Он сказал, что у них существует древний обычай. Когда парень хочет обручиться с девушкой, он дарит ей самое дорогое, что у него есть. Я едва не рассмеялся. Конечно, что могло быть еще ценного у дикарей? Только дешевый металл.
Ты приняла подарок и надела его, но выглядела смущенной. А дальше… дальше я не знал, каких богов благодарить, когда услышал пояснения лекхе. Он начал рассказывать о том, что его предки наткнулись на железный рудник в лесу, когда переселялись в наши места. И железо из этого рудника оказалось для них смертельным! Жилу спрятали, и только малое количество лекхе теперь знало ее положение, а уж обычным людям никто не говорил под страхом смерти.
Глупец! Твой лекхе рассказал тебе свой самый главный секрет и собственноручно вложил в твои руки самое страшное оружие против себя. Подобной наивности я не ожидал, но зато понял настоящую ценность подарка. Лекхе не шутил, когда звал тебя с собой. Такие секреты должны оставаться внутри рода.
Твои глаза блестели, Майя, когда ты поклялась вечно хранить его тайну. Я слышал по голосу, что ты готова вот-вот уступить и уйти с ним. Конечно, я не мог этого позволить. Жизнь лекхе была не в твоих руках, Майя. Она была в моих руках. Но тайну следовало использовать с максимальной выгодой. И я не собирался торопиться. Нужно узнать, где находится эта жила. И получить ее всю.
Уже тогда я отбросил всяческие сомнения в том, как умрет твой лекхе. Он умрет от моей руки. Я предвкушал, как лично пущу пулю в его лоб, зная, что она вылита из его подарка тебе. Да. Это будет прекрасное возмездие за то, что он смел лапать тебя.
Получится ли у меня застрелить его? Умыть руки в его крови? Наслаждаться его смертью?
Ты просто не знала, Майя. Я был далеко не новичок в таких делах. С косой Варькой все получилось с первого раза.
7
Ну вот и все. Стало так тихо, что я подумала — у меня заложило уши. Веки Ивара опустились, и его тело расслабилось подо мной. Его сильное, мощное тело, остававшееся таковым, несмотря ни на какие цепи. До последнего момента.
Я не была уверена, что у меня получилось его спасти. Не была уверена, что получилось сделать это бережно. Даже не знала, умер он по-настоящему или нет.
Но все равно почувствовала привкус горечи во рту. Отец был прав, когда говорил, что убийство ляжет тяжелым грузом на мои плечи.
Я кое-как встала на одеревенелых ногах, не отрывая глаз от мертвого лекхе. Его мужественную красоту не могли испортить ни кровь, ни грязь, ни смерть. Мимо прошел Николай, все еще сжимая в одной руке пистолет. Палец лежал поверх спускового крючка. Мой брат наклонился и свободной рукой выдернул нож из груди лекхе. Прищурился. Наклонился еще раз.
Я закусила губу, ощущая, как выпрыгивает из груди сердце.
Николай выпрямился, посмотрел на лезвие ножа, потом на меня.
— Ты ударила его не тем ножом! Его рана заживает!
— Технически я его убила. Он был мертв, пока ты не вытащил нож, — произнесла я, стараясь говорить твердо. — О том, из какого железа лезвие, никто не оговаривал.
— Технически? — Николай скривился. — Ты где этого понахваталась?
Он посмотрел на дядю Мишу.
— Да, — кивнула я. — Я поняла, как управлять правилами. Теперь не только вы это умеете.
— Кто это «вы»? — Коля, похоже, рассердился. — Мы, Кира! Не «вы», а «мы»!
Он поднял пистолет и нацелил его в голову Ивара, который все еще не открывал глаз.
— Нужно это закончить.
— Нет! — я загородила дорогу Николаю. — Технически он мертв. Сатисфакция получена. Точка.
— Коля, оставь, — послышался голос папы. — Лекхе нужен мне. Я собирался его допросить.
Брат неохотно убрал оружие, и в это время Ивар сделал первый глубокий вдох, хватаясь руками за грудь. Из огнестрельной раны на его плече на землю выпала пуля, а плоть начала затягиваться.
— Что он за черт? — протянул Николай, и в его голосе слышался легкий испуг. — Исцеляется без фамильяра и в кандалах из особого железа! Они что, каких-то мутантов научились создавать?
— Вот поэтому он нужен живым, раз уж Кира все так закончила, — сказал отец, остановившись рядом. — Я тоже хочу это выяснить. — Он повернулся ко мне и добавил строгим голосом: — Кира, а ты сегодня под домашним арестом в своей комнате. За непослушание. Не хочу портить твой день рождения, поэтому сажаю не до следующего утра, а до ужина. Тебе пора научиться отвечать за свои поступки, и если бы не праздник, наказание было бы строже.
Я морально готовилась к чему-то подобному, поэтому не сказала ни слова. Все равно мой день испорчен так или иначе. А ведь я мечтала весело его провести!
Отец взял меня под локоть, чтобы лично проводить до комнаты. На Ивара я не смотрела. Зачем? Мое дело сделано, я дала зарок, что если он еще раз все испортит — вмешиваться не стану. Охотники окружили его, чтобы увести.
— Папа, а кто такие «Красные повязки»? — спросила я, подстраиваясь под медленный шаг отца.
— Этот лекхе что, «красноповязочник»? — тут же напрягся он.
— Нет! — удивилась я и, подумав, добавила: — Мне кажется, он с ними враждовал. У него странные шрамы на теле, и вроде как это их рук дело.
— В руки «красноповязочникам» просто так тоже не попадаются, — покачал отец головой и задумчиво пожевал губами. — А за какие-то преступления.
— Да кто это такие?! — не выдержала я.
— Это тоже лекхе. Только еще хуже обычных, потому что «шестерки». Они — что-то вроде патруля добровольцев. Ловят своих же и сдают властям. За отсутствие желтого билета, за нахождение в городе после комендантского часа. Полиция активно пользуется их услугами, Управление Безопасности тоже. И мне доводилось сотрудничать пару раз, но я пресек контакты. Не перевариваю, когда грязь строит из себя королей.
Мы приближались к дому.
— А почему «Красные повязки»? — спросила я.
— Они носят на левой руке повязку кровавого цвета. Знак, чтобы полиция не перепутала с другими и не трогала.
— Я никогда о таком не слышала…
Отец вздохнул.
— Зачем тебе знать о всякой мерзости, малышка? Насколько не люблю лекхе, но предателей не люблю еще больше. Ты живешь здесь, в мирном уголке, который я для тебя создал, и пусть так и будет. С реальностями жизни разреши разобраться мне и твоим братьям.
Мы вошли в дом, и отец принялся с трудом подниматься по ступеням следом за мной.
— Папа, не мучайся, я сама знаю дорогу до комнаты. Никуда не денусь, — пожалела его я.
— Нет, — прокряхтел он, — ерунда.
На верхней ступеньке мне пришлось ждать несколько минут. Но папа был слишком горд, чтобы принять помощь. Наконец, я вошла в комнату, а он остановился на пороге и посмотрел на меня с грустью.