После Всеволожских, с 1806 года, Середниково переменило несколько владельцев, пока, наконец, в 1825 году, за несколько месяцев до своей смерти, его не приобрел дед Лермонтова – Дмитрий Алексеевич Столыпин.
Середниково было для юноши Лермонтова, как для Пушкина Болдино, местом напряженной литературной работы и расцвета творческих сил. На свободе от учебных занятий рождались новые замыслы. «Вакации приближаются и ……… прости! достопочтенный пансион, – писал Лермонтов тетке Марии Акимовне Шан-Гирей весной 1829 года. – Но не думайте, чтобы я был рад оставить его, потому учение прекратится; нет! дома я буду заниматься еще более, нежели там»[201]. Среди этих занятий на первом месте была литературная работа.
Лермонтов бывал в Середникове четыре лета подряд: в 1829, 1830, 1831 и 1832 годах.
Открываем тетрадь 1830 года на страницах, заполненных в Середникове. Самое беглое впечатление, которое производят даже одни заглавия, дает ощущение весенней природы: «Гроза», «Гроза шумит», «Звезда», опять «Звезда», «Вечер после дождя». В этом году Лермонтов ушел из пансиона. Его ничто не задерживало в Москве, и он мог приехать в Середниково ранней весной.
К заглавию стихотворения «Ночь III» – приписка: «(Сидя в Середникове у окна)». Это его любимое место, особенно ночью, когда в доме тихо и все спят.
Юноша-поэт наблюдает разбушевавшуюся грозу. Ему представляется, что под ним – темная морская бездна. Он стоит над ней, не зная страха. И тут же, у окна, перевернув страницу, делает коротенький, незаконченный набросок стихотворения. Окно превращается в корабль, а он сам – в бесстрашного пловца с «печатью глубоких дум» и с «угасшим взором», который один остается спокоен среди общего ужаса и смятения.
Гроза шумит в морях…
У того же окна он смотрит на далекую звезду. И, наконец, в следующем стихотворении, обмолвившись, признается: «Гляжу в окно». Стоя у окна, он любуется закатом[202]. В ранних пейзажных зарисовках Лермонтову удается схватить черты художественной правды.
Очень хорошо дано ощущение ночного парка из окна заснувшего дома:
Темно. Все спит. Лишь только жук ночнойЖужжа в долине пролетит порой;Из-под травы блистает червячёк,От наших дум, от наших бурь далек.Высоких лип стал пасмурней иавес,Когда луна взошла среди небес…
«Ночь III» «(Сидя в Середникове у окна)»[203].
На фоне этого реалистического пейзажа Лермонтов хочет дать свой собственный портрет, показать себя стоящим у окна. Этот автопортрет, сделанный в манере, характерной для романтической школы 20-х годов XIX века, ему не удается:
Он здесь. Стоит. Как мрамор, у окна.
Дальше следует: «недвижный взор», «яд страстей», «мятежная» грудь.
Слабость портрета особенно подчеркивается реалистическим характером фона. В стихотворении Лермонтов использует бытовые предметы в виде горящей свечи, забытой на столе, и передает такую подробность, как тень на стене от его фигуры.
Но и на этом мало удавшемся портрете мы ощущаем живого человека, подростка, автора поэтических тетрадей. Он занимался ночью у себя в комнате. Вот Лермонтов встал и подошел к раскрытому окну. Сзади, на столе, горит забытая свеча. Самодельная ученическая тетрадь, сшитая толстыми белыми нитками, раскрыта на только что написанном стихотворении. Мелкие, неровные строчки бегут, загибаясь вниз.
Лермонтов любит ночью уходить в парк. Его настроениям лета 1830 года больше всего соответствует ночь. К теме ночи он особенно часто возвращается, о чем свидетельствуют сами заглавия стихотворений: «Ночь I», «Ночь И», «Ночь III». Ночная природа живет в его стихах. Мерцание далекой звезды в темном небе, отражение звезды в зеркальной поверхности воды, блеск луны между ветвей над прудом, холодный луч, скользящий вдоль стены.
Очень часто в стихах Лермонтова упоминается пруд. Он любит бродить ночью по берегу и смотреть в темную глубину вод.
Все тихо – полная лунаБлестит меж ветел над прудом,И возле берега волнаС холодным резвится лучом.
Поэт любуется блеском звезды, отраженной в воде:
Как трепещет в струях, и серебряный прахОт нее рассыпаясь бежит[204].
