— Урожай восемьдесят третьего года. — Он протянул мне фужер. — Очень рекомендую.
— Я больше люблю белое, — с вызовом сказала я. Я давно уже привела в порядок постель и забралась под одеяло. Бабочки обиженно роняли с крылышек отяжелевшую пыльцу. — И сухое!
— Это достаточно сухое!
— А по виду — ликер или кагор!
— Ты хоть когда-нибудь можешь не спорить?
Держи!
Вино действительно оказалось сухим и немного терпким. Поверх бокала я видела, как Виктор, пригубив свой фужер, вертит его в руках и внимательно смотрит на меня, определенно ожидая восторгов по поводу напитка.
Я выпила все до капельки и попросила:
— Налей еще!
— Понравилось?
— Пить очень хочется.
На самом же деле я вполне утолила жажду, а налить попросила скорее из любопытства: мне было очень интересно, как долго Виктор еще будет оставаться в готовности, не предпринимая никаких естественных для мужской готовности действий?
— Как скажете, миледи.
Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. Готовность не изменилась ни на йоту! Я выпила и потребовала еще.
— Если ты собралась меня изводить, учти, у меня большая коллекция.
— Ты же говорил, что не держишь спиртного дома! — После приличной порции вина мои бабочки заметно активизировались.
— Это не спиртное, это коллекция!
— Значит, днем — коллекция, а спиртное — ночью? Ты сноб!
— А ты! Ты! Ты... — Он не договорил, а вихрем налетел на меня. Или этот вихрь завертелся во мне от его губ, рук, дыхания, спутанных волос, от горячей тяжести мужского тела?.. — Ты спорщица! — Виктор на секунду оторвался от моих губ, зачем-то языком облизнул свои. — Ты самая ужасная, неисправимая спорщица!
И опять все закружилось, запульсировало, заликовало и засверкало!
Он был во мне, я была в нем, как эти самые изогнутые рыбками «инь» и «янь» на картинке в энциклопедии... А что, если окна в доме Маршана тоже будут в виде этого эротического древнего символа? Нет, нет, никаких кривых линий, только симметрия и ощущение простора, именно такого простора и свободно полета, как сейчас... А «инь» и «янь» переплетутся в рисунке наборного пола, чтобы ничто не отвлекало от картин! Белое или размыто-серебряно-голубое...
Или ампирная интимность теплой матовой терракоты?..
— Софи, скажи... Скажи, как ты хочешь? — Виктор вдруг застыл, не разжимая объятий. Самое сокровенное, что ты хочешь...
— Я хочу уснуть... Вот так, внутри друг друга...
Меня обволакивал дивный покой неспешного наслаждения, темно-синие бархатно-чувственные тона.
Глава 14, в которой странные звуки
Странные повизгивающие звуки и шепот Виктора:
— Софи! Проснись, пожалуйста! Мне нужно вставать!
Я нехотя открыла глаза. Ночник по-прежнему слабо освещал тонувшие в темноте предметы, а мы с Виктором крепко обнимали друг друга, как эти самые символические «инь» и «янь», причем я вполне определенно чувствовала внутри себя всю ту же готовность Виктора к любовным подвигам. А где-то за дверью поскуливал и скребся щенок. Я зевнула и потянулась, высвобождая из-под Виктора руки — странно, они почти не затекли от не особенно удобной для сна позы.
— Зачем ты меня разбудил? Ночь еще, давай спать.
— Нужно сводить на прогулку Шено. И потом, давно утро.
— Так темно же.
— Здесь глухие занавеси, на самом деле уже десять.
Он вытащил из-под подушки часы, они показывали начало одиннадцатого. Я совершенно не могла припомнить, когда он их положил туда, ведь я же перестилала постель.
— Ты чудо! — с неожиданным восторгом сказал Виктор, воодушевляя моих бабочек. — Я сам всегда мечтал уснуть вот так, как ты говоришь, «внутри друг друга». Но всегда все женщины хотели апогея, — неуместно добавил он.
— Все мужчины тоже, — не более уместно вырвалось у меня.
— Да дураки они! Нам с тобой они не указ!
Мы нашли друг друга!
Он жизнерадостно поцеловал мой лоб, скользнул губами к вискам, руками притягивая к себе мою голову, и необходимость апогея обрушилась на нас майской грозой. И все произошло захватывающе и феерически мгновенно, незатейливо, но до того удачно, что я расплакалась от забившихся во всех атомах моего существа счастливых мотыльков...
— Софи, но сейчас-то что не так? — переполошился Виктор.
— Все хорошо, — всхлипнула я. — Иди гуляй с собакой.
— Ты всегда ревешь, если не родится идея?
— Нет, в первый раз... Мне нужен платок. Где моя сумочка?
— Сейчас. — Виктор поднялся, подошел к окну и распахнул шторы. Ночник сразу потускнел, на улице светило солнце. — А погодка-то! — Он распахнул шкаф и извлек оттуда вельветовые брюки и какую-то рубаху. — Только не реви, как динозавр, терпеть не могу.
— А я терпеть не могу, когда меня будят. — Я обвела взглядом спальню. — Какой же ты пижон! Аквариум во всю стену! Ореховая мебель!
Дашь ты мне носовой платок?
— Держи. — Виктор швырнул в меня огромное махровое полотенце. — Где ванная, знаешь.
И не особенно залеживайся там, я вернусь скоро. И кофе свари к моему приходу.
Я хотела сделать ему замечание по поводу безобразного тона, неподобающего после ночи любви, но Виктор, беспечно бросив:
— Пока, любимая! — послал воздушный поцелуй и скрылся в коридоре. Я услышала, как он сказал Шено:
— Потерпи, потерпи, бедолага. Скорее бы объявился твой хозяин.
— Виктор! Купи сигареты! — крикнула я.
— Даже слово забудь! — отозвался он. — Иначе разлюблю!
Хлопнула входная дверь.
До чего же наглый, самоуверенный, самовлюбленный тип! — подумала я. Впрочем, следовало бы признаться, что курить мне не хотелось вовсе, и это было странно, как и то, что во всем моем организме, даже во рту, после вчерашнего неумеренного питья и обжорства была удивительная легкость и свежесть!
Может, и правда не обижаться на его ежеминутную смену настроения и сварить ему кофе?
Он ведь в сущности славный парень. Ну, не без причуд, зато добрый, щедрый... Я полюбовалась на кольцо, потрогала серьги и наклонилась за своей валяющейся на полу одеждой.
Выходное платье было безнадежно испорчено жуткими зацепками и просто дырами от когтей Шено. Колготки хранили те же щенячьи следы и годились разве на то, чтобы отнести их к ближайшему мусорному ведру.
Ладно, я отправилась в ванную, платье прикроет плащ, и с голыми ногами я не замерзну в машине, должен же Виктор по-джентльменски доставить меня домой, грустно утешала я себя, чувствуя, как стремительно события прошедших суток поворачиваются ко мне оборотной стороной и эта оборотная сторона оказывается неприглядной и отвратительной.
Я встала под душ, из суеверного страха не сняв серьги и кольцо. Что с ними будет? Они же золотые. А я? Я-то совсем не золотая... На что я рассчитывала, когда позволила себе увлечься Виктором? Разведать про «замужнюю даму», которая продала ему вещи моей семьи? Наивно и глупо, особенно если учесть, что я всю ночь отдавалась ему. Ну и с какими глазами я теперь сообщу полиции, что сервиз находится у Виктора? Но ведь я обязана это сделать! Это моя фамильная реликвия!
