территория неумолимо расширялась. Дома рядом с Храмом уже были покинуты — деревенские жители переселились поближе к окраине и подальше от болеющей Богини. Новый алтарь теперь стоял на улице, на земле, которая ещё не была тронута гнилью. На нём лежали подношения, но довольно скудные. Лера и Вера запретили молиться Марене, чтобы не подпитывать кровожадное существо внутри неё. Однако деревенским было сложно перестроиться. Они по привычке несли подношения на алтарь. Я зашёл в Храм и поморщился — внутри отвратительно воняло.
— Марена?
— Её нет, — прорычал страшный голос. Отдалённо он напоминал голос Марены, но его интонации, тембр постоянно менялись, искривлялись и отдавали грубым басом. Я прикрыл нос воротом футболки и шагнул вперёд. Меня чуть не вырвало. Тело Марены гнило, истекало сукровицей, а сгибы локтей, ключицы, низ живота и большая часть лица поросли чёрным глянцевым мхом. Её рот распахнулся, из него вылетел мерзкий издевательский смех. — Она скоро умрёт. Ты не остановишь это. Не остановишь меня. Никто не остановит…
— Марена? — позвал я снова, вглядываясь в её полуприкрытые глаза.
Неожиданно она сделала резкий вдох и быстро, поверхностно задышала.
— Марк? Это ты? — прошептала она. — Я ослепла… Ничего не вижу…
— Да, это я. Оно подавляет твою волю?
— Оно вытесняет меня из моего же тела… Сегодня это произошло впервые, всего пару часов назад. Но он становится сильнее с каждой секундой. Марк… Ты обещал спасти меня…
— И я выполню обещание. Пожалуйста, нужно всего лишь потерпеть до завтра. В полдень всё закончится.
— Ты уверен? — её рука нашла мою и крепко сжала запястье.
— Да.
— Если не получится…
— Всё получится, — отрезал я. — Иначе не может быть.
— Если не получится, — с нажимом повторила Марена, — я бы хотела, чтобы ты меня убил, но… — она всхлипнула. — Нельзя. Если я умру, оно победит. Только моё тело его сдерживает. Только остатки моей воли. Ни в коем случае не позволяй мне умереть, а ему — развиваться. Ты должен погрузить меня в стазис, словно муху — в янтарь. Ты не остановишь его развитие полностью, но выиграешь время. Постарайся найти, как уничтожить его.
— Я не потеряю тебя, — мои пальцы погладили её склизкую кожу. — Ты будешь жить.
Марена хрипло хихикнула:
— Ты либо отчаянный врунишка, либо невероятный оптимист… — её грудь выгнулась, задрожала. Я буквально видел, как обозлённая сущность отвоёвывает её тело. Ногти впились мне в запястье, а голос Богини сорвался на визг: — Я уничтожу вас! Я всех уничтожу!
Я вырвал руку и прошептал:
— А я тебя спасу.
Глава 9
Где-то на дорогах Краснодара, около десяти утра.
Петрович достал телефон и, нахмурившись, прочитал сообщение от жены. Она по десятому кругу завела разговор о закуске и выпивке — завтра Петрович официально выйдет на пенсию. Жена хотела, чтобы всё было идеально и чересчур на этом зациклилась. И окончательно достала Петровича. Если изначально он ждал этого дня как манны небесной, то теперь… ну, ему просто хотелось забиться в тёмную нору и проспать несколько дней. В одиночестве. Без постоянных уточнений типа: «Твои друзья больше любят сырокопчёную колбасу или полукопчёную?» Да какая к лешему колбаса! Его друзья, как и собственно сам Петрович, надеются от души напиться, расслабиться, станцевать и спеть, а после третьего бокала пива будет уже не особо важно, чем его закусывать! Главное — чтобы туалет и танцпол были поблизости. Петрович мученически вздохнул. Если не ответить жене, то она ему плешь проест. А потом отправит спать на диван, в гостиную. Проблема в том — если он напишет что-нибудь на отвались, то жена это тоже почует и обидится. Мол, он её не ценит и не любит. Печаль-беда… Петрович перечитал её сообщение в пятый раз: «Какого цвета скатерть купить?» — и попросил у своих коллег, а по совместительству друзей:
— Назовите какой-нибудь хитровыдуманный цвет.
— Что? Ты в дизайнеры заделался, что ли? — заржал Васька.
— Жена скатерть выбирает, — пробурчал покрасневший Петрович. Ему было неловко участвовать в этих бабских делах. Он — здоровый мужик под два метра ростом, косая сажень в плечах! Он любого бандита в две секунды скрутит, а тут — о цвете скатерти думать!
— Голубиное крыло с оттенком цуккини, — вдруг бросил флегматичный Гоша.
— Тебе нормальной еды мало? На голубей переключился? — Васька от смеха согнулся пополам, из его глаз брызнули слёзы. Хохмач.
— А это и не еда. Цвет, — хмыкнул Гоша и великодушно объяснил: — Мы позавчера с моей посрались. Заходит, значит, она домой и спрашивает: «Есть ли во мне что-то новое? Может, что-то поменялось?» И бровями такая — вжух-вжух. Ну, я сдуру и подумал, что она так намекает, типа поближе её надо изучить. Целовать начал, к кровати подталкивать, а она заарканилась. Никаких потрахушек, пока не скажу, что изменилось! Типа я озабоченный дурак, а ведь она ради меня старается, — Гоша кисло улыбнулся. — В общем, чо. Ногти она покрасила. В цвет голубиного крыла с оттенком цуккини.
— Во как, — задумчиво протянул Васька и уточнил: — А на что этот цвет похож?
— Да обычный серый, — передёрнул плечами Гоша. — Правда, когда я ей так сказал, она меня чуть с говном не съела.
Петрович невесело рассмеялся, напечатал жене: «Скатерть нужна цвета голубиного крыла с оттенком цуккини. Отлично подойдёт к нашим обоям в гостиной». На самом деле нихрена не подойдёт — обои у них в гостиной были нежно-красного цвета, и серый там будет ни к селу ни к городу. Но Петрович надеялся таким образом озадачить жену на пару часов — пусть гадает, как выглядит голубиное крыло с оттенком цуккини. Он не ошибся — через пару минут ему пришло сообщение «Никогда о таком не слышала. Что это за цвет?» Петрович быстро отписался: «Серьёзно, ты не знаешь о трендах сезона? Не могу разговаривать, перевозим важный груз» — и выключил телефон. Технически он соврал — сегодня Несвицкие наняли их для транспортировки невероятно ценного артефакта. Они подписали кучу бумажек о неразглашении. Пока всё шло гладко — ни сучка ни задоринки. Петрович выглянул в окно. Охранная система молчала, подозрительных машин на хвосте не было. Отлично. Видимо, Боги смилостивились и последний день перед пенсией пройдёт спокойно.
Как только он об этом подумал,
