Кира невольно вспомнила вчерашнего любовника, у которого были свои детские увлечения.
– Вы знали, что в мире существует триста видов ленточных червей и полтора миллиарда людей заражены ими, носят их внутри? Так что вы не уникальны, дорогуша. А вот то, что находится в вас, уникально.
Живот Киры вздулся, она вскрикнула от мучительной боли. Скоблев, как ни в чем не бывало, продолжал:
– В Джибути брат встретил племя кочевников, которых отличала невероятная, даже по меркам голодной Африки, худоба. Племя это не только не боялось паразитов, но принимало их как великий дар. Зараженный гельминтами почитался как святой. Но это касалось не всех лентецов, а лишь одного вида. Не изученного наукой древнейшего паразита, предка бычьего цепня.
Кира взвыла, задергалась в кресле. Ей хотелось выблевать слова, поступающие в ее мозг из уст симпатичного рекламного врача:
– Открытый братом гельминт скрывался от ученых столько лет благодаря изумительной способности мимикрировать. Позвольте пояснить. Обычные цепни размножаются, отделяя от себя проглоттиды, небольшие отростки, которые выходят из оккупированного организма вместе с калом. Проглоттиды ползают, рассеивая яйца с личинками, – чудо природы, не так ли? Но проглоттиды нашего с вами червя настолько малы, что обнаружить их в кале практически невозможно!
На лице Скоблева появилось то выражение, которое бывает у людей, увидевших отличный фокус.
– Брат исследовал гельминты и пришел к удивительному выводу. Древний червь предпочитает голодных людей сытым. Микрофлора кишечника страдающего от недоедания человека – идеальная для него среда.
Кира вцепилась в подлокотники кресла, ее тело выгнулось дугой.
– Продолжать исследования среди дикарей брат не мог. Зато мог начать эксперименты здесь, вместе со мной. Нужно было лишь найти добровольца, согласного проглотить живую цисту червя. Однажды я увидел в Интернете рекламу лекарств для похудения, и меня осенило. Три месяца мы искали подходящего кандидата, зондировали Интернет. Отослали анкеты сотне девушек, из которых отобрали нескольких. Злобных, социопатичных, любящих лишь себя. Достаточно тупых и совершенно одиноких. Тех, кого не отговорит мама, не отведет в настоящую больницу муж. Все шло как по маслу, но в вашем случае, Кира Дмитриевна, результат оказался поистине потрясающим. Другие черви только начали расти, а ваш уже прошел все стадии, от мельчайшего паразита до половозрелой гермафродитной особи. Я не понимал, в чем дело, пока вы не рассказали о «Бьютиноле». Жуткая химия, но ее состав вызвал интереснейшую мутацию, которую нам еще предстоит изучить. Позвольте.
Доктор нагнулся и сорвал с Киры шорты вместе с трусиками. Боль ее была так сильна, что места для стыда не оставалось.
– Я заявлю в милицию! – процедила она. – Вас сгноят в тюрьме! Тебя и твоего больного брата!
Угроза не обидела Скоблева.
– Бросьте, о чем вы! Во-первых, гельминты используются во многих БАДах для похудения. А во-вторых, вы прекрасно знали, на что идете. Договор, помните? Ах да, вы же не читали. «Я, Шестопалова Кира Дмитриевна, осознаю риск, добровольно принимаю участие в эксперименте, согласна стать инкубатором для цестоды…» Вы все подписали! Да прекратите вы так расстраиваться! Вы добились того, чего хотели. И, подумайте, вы мать существа, которое может изменить гельминтологию.
Кира сползла с кресла, суча ногами. Вены вздулись на ее шее, в уголках губ выступила пена.
– Вытащи его!
– Что я и делаю.
В руках Скоблева появился складной контейнер.
– Скоро все закончится, и вы вернетесь к прежнему ничтожному существованию.
Кира упала на корточки, ткнулась лицом в ковер. Ей казалось, что прямую кишку подцепили рыболовными крючками и вытаскивают наружу. Болезненная и неудачная попытка заняться с Андреем анальным сексом не шла ни в какое сравнение с той болью, что разрывала ее пополам.
– Господи! – пробормотал вдруг Скоблев, а потом заорал.
Кира потеряла сознание.
За обеденным столом собрались все члены Кириной семьи, были здесь и Андрей с любовницей, и Галя с женихом. Мама доставала из чана куски мяса, бросала в подставленные алюминиевые миски.
– Наша доченька, – сказала мама.
– Пушистик, – добавила сестра и впилась в бедренную кость, высасывая горячее содержимое.
Кира вскрикнула и очнулась. Кровь успела подсохнуть на ее ногах. Крови было много, но боль утихала. По крайней мере Кира могла самостоятельно встать. Скоблев лежал рядом. На его лице застыла удивленная гримаса. Густые каштановые волосы врача были содраны вместе со скальпом и висели на ниточках кожи, как парик-накладка. Череп напоминал орех, который потерли об асфальт. Он был стесан, в дырах виднелся мозг. Словно кто-то свесил врача с гоночного болида и прочертил его головой тормозной путь. Затылок отсутствовал вовсе.
Киру вырвало желчью. Цепляясь за стены, она вытащила себя в коридор.
«Боже, помоги мне проснуться!» – подумала она.
В дверь позвонили. Кира повисла на дверной ручке, повернула защелку и оказалась в мужских объятиях.
– Я пришел сказать, что завтра утром мы уезжаем, и… – Гордей запнулся. – Что случилось? Ты вся в крови!
Кира молча показала в сторону комнаты:
– Его убили, убили…
Гордей, хмурясь, пошел по коридору.
– Нет, нет, стой, не надо!
– Это что, розыгрыш?
Что-то длинное, белое вылетело из-за кресла. Петлей захлестнуло парня. По-кошачьи потерлось о его ошарашенное лицо. Всего лишь нежное касание, но оно слизало лицо Гордея, срезало легко, как бритва. Из дырки на месте носа хлынула кровь. Рот, лишившийся губ, раскрылся, но крика не последовало. Вторым касанием белесая тварь вырвала горло Гордея. Забрызгивая стены, парень повалился навзничь. Ступни его дергались в чечеточном припадке, пальцы цеплялись за ковер. На груди восседало то, что пятнадцать дней вынашивала в себе Кира.
Тело червя (пяти-? десятиметровое?) состояло из колец и было толще веревки. Его венчала головка размером с детский кулачок. Острые хитиновые лепестки окружали головку несколькими рядами. Кира смотрела, как проклевываются новые шипы, как тело удлиняется, раздвигая кольца. Вдруг головка остановилась, лепестки втянулись внутрь. Влажный ротик открылся посреди белой безглазой мордочки.
Цепень соскользнул с Гордея и плавно пополз к онемевшей Кире.
Ее ноги, как в кошмаре, приросли к полу, и она могла лишь смотреть.
Дитя ткнулось в голень, мокрое, гладкое, беззащитное, если не знать о спрятанных до поры шипах. Осторожно поползло вверх, обвивая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
