— M-me Жозанна в соседней комнате. И так как она одна… Потрудитесь, сударыня, последовать за мной.
Прекрасная незнакомка вошла в нашу комнату и, разумеется, немедленно оказалась на мне.
— Но… — попыталась было дама.
— Вы не любите ждать, — вставил мой хозяин. — Я пойду ее предупредить.
Он удалился на несколько секунд и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами.
— В ожидании ее прихода позвольте мне предложить вам немного этого замороженного вина… сегодня так жарко…
Она, растерявшись, уверяла, что ей не жарко, что ей не хочется пить, и в этот момент она весьма походила на обезумевшую.
Я должна вам сказать, что m-me Жозанна Бармен — кокотка, проживающая над нами, на втором этаже.
— Вы подруга Жозанны? — спросил мой хозяин.
— Да… мы были представлены друг другу в этом году зимою, в Монте-Карло. Я ее очень люблю. Я в отчаянии, что мы так редко видимся…
— Она так занята! — сказал мой хозяин.
— Я пришла для того, чтобы обнять ее и расцеловать.
— Вы обворожительны! Жозанна будет, без сомнения, очень рада… За ваше здоровье, сударыня, — сказал мой хозяин, предлагая ей бокал, в котором кокетливо колыхалось вино.
— С удовольствием! — сдавшись, сказала она. — Мне хотелось пить.
— Я догадался, сударыня, — ответил он, осматривая ее внимательным взглядом.
— Отчего вы так смотрите на меня? — спросила она.
— Я стараюсь вспомнить… мне кажется, что я вас знаю… У! черт! видел ли я вас?.. Ваши русые волосы… ваши глаза фиолетового цвета… Ваша исключительная талия… Но больше всего ваши волосы, ваши русые прелестные волосы…
— Вы очень любезны, сударь…
— Нет, я не любезен… Где я вас видел?
И он сделал вид, как будто старался что-то вспомнить.
— Бесспорно, это было в Париже, — сказал он. — Потому что вы парижанка.
— Я не родилась в Париже, но…
— Без сомнения, парижанкой не родятся, парижанкой становятся. О! я вас хорошо знаю…
Она, польщенная, поспешила сказать:
— А!.. на самом деле…
— Видите ли, сударыня, в Париже все прелестные женщины всегда известны.
— Да, но я не хороша…
— Простите, но вы прекрасны. Есть около ста женщин, с которыми я никогда не говорил, которые меня никогда не видели и которых я очень хорошо знаю. Минуту тому назад вы были в их числе.
Он остановился:
— Но я еще не дал вам возможности удовлетворить жажду.
Они опорожнили кубки.
— Вы уже давно в Париже?
— С шести лет…
— Следовательно, с детства…
— О! — воскликнула она. — Я настоящая женщина, и я…
— Двадцать три года, я знаю, — прервал мой хозяин.
— Кто вам сказал об этом?
— Это видно. Я точно узнаю возраст всех женщин…
— А каким образом?
— Мне достаточно посмотреть на одну маленькую вещь, и я узнаю…
— О, научите меня! — просительным тоном сказала незнакомка.
— Это фамильная тайна.
— А! — озадаченно протянула она.
— Я узнаю также, когда я хочу, будущее всякой женщины, ее судьбу, ее счастье и все случайности ее жизни. Прошлое в особенности не представляет для меня никакой тайны. Но прошлое не интересно.
— Вы замечательный человек, — сказала она с такой интонацией в голосе, которая обнаруживала сильную страсть.
Она больше не думала о Жозанне Бармен. Заинтригованная, она уже думала искать повод спросить о своем будущем, когда мой хозяин прервал ее размышления.
— Вас очень любят, — сказал он.
— О, люди!
— Это не люди, сударыня, это один человек. Он брюнет. Он также добр. Он не особенно богат, но он вас сделает счастливейшей женщиной; он будет в стороне от вас, в скучные моменты жизни… Это любопытно…
Он замолчал.
— О! говорите еще, еще, — воскликнула она.
Он наклонился к молодой даме, взял ее голову в свои руки; уставил ее глаза против своих глаз. Их уста разделяло очень незначительное пространство.
— Очень скоро вы его узнаете. Он перед вами явится самым необыкновенным образом. Ничто вам не предскажет, что это он. Он вас застигает врасплох. Он вас возьмет и унесет; его первый жест будет жестом… Поцелуй в рот, как этот…
И он поцеловал в рот прелестную женщину, со сладкой и неопределенной страстью, которая уже довела до обморока такое множество его возлюбленных. Она не чувствовала поцелуя, очарованная, глядя на него глазами, помутневшими от страсти, она подчинялась ему, ничего не понимая, ничего не предвидя.
— И у вас будут величайшие радости любви. Это будет идеальной любовью, которая на всем своем пути будет устлана экстазами вашей расцветающей любви, которая наполнит прелестными мечтами ваши воспоминания. Бойтесь его прогнать: он принесет с собой счастье. И когда он вас приласкает, чтобы увлечь на постель сладострастия, вы позволите уломать себя без лишней мольбы…
И чудовище наклоняется все ближе и ближе к ней.
— Вы чувствуете, как его руки обхватывают ваш дрожащий бюст. Вы начинаете ощущать его дыхание. Поцелуи жгут ваши глаза, ваши губы… Безумная от желания, вы отдаетесь, не думая о последствиях вашего беспомощного состояния… Вы допускаете опьяняющие ласки… Вы благословляете руку, которая вас не щадит… Вы закрываете ваши удивительные глаза, которые в тот момент принимают оттенок фиалок. И мало-помалу у вас дух захватывает от счастья. В экстазе вы обращаетесь к небу… Вы в восхищении… Видишь ли ты? Вот это и есть рай… Ты ангел, и я твой ангел… Твои уста горят… Твои глаза отуманены… Твое тело дрожит страстью, и сладострастье проникает до мозга костей… Вот наслажденье! Твои глаза глядят, глядят… О, что видишь ты? Что предвидишь ты? Я тебя люблю!.. Я тебя люблю!.. Я тебя люблю!..
Тогда она, ослабев, прошептала задыхающимся голосом:
— О! люби… люби меня… Я тебя люблю!
Ах, нет, знаете, когда человек позволяет себе увлечь женщину подобной музыкой, то это действительно прекрасно!
После победы мой хозяин, обнимая ее, просил:
— О! Моя дорогая, моя дорогая! У меня только одно желание: увидеть тебя опять… Но, по крайней мере, не скажешь ли ты мне своего имени?
— Ивонна де Ланцели.
— О! Ивонна, я тебя обожаю!
— Поцелуй меня! — сказала она.
Он не заставил себя просить еще раз исполнить эту приятную работу.
— Но! — воскликнула Ивонна. — А Жозанна? Что же она делает?
— Жозанна! — протянул мой хозяин.
— Жозанна Бармен, — повторила опять Ивонна.
— А! да… Но, крошка моя, это наверху…
— Наверху?
— Ну да! Это первый этаж. Жозанна живет на втором… Ты ошиблась этажом.
— Ах!
Я никогда не предполагала, чтобы женщина могла настолько оцепенеть.
