того чтобы сквозь него можно было хоть что-нибудь увидеть. Проведя несколько часов под недовольное ворчание девушки, я нашел решение – если на свежий, только затвердевший пластик капнуть смолой, то она диффундирует в него, не оставляя видимой границы, какой бы шероховатой ни была поверхность. Воспользовавшись этим, я отлил лист пластика из смолы на ровной доске, смазанной остатками масла. Дождавшись затвердевания, аккуратно снял заготовку, перевернул и залил еще одним слоем смолы. В результате пару часов спустя у меня были два гибких прозрачных листа, из которых я и вырезал козырьки.
Несмотря на нетерпение, Ана понимала, что от нашей подготовки в конечном итоге зависит благополучие перелета. Несколько дней, потраченных на ремонт, не сильно задержат путешественников, которые уже потратили десяток земных лет. Скелле, ожидая результатов моих усилий, вела себя как простая женщина, выпекая лепешки из муки, которую мы купили на руднике, стирая и ремонтируя наши вещи, сильно пострадавшие за время пешего перехода. Только вот вместо того, чтобы разжечь печь, она предпочитала жарить тесто энергией источника, которой она с тем же успехом сушила одежду и носила воду из ручейка в основании скалистого обрыва, ограждавшего провал рудника.
***
Обычное для этих мест утро – облака с редкими разрывами, отсвет солнца, пробивающегося через них, легкий теплый ветерок, наполненный запахами леса. Я объяснил Ане земной обычай – посидеть не дорожку, и теперь мы сидели на краю скалы, отдыхая от хлопот и сборов перед дальней дорогой. Мои идеи не иссякли, иссякли доступные материалы и инструмент, которым я мог воспользоваться. В конце концов, какой смысл в том, что ты творишь, если ты не используешь это? На площадке за домом сверкающей каплей застыл, ожидая пилотов, самолет. Пришла пора отправляться в далекий путь на запад.
– Ну, с богом!
– Это с тем, который всех любит? – ехидно спросила девушка.
– Для меня с ним. А ты сама решай, – не стал я развивать давний разговор.
Ана решительно встала:
– Поехали. Нам надо добраться до Дона и найти какой-нибудь поселок помельче – меня уже тошнит от этой колбасы и лепешек.
– Наконец-то я понял, чего ты была так нетерпелива.
– Знаешь, какое мое любимое блюдо?
– Догадываюсь. Что-то вроде жареного языка. Так?
– Ага. Только надо, чтобы он был болтливый не в меру. Тогда он помягче будет.
– Молчу, молчу. И предупреждаю, у меня он жесткий.
***
Самолет охотно поднялся, стоило мне сдвинуть управляющую тягу, деревья плавно нырнули вниз, чтобы превратиться в пушистое серо-голубое море, над головой придвинулся потолок рваного облачного одеяла. На душе было легко – так бывает, когда становится ясно, что делать, как поступать и от тебя требуется только одно – идти вперед. Скелле сидела в своей излюбленной передней кабине, я рулил аппаратом сзади. Полет с восстановленной и даже улучшенной обшивкой стал гораздо более стабильным и уверенным. Комфорта добавляли защитные козырьки, получившиеся настолько удачными, что я по-настоящему ими гордился. Вообще, полет без шумного мотора доставлял сплошное удовольствие и радость.
Мы развернулись над руслом безымянной речки, приютившей рудники, один из которых на какое-то время стал для меня домом, и, держась немного в стороне от воды, так, чтобы не привлекать раньше времени излишнего внимания, двинулись вниз по ее течению. Рано или поздно, но все реки на этой равнине впадали в Дон. Яркими пятнами на серо-голубом каракуле леса блестели отблески солнца, пробивавшегося в разрывы облаков, шумел ветер в переплетениях стоек и тяг над головой, поддерживавших узел с установленной «чебурашкой» вертикальной тяги. Было тепло, даже немного жарко, но ветер легко сдувал липкий жар с головы и тела. Хотелось летать бесконечно. В очередной раз я отметил, что серо-голубой цвет растительности на этой планете рождает в полете необыкновенное ощущение того, что ты двигаешься в узкой щели между серым небом и таким же серым морем.
Несколько раз промелькнули внизу развилки сливавшихся вместе речушек. Русло, которому мы следовали, стало ощутимо шире, но никаких населенных пунктов мы все еще не встретили. Я поднялся повыше, прижимаясь к нижней кромке облаков и стараясь рассмотреть общее направление течения реки, так как последняя чрезмерно много петляла, и иногда казалось, что разворачивается обратно. С большой высоты русла мелких водных потоков терялись в монолитном ковре леса, однако вдалеке, там, куда мы направлялись, я заметил какие-то неоднородности, как будто кто-то огромный расчертил лесной ковер гигантским ножом. Не тратя больше времени на отслеживание мелких потоков, я направил самолет прямо туда. Оглянувшись назад, я заметил, что кромка плато, которое называлось Облачным краем, тянулась отчетливой темной полосой от края мира до края. Отличный ориентир – отметил я про себя и больше не оборачивался.
Приблизившись к намеченной цели, я заметил, что в этом месте сливались две довольно большие реки. Между берегом и краем леса узкой длинной полосой вдоль воды располагался небольшой поселок с пристанями. На воде, перечеркивая отражение неба, двигались несколько лодок. Вдали виднелась небольшая самоходная баржа, направляющаяся вниз по течению. Я сбросил скорость, впервые рассматривая местный населенный пункт с воздуха. Хорошо были заметны высокие скатные крыши нескольких торговых домов, россыпь мелких частных домиков в один этаж и одинокое типовое строение в форме замкнутого четырехугольника – вероятно, гостиница, или, как они здесь назывались, станция. Естественный изгиб реки оформил подобие извилистой улицы, которая тянулась через весь поселок. В остальном же казалось, что домики разбросаны совершенно беспорядочно, при этом, по местной традиции, нигде не касаясь друг друга.
– Думаю, что это и есть Дальний, – сказал я Ане.
– Я была в нем, – отозвалась та. – Да, это он. Но кормят здесь паршиво. Надо добраться до какого-нибудь поселка ближе к Орнежу7 – там уже гораздо цивилизованней.
– Ближе к Орнежу, вероятно, уже и города встречаются?
– Нет. Первый нормальный город здесь уже на самом Орнеже, и намного ниже.
Я немного помолчал, рассматривая Дальний:
– Красиво.
– Ага. Мне нравится летать! Хрен меня сестры теперь с неба снимут.
Я рассмеялся:
– Хрен – это такое растение на Земле. Очень едкое, между прочим. А еще это неприличное иносказание, которое девушкам лучше не использовать.
– Значит, хрен, хрен, хрен им! – отозвалась Ана. – Давай я дальше поведу?
– Давай, рули.
В этот день нам довелось налетаться вдоволь. До того, как мы навестили первый одобренный Аной поселок, нам пришлось еще дважды садиться, чтобы слегка отдохнуть. Казалось бы, беспечное и радостное ощущение полета, шикарные виды, комфортная погода, что еще надо – лети и лети. Но, как выяснилось, неподвижное сидение на жесткой доске, изображающей кресло пилота, – еще то удовольствие. Кроме того,
