На душе у меня было гадко. В эти дни я привязалась к Игрру. В пути замечала, что ищу любую возможность его обнять, прижаться или хотя бы коснуться. «Зачем это тебе? – уговаривала я себя. – В Роме ты с ним расстанешься и, скорее всего, навсегда!» Однако ничего поделать с собой не могла. И вот все кончилось. Игрр умный и догадается, зачем их везут в Рому, а если нет, Бранко расскажет. Возможно, уже говорит. Узнав правду, Игрр даже не взглянет в мою сторону. А что я могла сделать? И зачем Богиня-воительница послала нам пришлых? Случись иначе, мне бы не было так больно…
Когда мы насытились, Леонтина попросила рассказать, откуда мы следуем. Я начала неохотно, но потом увлеклась. Поведала про взятый сармами бург, погоню за ордой, про первую и вторую стычку с сармами. По лицам Бранко и Леонтины было видно, что они поражены. Тогда я сообщила, как Игрр выручил турму, рванувшись в бой. Леонтина недоверчиво покрутила головой:
– Прости меня, декурион, но верится с трудом. Я вполне допускаю, что Игрр храбр и мог броситься вам на помощь. Мой Бранко тоже такой! – Лицо ее осветила улыбка. – Но чтоб Игрр сразил нескольких сарм?! Пришлые не владеют нашим оружием.
Я почувствовала, что краснею. Леонтина прямо не обвинила меня во лжи, но намекнула прозрачно. Что ответить? Пока я мучилась, подбирая слова, Игрр встал и подошел к скамье перед триклинием, где мы по обычаю оставили оружие. Игрр взял с собой меч, видимо, впечатлившись моим рассказом об опасностях Тары. Вытащив из ножен спату, Иггр вскинул ее над головой. В следующий миг клинок образовал в воздухе сверкающий круг. Круг сместился вперед, после – за спину Игрра, замелькал то с одного, то с другого бока. Игрр вращал мечом, словно не касаясь рукояти и без всякого видимого усилия, – будто играл. Хозяева смотрели на него зачарованно. Я тоже. В походе я видела, как Игрр упражняется с мечом, но такого он не показывал.
Клинок в руке Игрра внезапно застыл, он сделал неуловимое движение, и меч скользнул в ножны, которые Игрр держал в левой руке. Он положил оружие на лавку и вернулся к столу.
– Теперь веришь? – спросил хозяйку.
– Да! – сказала Леонтина. – Прости!
– Ты обидела не меня, а мою женщину, – сказал Игрр. – У нее и проси прощения!
Леонтина нахмурилась.
– Я покажу гостю библиотеку! – поспешил Бранко, вскакивая. Он схватил Игрра за руку и потащил из триклиния. Мне захотелось выпить, и я потянулась к чаше с вином.
– Не спеши! – остановила меня Леонтина…
Игорь Овсянников, пришелец. Просвещенный
– Не сердись! – сказал Бранко, когда мы оказались в таблинуме[12]. – Леонтина – хорошая женщина, но не любит нежданных гостей. Да какая хозяйка их любит? Не волнуйся! Леонтина умна и не станет ссориться по пустякам. Она очарует твою девочку, и та забудет об обиде.
Мы присели у стола.
– Леонтина – твоя жена? – спросил я.
– Хозяйка.
– А девочки?
– Наши дочери.
Я глянул недоуменно.
– Ты здесь недавно… – усмехнулся он и внезапно спросил: – Ты говоришь по-английски?
Я кивнул.
– Перейдем на этот язык. Его здесь не знают. Служанки любят подслушивать, а Леонтине не понравится наш разговор. Она ревнует меня к прошлому. Я отвечу на твои вопросы, но сначала расскажи о моей родине. О Косово. Я не слышал о нем давно…
Слушал он молча и не задавал вопросов.
– У них получилось, – сказал Бранко, когда я умолк. – Оторвали Косово от Сербии. Этого следовало ожидать. После того, как НАТО начало нас бомбить… Но я все же надеялся…
Серб встал и кликнул служанку. Та, получив приказ, убежала и вернулась с кувшином и чашами. Бранко разлил вино и, не чокаясь, осушил свою. Затем снова наполнил.
– Леонтина станет ругаться, – сказал, заметив мой взгляд, – но я сегодня напьюсь. Душа болит…
Он поиграл желваками.
– Меня зовут Бранко Петрович, – продолжил, вздохнув. – Я был учителем английского языка. Обыкновенный человек. Имел семью: жену Дущицу и сына Милко. Я не воевал против албанцев; учил детей – как сербских, так и албанских. Когда в Косово стало плохо, жена уговаривала меня уехать. Я не послушал. Я не верил, что наши соседи-албанцы могут сделать нам плохо, мы ведь жили мирно.
Бранко помолчал.
