И она похотливо усмехнулась.
— Полагаю, вы посвятите меня в тайну приготовления сей пулярки? — спросил Николя.
— Я ожидала этого вопроса! Берешь тушку упитанной пулярки, старательно взращенной, откормленной отборным зерном. И, не мешкая, начиняешь мясистые части мелко нашинкованными трюфелями. Начиняешь вручную, и трюфеля не просто режешь, а еще и пассируешь на сковороде с мелко нарезанным салом и пряностями.
— И потом сразу в гусятницу?
— Ни в коем случае! Для моей курочки самое главное — прелюдия, как в любви. Ты оборачиваешь мою курочку вощеной бумагой, чтобы трюфеля и пряности соединились в экстазе, А через три дня снимаешь бумагу и оборачиваешь дошедшую до кондиции девушку в нарезанные полосками телячьи ляжки и тонкий слой сала. Тогда, и только тогда ты берешь ее и, словно любимую женщину, укладываешь в жаровню нужного размера, на постель из кружочков моркови, пастернака, пряных трав, соли, перца и двух луковиц, нашпигованных гвоздикой. И затем, лакомка ты моя, поливаешь все малагой. В постельке пулярочка должна провариться на медленном огне по крайней мере два часа. Наконец, ты убираешь жир, освобождаешь птичку, посыпаешь горстью мелко нарезанных трюфелей, а сок сливаешь и смешиваешь с горсткой давленых каштанов. И, наконец, получаешь свой лакомый кусочек!
— А что на сладкое? — с любопытством спросила Сатин.
— Замороженные ананасы, прибывшие прямо из оранжерей монсеньора герцога Буйонского. А потом… только не шумите слишком!
— Еще один герцог! Да нашу Полетту просто подменили!
Николя не сопротивлялся, понимая, что попал в ловушку, которой он, впрочем, весьма охотно позволил захлопнуться. Атмосфера изменилась; уверенная в своей безнаказанности, Полетта принялась называть его на «ты». Растроганный неожиданным обретением своей давней подруги, он принял молчаливое приглашение провести у нее вечер, суливший столько удовольствий. Собственно, он давно не позволял себе расслабиться. Постоянное напряжение, связанное с повседневным исполнением обязанностей службы, значительно умножившихся из-за празднеств по случаю бракосочетания дофина, не оставляли ему времени для отдыха. Ощущая себя всадником, утомившимся в пути, сегодня вечером он решил отдохнуть на обочине дороги. Однако сознание долга не позволило ему забыться окончательно. Он помнил намеки Сортирноса, что Полетта хотела сделать какие-то признания. А Полетта, как известно, никогда ничего не делала напрямую, а всегда ходила вокруг да около, и каждое слово приходилось вытаскивать из нее только что не клещами. Не следовало также забывать и о бдительности и не посулить ей слишком много, ибо она всегда старалась извлечь из своих сведений выгоду — либо материальную, либо в виде привилегий; а коль попался на ее удочку, соскочить с крючка было непросто. К тому же ей доставляло удовольствие дразнить полицию.
— Все это прекрасно, — произнес Николя, — но прежде чем мы начнем отдыхать, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Наш друг Сортирнос утверждает, что вы желаете мне что-то рассказать.
Скорчив унылую гримасу, Полетта тяжело плюхнулась в кресло.
— Решительно, о чем бы мы ни говорили, его всегда тянет в Шатле!
— Ну что вы! Просто я с равным нетерпением жажду вкусить и ваших новостей, и вашей кухни. И чем быстрее мы покончим с первым блюдом, тем всем нам будет лучше. Итак, расскажите мне по-порядку, как прошел вечер, когда произошло несчастье. События разворачиваются столь стремительно, что кажется, с тех пор прошло уже много времени, хотя все случилось всего лишь прошлой ночью.
— Увы, — вздохнула Полетта, — раз надо, то давайте с ночи и начнем. Я готовила ужин в честь вас и доктора Семакгюса, как вдруг возле двери раздался такой перезвон, словно в колокольчик дергала целая тысяча чертей. Стоило мне распахнуть дверь, как ко мне ворвались три десятка городских стражников, грозя все разбить и разломать на своем пути. Эти жирные верзилы в пышных костюмах напоминали манекенов. Вознамерившись устроить пир, дабы обмыть свои новые мундиры, они громко потребовали вина и девочек. Но я, как известно, не люблю, когда меня пугают…
Она бросила выразительный взгляд на Николя.
— Полетта хорошая девочка, она всегда рада гостям, но она не любит, когда гость шумит и начинает ей приказывать! Конечно, я призвала их к порядку, но, сами понимаете, пришлось их обслужить; впрочем, в отместку я вытащила для них скисшее бургундское, и эта желчь, похоже, и бросилась им в голову…
— В котором часу они явились?
