с работы документами. За своей формой муж всегда следил сам. Она в первый раз решила постирать чехол.
— Его же стирают руками и только мылом или порошком, — с досадой ответил он. — Все испорчено, на выброс. И белого чехла у меня больше нет.
Татьяна оторвалась от работы и с ужасом поняла всю тяжесть своего проступка. Учеба мужа в академии для нее была делом святым, с ней она связывала дальнейшее благополучие их семьи. Еще раз перерыла все вещи. Наткнулась на белые форменные брюки. Они были сшиты из шерстяной материи, что и необходимо.
— Не переживай, нашла выход, — она успокоила, как могла, расстроенного мужа. — На машинке сошью новый чехол.
