над ним. В их звонком смехе звучали издевательские нотки.
— Да молчи, ты, старая! Не тебя покататься зову!
— Это я-то старая⁈ Я-то старая⁈ — Обиженно озираясь, раскинула руки колхозница.
— Ну так что? Кто хочить со мной покататься вечерком? Не смотри, что трактор! У меня кабина просторная! И две молодки влезут!
— Ты давай, — я приблизился и развернул его за плечо, — сначала прокатись-ка со шнура. Работать не даешь.
— Ты чего, пацан, удумал, — удивленно поднял брови тракторист, — чего тебе надобно от меня⁈
— Трактор, говорю, убери! А, по-хорошему, домой тебе надо! Ты ж пьяный! Еле на ногах стоишь!
— Кто? Я? — Он удивленно заморгал глазами, — Да я стою на ногах, как надо! Всем бы так стоять! А ты чего плетешь, молодой? Отстань!
Он отмахнулся от моей руки и пошел, было к колхозницам.
— Ну так что, бабоньки? — Повторял он, — кто со мной⁈
Внезапно, он подскочил к одной молодой и худенькой девчонке, которая, кажется, едва-едва была из школы, и подхватил ее на руки. Та взвизгнула, принялась гулко хлопать ему по спине. Остальные колхозницы возмущенно загалдели:
— Брось, Маньку!
— Сдурел, че ли?
— Разум водка выела!
Я приблизился к нему, когда колхозник поставил ошалевшую девочку на ноги. Попытался ее к себе прижать. Тут я уже не выдержал.
Подошел к нему и силой расцепил руки. Девчонка тут же прыснула прочь, к остальным.
— Ты че прицепился, репей⁈ — Посмотрел он на меня покрасневшими глазами.
— А ну пойдем, — схватил я его за майку, как за шкирку, — пойдем, говорю! Пьяная твоя морда!
— Отцепись!
Я поволок его, было прочь от трактора и колхозниц. Ясно стало, что совсем уж с ним каши не сваришь. Решил усадить его на лавку, под навес, где у амбара было организовано место отдыха для рабочих.
Тракторист же, неловким движением попытался вывернуться. Косо выбросил руку, норовя ударить. Я резко дернулся назад, увернулся.
— Ах ты падла! — Крикнул я.
Схватив его за руку, заломил ее за спину.
Тракторист запыхтел, попытался вырваться, но я выгнул руку вверх, заставил его согнуться, как заключенного. Пыхтящего и ругающегося матом, усадил его на лавку.
— Че барагозишь? — Строго посмотрел я на него, — позоришься на весь мехток!
Тот было, попытался встать, но я тут же приземлил его на лавку.
— А ну, смирно сиди!
— Вот получишь ты у меня щас по шее… — бухтел тракторист себе под нос, тяжело качая головой.
Я бросил взгляд под навес. Увидел белое эмалированное ведро с водой, которое оставили тут, чтобы колхозницы могли напиться. Схватив его, я обдал тракториста с головы до ног.
— Остуди голову, — сказал я при этом.
Искупавшись в студеном, тракторист аж вздрогнул, затрясся и зажмурился. Начал отплевываться.
— Чего вы тут опять устроили? — Крикнул за моей спиной завток.
Я обернулся.
Мелехов шел сюда в сопровождении двух молодых колхозниц. Те бежали рядышком и щебетали о том, что пьяный устроил у амбара.
— Ты че опять устроил, Вова? — Посмотрел он на мокрого тракториста, — как тебя в таком виде вообще из МТС выпустили? Уж третий раз за две недели!
— А что мне еще… Что я хуже других?.. — повесил голову успокоившийся тракторист, принялся бормотать что-то невнятное.
Потом он согнулся, упер лоб в руки, пробурчал:
— Это Нинка все… Нинка все…
— Бедолажный, — покачал головой завтоком.
Я не ответил. Нахмурившись, водил взглядом от тракториста к завтоком.
— Эх, — махнул Мелехов рукой, — Ладно. Спасибо тебе, Игорь, что не дал Вове дров наломать. Дальше уж я сам с ним. А ты давай, иди работай. У Вовки не все так просто. Одно дело, если б он просто пьянствовал. А тут, понимашеь, беда.
— Что за беда? Личная?
— Личная, — Кивнул завтоком, — без егошнего разрешения, прости, но не стану рассказывать.
— Ничего. Пусть трезвеет, — ответил я.
Потом пошел к амбарам. Обернувшись, увидел, как завтоком положил руку на плечо пьяному мужику. Присел рядом на корточки и о чем-то с ним заговорил.
Трактор я отогнал сам. Освободил шнур и переключил его на другой столб. Когда вернулся, зернометатель уже вовсю скрёб под кучей. Поток сорных остатков летел в кузов Микиткиного пятьдесят второго.
В амбаре стоял шум. Пыли поднялось еще больше. Колхозницы прятали лица, пытались отстраниться от красного зернометателя, медленным жуком ползущего у подножья кучи.
