— Я подумываю написать очерк о Малахии, — объявила мисс Дру. — По-моему, случай интереснейший. Тут явно нужен психоанализ.
— Да, мисс, нужен, — согласился Хемингуэй, глядя на Салли с куда большей симпатией. — Десять против одного, что в младенчестве он перенес травму, которая объясняет его нынешние странности.
— Головушкой стукнулся? — полюбопытствовал Невилл.
— Скорее, в подсознании отпечатался внешне обманчивый эпизод, — предположила Салли.
— Какая прелесть! — изобразил восторг Невилл. — Беда в том, что у него нет подсознания.
С таким утверждением Хемингуэй смириться не мог:
— Здесь вы ошибаетесь, сэр. Подсознание есть у каждого.
Невилл тотчас заинтересовался:
— Сэр, давайте присядем и поговорим. Чувствую, вы на стороне мисс Дру. Я же темой почти не владею, зато необычайно сообразителен и наверняка сумею опровергнуть любое ваше утверждение. Диспут получится интереснейший, да, сэр?
— Меня сюда не на диспут прислали. Время дорого.
— Смотреть на сломанную ветку в два раза бесполезнее, — парировал Невилл. — Диспут со мной что витамин для мозга, а сломанная ветка, похожая на улику, — ловушка для неосторожных.
— В самом деле, сэр? — Хемингуэй смерил его пристальным взглядом. — Не объясните, каким образом сломалась эта ветка?
— Объяснить могу, но вы уверены, что нам не стоит…
— Мне было бы чрезвычайно интересно это услышать, — перебил сержант.
— Насчет «интересно» вы ошибаетесь, — отозвался Невилл. — Думаете, кто-то перелез через забор, опираясь на эту шпалеру?
— Да, сэр, так мне кажется.
— Вы необыкновенно умны! — воскликнул Невилл. — Именно так и случилось.
— Да ну? — с подозрением переспросил сержант. — Сэр, вы смеетесь надо мной?
— Разве я посмею? Моя беззаботность обманчива, это лишь маска, за которой смятение.
— Неудивительно, — сухо отозвался Хемингуэй. — Но вернемся к ветке. Кто перелезал через забор?
— Я, сэр! — с ангельской улыбкой отчеканил Невилл.
— Когда?
— В ночь, когда убили моего дядю… Чувствую, вы ждете подвоха, и если мысли ваши об убийстве, подвох действительно есть. Я перебрался через забор, когда все, включая полицейского в нашей передней, думали, что я сплю. Кстати, я вылез из окна своей спальни. Давайте, покажу.
— Почему не в дверь? Почему из окна-то? — удивился сержант.
— Из-за полицейского в передней. Зачем ему знать, куда я иду? — Невилл подмигнул Хемингуэю. — Не хотелось наводить его на греховные мысли, которые теперь тревожат вас. Я невиновен, а ходил посекретничать с сообщницей.
— Вы… Послушайте, сэр…
— Боже, Невилл, у тебя точно мозги куриные! — перебила Салли.
— Не груби, радость моя! Сержант — человек резкий, но сквернословие молодой женщины ему придется не по душе.
— Хотелось бы услышать правдивый вариант байки, которую вы мне скармливаете.
— Конечно, хотелось бы, — сочувственно произнес Невилл. — Вы мне нравитесь, поэтому признаюсь, что тише мыши сбегал к миссис Норт — сообщил, что моего дядю убили.
У Хемингуэя аж челюсть отвисла.
— Вы сообщили ей… Зачем, позвольте спросить?
— Хелен непременно следовало поставить в известность — из-за ее делишек с дядей Эрни.
— Так вы знали об этом, сэр?
— Да, разве я не ясно выразился? Я был ее сообщником.
— Никуда не годным помощником! — вмешалась Салли.
— Хелен напрасно давила на меня и впутала в свои дела. Не зря вы удивляетесь, сержант. Вы правы: помогать совершенно не в моем стиле. Впрочем, я уговаривал дядю вернуть расписки. Это и имел в виду Симмонс, когда рассказывал вам, как перед ужином дядя послал меня к черту. — Невилл сделал паузу, хлопая длинными ресницами. — Вы человек сообразительный. Чувствую, едва вы подумали, что помощь Хелен дает мне мотив убить дядю, как уловили изъян этой версии. Расписки я не получил бы, даже если бы совершил убийство. Вообще-то я не пробовал, но почти уверен, что сейф открыть бы не смог. Вот мисс Дру смогла бы. Вернее, она так говорит; я заметил: чуть ближе к делу, и решимости у нее убавляется. Главный женский недостаток — постоянства нет ни в чем. Захвати она свои преступные записи, непременно приготовила бы чудовищную смесь, которую называет супом, и взорвала бы сейф.