— Часиков в восемь, до начала фейерверка. Я про себя подумала, что лучше бы они разобрались с праздником, толпой и беспорядками на бульварах, чем бражничать в честном доме.
— И долго они здесь пробыли?
— О, да! До двух или даже до трех ночи. У меня так распухли ноги, что стали в два раза толще. Эти пропойцы истребили последние запасы моего ликера. К ним присоединились офицеры. А когда случилось несчастье, сюда прислали за майором. Но тот в ответ только хмыкнул и сказал, что он явился поужинать, и планы свои менять не намерен, так что пусть Сартин сам разбирается в этой заварушке.
— Как выглядел этот майор?
— Высокий, толстый, красномордый, с злобными глазками, маленькими словно пуговицы на гамашах. Слова ронял небрежно, будто лаял на всех. Я ему еще припомню, кобель он мой вонючий. Я его достану…
— Благодарю вас, несравненная моя подруга. Теперь можете спокойно заняться своими ножками. Мы должны беречь вас, ибо для нас вы, поистине, бесценная находка.
— Полюбуйтесь на этого хитреца, этого прелестника, эту сладкую лапочку! Разве не он только что торопился избавиться от Полетты? Ладно, я понимаю, тебе ведь не терпится встретиться с пулярочкой, хи-хи-хи!
И, понимающе ухмыльнувшись, она выбралась из кресла и, издавая стон при каждом шаге, заковыляла к двери. Сатин и Николя переглянулись. Словно в первый раз, подумал он и тотчас вспомнил каморку на чердаке, куда он впервые пришел к ней; тогда она служила у жены председателя Парламента. Насилие, последовавшая за ним беременность — на какой-то миг он поверил, что является отцом ребенка — заставили Сатин начать торговлю своими прелестями. В сущности, ей повезло, что она попала в заведение Полетты, в противном случае ее наверняка ждала бы мерзкая нищета и Приют… Их отношения остались в прошлом: уже давно пути их не пересекались.
— Я всегда была рядом с тобой Николя, — произнесла молодая женщина. — О, не говори ничего, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь… Ах, сколько раз я ждала тебя, укрывшись под портиком Шатле, чтобы иметь счастье хотя бы несколько секунд видеть тебя. Ты всегда спешил и проскальзывал, словно тень…
Ему было нечего сказать ей в ответ.
— А твой ребенок?
Она улыбнулась.
— Он прекрасен. Он в коллеже, на полном пансионе.
Для Николя настали счастливые минуты. Живя в постоянном ожидании событий, он крайне редко позволяя себе безоглядно предаться радостям дня сегодняшнего; такие моменты случались обычно в недолгие перерывы между расследованиями, когда одно дело уже завершено, а другое только ожидало его вмешательства… Служанка принесла еду, откупорила бутылку с шампанским, и когда пенистая струя с веселым шипеньем наполнила узкие тонкие бокалы, удалилась, напевая протяжную мелодию и сопровождая ее плавным покачиванием бедер. Николя стало хорошо. Аккуратно извлекая из пулярки кости, Сатин отбирала лучшие кусочки, брала их кончиками пальцев и протягивала ему. Воздух алькова насытился ароматными парами трапезы и разогревшихся от еды тел. Не дождавшись замороженных ананасов, Николя увлек подругу на кровать. Там, погрузившись в мягкую перину, он обрел плавные холмы, глубокие лощины и тысячу раз проторенные дороги. Жар их страсти, вспыхнувший с новой силой, наполнил ночь множеством находок, прежде чем, исчерпав все свои силы, они погрузились в глубокий сон.
Пятница, 1 июня 1770 года
Лежа на спине и раскинув руки, Николя ощущал исходившее от песка тепло. Наверное, солнце сморило его, и он задремал на песчаном берегу Батца. Неожиданно кто-то навис над ним и грозным ворчанием нарушил его покой. Летом, вместе со своими ровесниками, Николя с удовольствием носился по берегу океана, а потом с разбегу бросался в воду, уворачиваясь от пляшущих на волнах рыбачьих лодок. Любовь Николя к воде огорчала его опекуна-каноника, приходившего в великое беспокойство при виде обнаженного тела и возражавшего против любого соприкосновения с водой, полагая, что та является источником всех болезней и причиной наихудших извращений. Ворчание продолжалось. Николя недовольно выругался; тогда чья-то рука принялась трясти его. Он открыл глаза, увидел коричневый ореол соска, кучу помятых простыней, а несколько поодаль насмешливую физиономию инспектора Бурдо. Он снял лежавшую на нем ногу мирно спавшей Сатин, завернулся в простыню и сурово посмотрел на нежданного гостя.