Он заходит на уединенное сельское кладбище. Рассматривая полустертые надписи на ушедших в землю плитах и покосившихся крестах, размышляя о жизни, он не замечает, как наступает вечер.
Вчера до самой ночи просиделЯ на кладбище, все смотрел, смотрелВокруг себя; – полстертые словаЯ разбирал. Невольно головаНаполнилась мечтами; – и очейЯ не был в силах оторвать с камней! –Одни ушел уж в землю, и на немВсе стерлося…. Там крест к кресту челомНагнулся, будто любит; будто сонЗемных страстей узнал в сем месте он! –Вкруг тихо, сладко все, как мысль о ней!Краснеючи волнуется пырейНа солнце вечера; над головойЖужжа со днем прощаются игройТолпящиеся мошки, как народСуществ с душой, уставших от работ[205]. –
Открыв другую тетрадь Лермонтова, мы снова, через год, застаем его у того же окна, у которого видели его прошлым летом.
Он приехал из Москвы, где только что закончил драму «Странный человек». В ней он описал свою неудачную любовь к Наташе Ивановой.
Очутившись в Середникове, Лермонтов сразу окунулся в веселую летнюю атмосферу подмосковной. Но вот наступил вечер, и он один у себя в комнате.
Подойдя к окну и широко распахнув его, он смотрит в темный ночной парк.
Есть место: близ тропы глухой,В лесу пустынном, средь поляны.Где вьются вечером туманы,Осеребренные луной…
Как и герой его драмы, автор мрачно настроен и думает о самоубийстве. В этом пустынном месте просит его похоронить. К стихотворению сделана приписка: «(Середниково: ночью; у окна)»[206]. Однако мрачные настроения быстро проходят и не мешают юноше на следующий же день принимать участие в обычных развлечениях и шалостях.
Зиму большой середниковскин дом стоял пустой, с забитыми окнами. Когда зацветали яблони в саду, дом оживал. С весны и до осени в усадьбе толпилась молодежь. Катанье на лодках, прогулки, пикники заполняли целые дни.
* * *
По воскресеньям середниковская хозяйка Екатерина Аркадьевна Столыпина приказывала заложить коляску и ехала к обедне. С ней отправлялась Елизавета Алексеевна, бабушка Лермонтова. Молодежь размещалась на линейке. Лермонтов с Аркадием и его гувернером сопровождали всю компанию верхом.
Длинная, прямая, обсаженная липами аллея вела через «Чортов мост» и выходила на опушку. Обогнув лес, подъезжали к церкви. С противоположной стороны, из глубины леса, на дороге иногда появлялась коляска Сушковых.
Церковь была маленькая и старая. Она была построена еще в конце XVII века. Всеволожский только слегка подновил ее, а одна из последующих владелиц пристроила небольшой придел. Рядом возвышалась звонница. У самого входа в церковь начиналось кладбище. Тут же рос молоденький вяз, сохранившийся поныне.
К обедне приезжали Столыпины с гостями и соседние помещики.
Грубый деревянный иконостас. Тесно, душно. Лермонтов стоит перед старинной иконой. С потемневшего лика он переводит глаза на одну из стоящих рядом девушек. Выйдя на свежий воздух, Лермонтов пишет на клочке бумаги: «К деве небесной».
Он обращается к «деве небесной», изображенной на иконе, и говорит о ее «небесной» красоте, но свою земную любовь отдает земной девушке:
Не для земли ты создана,И я могу ль тебя любить? –Другая женщина должнаНадежды юноши манить;Ты превосходней, чем она,Но так мила не можешь быть! – [207]
Середниковская церковь могла дать Лермонтову немало впечатлений для его исторического романа «Вадим» из эпохи восстания Пугачева. Действие сцен романа, происходящих в монастыре, развертывается вокруг образа спасителя. Лермонтов описывает сцену, которую наблюдает герой: «Раз госпожа и крестьянка с грудным младенцем на руках подошли вместе [к образу спасителя]; но первая с надменным видом оттолкнула последнюю, – и ушибленный ребенок громко закричал; – „не мудрено, что завтра, – подумал Вадим, – эта богатая женщина будет издыхать на виселице, тогда как бедная, хлопая в ладоши, станет указывать на нее детям своим…“[208]
Нечто похожее мог не раз наблюдать сам Лермонтов в середниковской церкви. Подобные случаи не могли не возбуждать его негодования.
