Генерал отмел все это мановением руки.
– В теперешних условиях это будет происходить при любом мэре. Главная причина того, что мистеру Сермэку была оказана поддержка, – его обещание избавить Чикаго от всех этих гангстерских делишек и восстановить доброе имя города.
– Вы в самом деле на это надеялись?
– Да, резон был. Но, как мы с вами заметили, гангстеры будут существовать всегда. Люди, которые приедут на нашу Выставку, наверняка захотят чего-нибудь неофициального. Так что я не думаю, что у какого-нибудь джентльмена, скажем из Де-Мойна, возникнут этим летом в Чикаго большие трудности, если он захочет выпить кружку пива.
– Сермэк объявил войну преступности. Разве это не то, что вы хотели?
– Кровавые заголовки в газетах – это не то, что мы хотим. Выставку-ярмарку затевают, чтобы нарисовать картину Чикаго другой краской. Кровь – не тот цвет, который мы имели в виду.
– Это я заметил, – вставил я.
– Итак, подхожу к сути. Вы, может быть, удивляетесь, каково ваше место во всем этом.
– Да.
– Я все-таки надеюсь, что вы будете честным гражданином, когда в недалеком будущем мистера Нитти будут судить.
– Честным гражданином?
– Да. Я надеюсь, что вы расскажете правду.
– А в чем, по-вашему, заключается правда?
Дэйвс пристально поглядел на меня.
– Я с ним встречался. Совершается определенный цикл: сначала посидел в тюрьме мистер Нитти, теперь вот мистер Капоне какое-то время посидит. Как вы правильно заметили, мистер Геллер, гангстерские элементы были среди нас до Аль Капоне и будут с нами еще долго, такова уж человеческая природа. Но они, безусловно, должны оставаться в своих границах. И главное – держаться подальше от Городского собрания.
Я отхлебнул чай.
– Вы уже заполучили республиканца, отблагодарившего вас за это, сэр.
Дядя Льюис закрыл глаза.
– Правда, – сказал Дэйвс. – Но я не брал кредита или поручительства для Уильяма Гэйла Томпсона. Этот человек был откровенным пьяницей, обескураживала тактика его кампании, его связь с командой Капоне, очевидный подкуп, растраты. – Тут он печально оглядел комнату «Святого Губерта». – И все это вдобавок увенчалось абсурдностью антибританской позиции: требовали сжечь «пробританские» учебники, угрожая «дать по морде королю Георгу». Как посол в Великобритании, я лично был шокирован подобными сообщениями, поступавшими из моего знаменитого города. «Большой Билл», как его называли, обанкротил, унизил и опозорил этот город до такой степени, что... ладно... Так к чему я это говорил?
– Как и Капоне, – сказал я, – он должен был убраться.
– Точно.
– А теперь на его месте сидит Сермэк, – добавил я. Дэйвс, тяжело вздохнув, кивнул.
– Всю правду, дружище! Какую ни на есть!
– Ладно, – ответил я неуверенно.
– Как и муниципалитет, – сказал он с юмором, – я верю, что чувство гражданского долга должно быть вознаграждено.
– Это прекрасно. И как же?
– Я понял, что вы открываете частное агентство.
– Правильно.
– Я понял еще, что вы были членом команды по борьбе с карманниками.
– Да.
– У нас на Выставке будут собственные силы безопасности... Мне хотелось бы проинструктировать их о возможностях и способах таких краж. Думаю, вы справитесь с этим. Мне хотелось бы, чтобы каждую неделю вы лично, когда вам будет удобно, проводили день или два на ярмарке, наблюдая за ними и делая проверки. И возможно, даже персонально производили аресты при случившихся кражах.
– Прекрасно, – вставил я.
– Три тысячи долларов вам будет достаточно?
– О, конечно.
– Хорошо. Но все это зависит от вашего поведения на суде.
– Ох...
– Зайдите ко мне потом, мы подпишем контракт. – Он поднялся. То же сделал дядя. Встал и я.
Он протянул руку для рукопожатия, я ее встряхнул, сказав:
– Ну, что ж, благодарю за предложение. Вы очень добры.
– Большая часть моих проблем происходит от попыток делать добрые дела, – ответил он. – Но от этого я получаю и много радости. Все разъяснится, когда я увижу, в какую категорию попадете вы.
– Правильно, – заметил я.
Оказавшись на улице, я спросил дядю Льюиса:
– О чем вообще была речь?
– Разве не ясно? Он хочет, чтобы на суде ты сказал правду.
– Мы говорили об истинной правде, верно? То есть, что произошло на самом деле?
– Конечно.
Мы шли, держа руки в карманах пальто, – ветер сбивал с ног. Сейчас было градусов этак под тридцать.
– Он хочет разоблачить Сермэка? – спросил я. – Я не понимаю: это ведь плохо для репутации Чикаго.
– Для генерала и его высоких друзей, Нейт, скинуть Сермэка – самое лучшее на свете. Общественное мнение может заставить Сермэка уйти в отставку, сославшись на «проблемы со здоровьем». А они у него есть, как тебе известно.
Я вдруг представил, как Сермэк встает и направляется в туалет.
– Ну да, знаю, – заметил я.