— Почему, сэр, вы считаете, что миссис Норт было важно знать о гибели вашего дяди? — спросил Хемингуэй, с живейшим интересом выслушав пламенную речь.
— Как же иначе? Ваши люди наверняка нашли бы расписки… Если их присутствие в дядином сейфе не кажется подозрительным, с какой стати суперинтендант задал перцу бедной Хелен?
Потрясенный Хемингуэй даже с ответом не нашелся. Впрочем, отвечать не понадобилось.
— «Что хвалишься злодейством, сильный?»[35] — грозно осведомился констебль Гласс.
Глава восьмая
Хемингуэй вздрогнул: он не слышал шагов констебля, зато Невилл не растерялся и отреагировал без промедления.
— «Разве я море или морское чудовище, что Ты поставил надо мною стражу?»[36] — осведомился он с искренней обидой, которая вызвала у Гласса оторопь, а у сержанта симпатию.
— И дьявол может использовать Священное Писание в корыстных целях, — заметила мисс Дру. — Но цитата хороша. Где ты ее откопал?
— В Книге Иова, — ответил Невилл. — Там немало интересного, но, увы, на грани приличия.
— «Кто пренебрегает словом, тот причиняет вред себе»[37], — объявил Гласс. Достойный ответ Невилла его шокировал, однако потрясение быстро прошло.
— Довольно! — вмешался Хемингуэй. — Гласс, ждите меня на подъездной аллее. — Когда констебль ушел, он повернулся к Невиллу: — Сэр, возникает вопрос: почему вы рассказали все это только сейчас?
— А вы только сейчас заметили сломанную шпалеру, — парировал Невилл.
— Правду о своих похождениях следовало рассказать в тот роковой вечер, не дожидаясь расспросов, — строго заявил Хемингуэй.
— Не-ет! Открой я рот, вы сразу меня заподозрили бы!
Сержант подумал и про себя решил, что молодой Флетчер прав, хотя вслух посоветовал ему не слишком умничать с полицией.
— Умничать, возможно, и не стоит, но ваш суперинтендант сказал, что из моего заигрывания с прессой не выйдет ничего хорошего. А ведь вышло, еще как вышло! Моя фотография попала в газеты.
— Да ну? — невольно усмехнулся Хемингуэй. — Хотите сказать, ваша шпионская сказка теперь в газетах?
— Нет, — с сожалением ответил Невилл, — но один из тех бойких парней решил, что я из домашней челяди Флетчеров.
Салли захохотала.
— Невилл, что ты им наговорил? Покажи мне интервью!
— Покажу, если сержант отложит мой арест минут на десять.
— Сэр, вам прекрасно известно, арестовать мне вас не за что, — возразил Хемингуэй.
— А хотелось бы? — шепотом спросил Невилл.
— Ступайте своей дорогой! — порекомендовал Хемингуэй.
К его облегчению, Невилл послушался, взял Салли под руку и повел к дому.
— Ты выдал ему куда больше, чем я рассчитывала, — сказала Салли, когда они отошли на безопасное расстояние.
— Отвлекал его.
— Искренне надеюсь, что ты не слишком много наболтал.
— Я тоже, — кивнул Невилл. — Одно утешает: скоро это выяснится. Как поживает главная героиня спектакля?
— Ты о Хелен?
— О ней, милая, а если у тебя приступ сестринской любви, отправляйся домой и не докучай мне.
— Как я тебя ненавижу! — воскликнула Салли.
— Тут ты не одинока, — утешил Невилл. — Тех, кто меня любит, все меньше и меньше. У тети Люси вообще на меня аллергия.
— Неудивительно. Должна сказать…
— Кому должна?
— Замолчи. Должна сказать, очень низко с твоей стороны фотографироваться в лакейской форме. Мисс Флетчер сейчас только твоих выходок не хватает!
— Ерунда! Бедняжка Люси превратилась в слезоточивую капельницу на горе и мне, и себе. Газету с интервью и фотографией я заботливо сунул ей под нос. Получилось отличное развлечение. Лучше гнев, чем беспробудная скорбь. Как Хелен?
— Нормально, — сухо ответила Салли.
Невилл окинул ее сонным, но проницательным взглядом:
— Обстановка накалилась, да? Зачем ты вообще сюда пришла?
— Ничего не накалилось! Я просто захотела взглянуть на место преступления. Ну, и испариться ненадолго: Джон уезжает в город лишь после ленча.
— И у них телячьи нежности? Не верю! — воскликнул Невилл.
Салли коротко хохотнула.
— Пока до нежностей не дошло, но, вполне возможно, дойдет. Не был бы Джон таким… таким по-идиотски неприступным!
— Не говори! Ох уж эти сильные мужчины!.. Если выяснится, что Джон убил Эрни, мы станем его покрывать?
Салли не ответила, но у стеклянной двери гостиной вырвала руку и резко спросила:
— Невилл, ты способен говорить правду?
