Похоже, назревала непростая работенка. Ей нужен был тот, кто сделает за нее все, и, наверное, она нашла такого человека.
– Вы должны понять, – продолжал я гнуть свою линию, – что вам предстоит получить громадные деньги после продажи поместья. У вас есть родственники?
– Собаки – вот все мои родственники, – отвечала миссис Кэдуоллер-Бофорт, обводя рукой комнату. – Они же мои друзья, знакомые, соседи и соотечественники. Мне нужно одно – знать, что все они, их братья и сестры счастливы и что за ними хорошо ухаживают. А все остальные миллионы я намерена потратить на собачьи приюты.
– Вам, в самом деле, предстоит промотать миллионы, – заметил я.
– Да будет так – на собачьи приюты! – воскликнула она, топнув ногой и зажимая уши, словно бы и слушать не желая ни о какой другой перспективе.
Что за черт, подумалось мне, люди проматывают миллионные состояния на куда более глупые вещи – яхты и футбольные команды. Раз ей хочется осчастливить собак, то кто я такой, чтобы отговаривать ее?
– Если вы, в самом деле, так уверены в своем решении, то я могу заняться предварительной оценкой стоимости вашего имущества.
Предстояло еще убедиться, на сколько это может потянуть. До сих пор я с подобными предложениями не встречался. Даже о приблизительной рыночной цене этого поместья можно было только догадываться. Я уже заранее представлял, как распустят слюни девелоперы (так называемые специалисты по развитию) в надежде нагреть руки на сделке, при столь перспективной близости шоссе А23, до которого стоит только проложить дорогу, и тогда деньги польются сюда рекой, прямиком из столицы. Также предстояло установить, кого она видит в вероятных наследниках фамильных земель, то есть это должен быть, как минимум, человек, который с уважением отнесется к наследию ее предков.
– Приходите в любой день после двенадцати, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт напоследок. – В моем возрасте раньше настроиться на дела не получается, особенно последнее время.
– Мои комиссионные будут составлять… – я хотел назвать один процент. Вообще-то, при сделках они обычно составляют полтора процента, но на этой продаже и один процент был целым состоянием.
Она махнула рукой:
– Это ваше дело. Я знаю, что вы поступите честно и не обманете меня. Я в вас уверена. От вас пахнет честным человеком, – сказала она и при этом как-то по-собачьи потянула носом воздух.
В данной обстановке что-либо уточнять было совершенно неуместно.
– Прекрасно. – Я встал, и тут же раздались первые аккорды Баха в тональности «соль». Это звонил мой мобильник.
Я ответил, в то время пока Люси расспрашивала миссис Кэдуоллер-Бофорт, как в этом доме найти туалет.
– Привет охломонам, – послышался голос Паймена – Пожирателя Пирожков. – Я приподнялся и готов к серьезному разговору. Сам-то как сегодня? Будет Бес и Поющий Детектив тоже.
Настоящее имя Беса было Фил Миллз. Поющий Детектив – это профессиональный букмекер, с которым мы регулярно встречались за покером. Он отличался тем, что никак не мог избавиться от прыщей, этим обычно страдают юнцы или фараоны, которые чем-то прогневили Бога.
– Приду обязательно, – сказал я, простреливая глазами портмоне миссис Кэдуоллер-Бофорт, лежавшее на столе.
– Вот и ладно, – откликнулся Паймен. – Готовься к взбучке.
– Это тебе, Паймен, придется подсовывать книжку в штанишки. – С этими словами я отключил трубку.
– Могу я предложить вам печенье, мистер Баркер? – обратилась ко мне миссис Кэдуоллер-Бофорт.
– Можете, миссис Кэдуоллер-Бофорт.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт выпрямилась.
– Мистер Баркер, – сказала она, – вы, в самом деле, хотите печенья?
– На самом деле, – сказал я, – мне бы вот наличных… немного…
– Значит, печенье придется выпрашивать? – огорчился за меня пес.
4
ГОНЧАЯ
Я взял деньги, это так, но честно пытался оставить миссис Кэдуоллер-Бофорт расписку. Она отказалась наотрез, так что я добровольно обязался вернуть ей долг, вычтя деньги из суммы комиссионных сразу после продажи дома или даже раньше, если мне повезет в игре нынешней ночью. Это заняло совсем немного времени – я все уладил, пока Люси ходила разыскивать туалет.
Хотя, как оказалось, на пути к покерному столу меня ждали и другие препятствия.
Как только мы выехали на шоссе А23, направляясь домой, Люси материнским тоном завела разговор о том, что у меня был тяжелый день, учитывая похороны матери, смерть Джилберта и переживания, пусть восторженные, по поводу предстоящей продажи дома миссис Кэдуоллер-Бофорт. Так что, решила она и усиленно толкала меня к этой мысли, лучше всего мне отправиться прямиком домой и принять горизонтальное положение. Одним словом, выспаться.
– У вас вид просто ужасный, – говорила она. – Я отведу вас домой и приготовлю что-нибудь на ужин, затем сварю пунш и уложу под одеяло.
Не спорю, Люси была права, я был в некотором смысле совершенно выбит из колеи. Правда и то, что близость предстоящей игры придавала мне сил и вселяла уверенность, особенно учитывая деньги, которыми удалось разжиться. Игра давала мне невиданный эмоциональный заряд, превращавший крайнюю усталость в гиперактивность.
– Я отключаюсь, – сказал пес. – Весь этот мир мчится вперед, отнимая последние силы. Я устал. Доброй ночи. – С таким напутствием он свернулся калачиком на заднем сиденье и секунду спустя уже спал.
Каков ход мыслей лудомана – человека, пристрастившегося к игре, когда он попадает в подобную ситуацию? «Полчаса покупаем продукты, полчаса готовим, минут десять едим и примерно столько же прощаемся. Еще около получаса уйдет на дорогу. Ничего себе: почти два часа, отнятых у игры. О, нет, она же захочет приготовить мне горячий пунш, а это молоко и виски. Стало быть, за руль уже не сядешь. Придется брать такси и к столу добираться уже на поддаче, а это скажется на качестве игры. Какой смысл лезть пьяным в гадючью нору?»
Насчет же пагубной привычки – это уж поверьте на слово. Я отдаю себе отчет в том, что я лудоман. Был бы я алкоголиком – валялся бы в канаве, давно порвал бы дружеские и семейные связи и умер в возрасте сорока. Но нет, я был маньяком несколько иного сорта – человеком, который ежедневно является на работу с похмельем, которое не так заметно беспокоит компанию, багровеет лицом от переживаний за игорным столом и умирает в возрасте сорока пяти.
Не знаю, отчего я не мог сказать просто: «На самом деле я собираюсь сегодня немножко поиграть в покер». Нет, я ото всех скрывал свою пагубную страсть – просто, видимо, потому, что знал, что это страсть и что она пагубна. Возможно, еще потому, что мне было стыдно перед сотрудниками – ведь как-никак я был их боссом. Мне было стыдно перед Люси. Пусть даже у меня от переживаний сегодняшнего дня дрожали руки на руле, и все равно я не хотел поступить так, как на моем месте сделал бы каждый психически здоровый человек. А психически здоровый непременно разрешил бы симпатичной девушке приготовить ему чай и уложить пораньше в постель.