Когда кузов заполнился, мы погнали газон задом. С другого конца амбара тоже был заезд, но там загружался другой самосвал.
Я помог Микитке с выездом, а потом, пришел черед Казачонка. Когда загрузился я, они уже выехали. И путь наш лежал на низ. На колхозные рыбные озера.
На обочине стоял газон-дежурка. Его кузов, зеленым деревянным домиком высился над дорогой. Над распахнутой дверцей было написано белое «ЛЮДИ».
Эти самые люди, в лице женщин-колхозниц, высыпали наружу. Сжались в кучку не поодаль от газона. Все вместе они опасливо смотрели на машину, будто ожидая от нее какого-то подвоха. Напротив колхозниц размахивал руками дед-шофер.
Увидел я этот «митинг» когда заворачивал с тока на Красную. Показалось мне, что дело тут странное. Вдруг случилось что? Остановившись у обочины за несколько десятков метров от дежурки, я выбрался из кабины.
— Да лезьте ж вы обратно, окоянныя! Чего вам тут не так?
— Не полезем, старый дурень!
— На смерть нас, что ли, посылаешь⁈
— Вот пока не обезопасишь нас, никуда не поедем! Ни с места не сдвинемся!
— Вертай за другой машиною, а в эту мы ни ногой!
— Тьфу ты! — Сплюнул дед, — взбесились бабы! Зла на вас никакого не хватает!
— Сам ты взбесился, — звонко выделилась одна из женщин, — Пока черта своего не выпугнешь с машины, не полезем!
— Да побойся бога! — запричитал дед, — какой к черту… Черт⁈
— Доброго всем утра, — поздоровался я, и все тут же обернулись.
Колхозники, увлеченные спором, совершенно не обратили внимание на то, как я к ним приблизился. Только когда подал голос, они направили на меня свои удивленные взгляды. Некоторые женщины утешали плачущую, мявшую в руках подол девушку. Когда я приблизился, спор утих совсем немножко. Тем не менее спорщики: женщины и дед, нашли время что бы поздороваться.
— Да какое ж оно доброе, когда у нас в колхозе всякие чуды водются!
— Сама ты, Юлька, — засопел дед, — чудо! Только что не в перьях! Как че в голову возьмешь, так хоть стой, хоть падай!
— А кто тогда на Наташку накинулся! — Женщина с зычным голосом, по имени Юлия, указала на плачущую девушку, — Кто стал ей юбки драть⁈ — Подбоченилась зычная колхозница.
— Так-так! — Крикнул я, — А ну, давайте-ка потише! Что у вас тут стряслось?
— Черт в дежурке поселился, — начала Юля, — вон, видишь, там, под крышей, дыра?
Я поднял взгляд. Действительно, между деревянным бортом-стенкой, и железной крышей дежурки зияла небольшая дырка. Внутри кузова, судя по маленькому грязному окошку царил полумрак.
— Вот в нее он ночам и нырнул! Под лавкой притаился! А потом, как прыгнет!
— Подождите вы со своим чертом, — махнул я рукой, — давайте по порядку. Куда ехали? Откуда? Почему остановились? Что вас из машины выбежать сподвигло?
Колхозники переглянулись.
— Да говорят же тебе, молодчик, — начала дрожащим голосом другая, пожилая колхозница, — что черт там завелся! Черт всамделишный!
— Да погоди ты Лушка, — остановил ее дед-шофер, — со своим чертом! Видишь человек молодой, видать, ученый. Щас нас тут рассудить, где черт, а где бабьи старики!
Женщины загалдели, принялись недовольно чихвостить старика.
— Тихо-тихо, дорогие станичницы, — официальным тоном вклинился я, — расскажите, как я уже просил, все по порядку. А тогда уже может я смогу вашему горю помочь.
— Вез я их значить, с вышнего свекольного поля, на низ, на тамошнюю свеклу, — начал дедок, — и вот такая неприятность приключилась…
Дедка-шофера я не знал. Даже не видел его раньше в гараже. Невысокий и сухенький он носил старые потертые брюки и грязную рубаху с подвернутыми рукавами. Видимо, волнуясь, он постоянно поправлял норовившие сползти рукава тоненькими руками. Трогал длинной ладонью лысый, с редкими седыми волосками череп.
— Это какая же?
— Едем-едем, — продолжал дедок, — никого не трогаем. Я вот, рулю потихонечку. И тут мне сзади к-а-а-а-ак давай что-то грохотать. Я сначала подумал, — он развел руками, — что чудится мне, что уж от старости в голове стуки начались, как в древнем моторе. А потом слышу, орут бабьи голоса: пусти нас на волю! Черт! Черт нас всех погубит!
— И погубил бы! — Начала пышнотелая Юля, — и погубил бы, если б не я!
— Прошу, — остановил я женщину, — дайте сказать уважаемому товарищу. А потом и вам слово найдется.
Женщина