– А если он не подаст в отставку, можно припугнуть проверкой его деятельности. Он не будет больше посылать свою команду для убийств гангстеров.
– Может, ты и прав, – сказал я.
– Кроме того, – продолжал дядя, – Сермэк – демократ. Этого достаточно, чтобы над ним собирались большие тучи, когда придут новые выборы, и мы сможем заполучить настоящего республиканца. В аду станет холодно, когда механизм республиканцев снова заработает в Чикаго после того, как Сермэка вывезут на свалку.
– Ладно, проехали, дядя Луи.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не могу продать Сермэка. По крайней мере, не вижу возможности. Он может лишить меня лицензии, и я не смогу тогда работать. К тому же Тед Ньюбери или Роджер Тоухи могут подослать ко мне кого-нибудь для расправы.
– Не торопись, – ответил дядя Льюис. – Подумай как следует. Сермэк силен, но генерал сильнее. Когда он сказал, что Гувер был тем, кто ухватил Капоне, он был просто великодушен, чтоб ты знал. Ведь это сделал сам Дэйвс. Ладно. Вот и «Стандарт-Клаб». Поговорим об этом позже, Нейт.
И, хлопнув меня по спине, мой дядя вошел в серое старинное здание клуба. Я зашел за угол, отмахнулся от просьбы нищего дать десять центов, поднялся в свою контору и позвонил Элиоту.
Глава 8
– Это похоже на раскладную кровать, – заметил Элиот, входя в комнату и показывая на раскладную кровать.
– И для этого есть причина, – ответил я, сидя за столом – ноги на столешнице.
Элиот снял пальто и сел на стул задом наперед, лицом ко мне. Его лицо было лишено эмоций. Он улыбался только холодными серыми глазами.
– Ты не сказал, что и живешь тут. Я пожал плечами.
– Что я – дурак, распространяться об этом. Он кивнул на полированное, четырехполочное бюро-картотеку, стоящее в углу позади меня:
– Думаю, что твои трусы лежат под буквой "Т". Потянувшись, я выдвинул самый нижний ящик и вынул пару трусов.
– Наряды для своих скорлупок я храню под буквой "Я", – сказал я.
Элиот взорвался и хохотал до слез. Впрочем, так же, как и я. Наверное, со стороны это было забавное зрелище: взрослые здоровые мужики нашли смешную тему – тяжелый случай. Я овладел собой первым, но, заметив на столе свои трусы, не удержался и добавил:
– Кстати, раньше здесь размещался адвокат. Полагаю, он использовал картотеку не менее рационально.
– Пощади, – взмолился Элиот, вытирая глаза платком. – Ты еще кого-нибудь удивил, Нейт?
– Сильно поразил, – согласился я, убирая трусы. – Все в городе пытаются меня нанять или подкупить; заткнуть мне рот или заставить говорить. Я стал популярен.
– Серьезно?
– Ага. Вчера, например, я встречался с генералом Дэйвсом.
– Ну да?!
– Он хочет, чтобы на суде по делу Нитти я сказал правду.
– Он хочет, чтобы ты продал Сермэка?
– Да.
Элиот снял шляпу и бросил на стол.
– Да, Сермэк определенно дает в газетах не те заголовки.
Я кивнул:
– Понимаешь, им не хочется пугать потенциальных посетителей Выставки.
– Помни, Выставка – это дитя Дэйвса. Его и его братца Руфуса. Хочешь сказать, что он прямо явился и попросил тебя...
– Не совсем. Дяде Льюису пришлось мне все объяснить. Дэйвс говорил весьма туманно. Понадобился переводчик.
Элиот улыбнулся.
– Пару раз я с ним встречался. Большого впечатления он на меня не произвел.
– Тебе известно, что он был тем парнем, который взял Капоне?
– Что?! А я что же, сбоку припеку?
– Мой мальчик, ты был инструментом Дэйвса.
– Ну, уж ты скажешь, – сказал он с деланной улыбкой, за которой проглядывала горечь.
Я решил эту тему дальше не развивать: зачем бередить рану?
Я пригласил Элиота в свою комнату, так как здесь можно было говорить, не боясь прослушивания. Мне хотелось разузнать о слушании дела Найдика, на котором он выступал в это утро свидетелем.
– Это был просто цирк, – с отвращением сказал Элиот. – Второй суд на этой неделе, когда коронер судит действия сотрудников полиции, официально являющихся помощниками коронера. Иногда я думаю, что причина того, что богиня правосудия слепа, в том, что она все видит по-другому. Они начали в морге и переехали в отель «Парк-Роу», где воспроизвели картину преступления: теоретически ради установления истины, а на самом деле – для фото в газеты. Адвокат миссис Найдик настаивал, что убийство было неоправданным и в ящике ночного столика до прихода команды по борьбе с бандитизмом, пришедшей арестовать ее ныне покойного мужа, не было никакого револьвера. Миллеру пришлось отбиваться от вопросов адвоката по поводу возможной враждебности к Найдику, но коронер очень скоро положил всему конец, сказав, что если адвокат собирается выйти на тропу войны, он вообще не позволит делать перекрестный допрос свидетелей. Миллер был реабилитирован.