– Они ворвались к нам ночью. УЧК[13]… Сказали, что я помогаю сербам и меня надо за это наказать. Жена пыталась протестовать, но они избили ее. Меня связали, надели на голову мешок и увезли. Я оказался в каком-то бараке. Там были еще мужчины, главным образом молодые. Всех схватили, как и меня, обвинив в пособничестве Сербии. Я ожидал, что нас будут допрашивать и даже пытать – об УЧК ходили страшные слухи, но албанцы не спешили. Нас даже сносно кормили.
Бранко вздохнул.
– Однажды в барак пришли врачи. Нам велели сдать анализы: кровь, моча… Мы обрадовались. Раз прислали врачей, значит, смерть не угрожает нам. Кто заботится о здоровье приговоренных? Только один из нас не радовался: Слободан, хирург… В суматохе, которая тогда случилась, он заглянул в бумаги врачей. Когда те ушли, Слобо, как мы его звали, сказал, что подобные анализы берут для трансплантации органов и нам, скорее всего, приготовлена участь доноров. Мы не поверили. Об УЧК рассказывали всякое, но такое? Врачи уехали, а вскоре из барака стали забирать людей. Их уводили и более не возвращали…
Бранко взял кубок и осушил его.
– Скоро мы поняли, что Слобо прав. Мы пытались освободиться и напали на охранников, но у нас не было оружия. Троих пленников застрелили, а затем албанцы добили раненых. Им перерезали глотки прямо на наших глазах. Среди тех, кого казнили, был Слобо. Мы более не бунтовали. Всеми овладела апатия. Мы целыми днями лежали на нарах. Когда охранники входили, все поднимали головы, ожидая, кого выкликнут, несчастного уводили, остальные продолжали лежать. В конце концов нас осталось одиннадцать. И тут снова явились врачи…
Бранко налил себе вина.
– У нас опять взяли анализы, только в этот раз потребовали и сперму. С первого раза сдать не получилось. Мы были слишком подавлены. Тогда нам показали порнофильм. Некоторые, увидев его, плакали. Мы думали, что видим женщину в последний раз. Анализы увезли, а через неделю семерых, в том числе меня, вызвали.
Бранко опрокинул вино в рот.
– Нас везли в крытом грузовике. Через Албанию – в порт, а потом – на корабле по морю. Мы не понимали, зачем? Органы можно взять на месте – так объяснял Слобо. Но один из охранников проговорился. Сказал, что сербским свиньям необыкновенно повезло. Нас выкупила фармацевтическая компания…
– FAGG?
– Да! – кивнул Бранко. – FAGG. Поначалу мы не слишком радовались: думали, станем подопытными животными. Однако нас привезли в Турцию, а оттуда переправили в Пакс.
– Для чего?
– Осеменять нол.
– Блядь!
– Ты об этом ничего не знаешь, – кивнул Бранко. – Ну, так слушай! В этом мире испокон веков жили две расы: люди и нолы.
– А сармы?
– Это те же нолы, только кочевники. У них и языки схожи, только в Роме большей частью говорят на латыни. Латынь занесли люди, которые появились здесь в период владычества Рима. Подробности опущу, сам узнаешь, но люди и нолы жили мирно. Более того, смешивались. От человеческих мужчин у нол рождались метисы, похожие на людей. Моя Леонтина и твоя девочка как раз такие и есть. Похожи на наших женщин, только с хвостами.
Я кивнул.
– Так появилась раса, составившая основу Рома. Людей, насколько знаю, было немного. Образовалось государство, скроенное по римскому образцу, где главенствующее место заняли женщины-метисы.
– Почему женщины?
– У нол был матриархат, и они сохранили его. Кроме того, от мужчин-людей у них рождаются только девочки.
– А у человеческих женщин от нол?
– Я не слышал о таких детях, – пожал плечами Бранко. – Наверное, это не поощрялось. Здесь строгое деление по крови. Есть кварты, димидии, треспарты и комплеты.
– То есть?
– Все просто. В кварте – четверть человеческой крови, в димидии – половина, в треспарте – три четверти и больше, в комплете – вся. Это определяется по внешнему облику. Лицо, фигура… И хвост – чем он короче, тем больше в ноле от человека. Для примера, воины, с которыми ты зашел в лавку, – димидии. Моя Леонтина и твоя Виталия – треспарты. А комплет я вовсе не видел. Они если и встречаются, то в Роме. У настоящих комплет, говорят, даже хвостов не имеется, но я в это не верю.
– Зачем деление?
– От него зависит положение в обществе. Обычные нолы стоят в самом низу. Их даже грамоте не учат. Они не имеют право избирать и избираться. Нол не берут в армию и на государственную службу.
– Почему?
– Нет смысла. Очень мало живут – в среднем двадцать лет. Кварты – примерно тридцать, димидии – за сорок, треспарты дотягивают до пятидесяти и более. Сколько живут комплеты, не знаю, но, думаю, дольше. Димидии и треспарты – полноправные граждане Рома, но высоких постов димидии не достичь – не пустят. Поэтому есть стимул повышать статус своих детей, улучшая им кровь. Для этого применяют осеменение. Этим занимаются в храмах.
