В Нью-Йорке Чаплина встретил Сидни. Ожидавший братьев лимузин готов был увезти их от толпы. Сидни показал ему газетный заголовок: «ОН ЗДЕСЬ!», потом другой: «ЧАРЛИ СКРЫВАЕТСЯ!» Чаплину не было нужды скрываться. Если его нигде не ждали, то без привычного грима он оставался неузнанным. Журналистка из нью-йоркской газеты заметила эту особенность. «Думаете, – спросил ее портье в отеле Plaza, – вы его узнаете, если увидите?» Она ответила, что не сомневается в этом. «Тогда вот он, в холле», – сказал портье. Женщина долго всматривалась, но никак не могла узнать Чаплина. Тогда она попросила горничную подойти к нему и передать ее визитную карточку…
Когда Чаплин появился на благотворительном концерте, проходившем на нью-йоркском ипподроме, то, представляя оркестр Джона Филипа Сузы, удостоился лишь сдержанных аплодисментов. Кто этот человек? Но когда он сделал несколько шагов своей знаменитой походкой, зал взорвался приветственными криками и овациями.
Что обычно видели люди, встречаясь с Чаплином? Роста он был невысокого. Все признавали, что выглядел он очень маленьким. Английский журналист Алистер Кук, познакомившийся с Чаплином в 40-х годах ХХ столетия, назвал его крошечным. Голова у него была великовата для такого гибкого и субтильного тела, и этот эффект усиливал экранный образ. Кто-то из нью-йоркских репортеров впервые обратил внимание на его улыбку, отметив, что если бы человек прилагался к улыбке, а не улыбка к человеку, то именно такой была бы улыбка Чарли Чаплина.
Он считался очень красивым – волнистые угольно-черные волосы и большие голубые глаза, кожа цвета слоновой кости и ровные белые зубы, полные губы и прямой нос. Жалко, что цвет его глаз не был виден на экране… Когда в фильмах их окружали черным гримом, они казались провалами на лице, похожими на озера скорби. Стоит также упомянуть еще один интересный факт. О том, что Чаплин был левшой, мы уже говорили. А вот о том, что он всегда курил и даже в преклонном возрасте держал в руке сигарету, нет. Может быть, это был признак его нервозности?
26 февраля 1916 года Чарльз Чаплин стоял на Таймс-сквер среди небольших групп людей и увидел бегущую строку светящихся букв: «Чаплин подписывает с Mutual контракт на 670 тысяч в год». Он приехал в Нью-Йорк, чтобы заключить это соглашение. Все переговоры вел Сидни, хотя сам Чарли обладал острым, великолепно развитым деловым чутьем. Как впоследствии заметил знаменитый продюсер Сэмюэл Голдвин, Чаплин не переговорщик – он просто знает, что не может согласиться на меньшее.
В услугах Чаплина были заинтересованы несколько компаний. Как-никак, он на тот момент являлся самым популярным киноактером своего времени. Соглашение, которое Чарли подписал с Mutual Film Company of New York, стало беспрецедентным. В мгновение ока 26-летний человек становился самым высокооплачиваемым наемным работником в мире. Новость, которую он прочитал, стоя на Таймс-сквер, соответствовала действительности. Он будет зарабатывать больше 7 долларов в час. Газета Reel Times сообщала, что после войны в Европе Чарльз Чаплин – самый дорогой проект в современной истории.
Вскоре после подписания контракта с Mutual Чаплин сказал журналисту: «Я могу быть настолько смешным, насколько осмелюсь, могу проявить все лучшее, что есть во мне, тратить свои силы на то, что нужно людям. Я давно чувствовал, что этот год будет для меня очень важным, и подписанный контракт дает мне шанс. Он меня вдохновляет». Небывалая популярность и успех означали, что теперь у него есть возможность контролировать все аспекты съемок фильма, от репетиций до монтажа. Компания Mutual согласилась оборудовать для него новую студию и оплачивать все производственные расходы. Чаплин также понял, что может продолжить формирование и совершенствование самого яркого экранного персонажа в истории кино.
Он согласился снять 22 фильма, выпуская по картине в месяц, для подразделения Mutual, которое называлось Lone Star Film Corporation. Сам Чаплин тоже, вне всяких сомнений, был одинокой звездой. Впоследствии он описывал этот период своей карьеры как необыкновенно счастливый, подтверждением чему может служить факт, что снятые для Mutual фильмы стали самыми забавными и веселыми из всех его картин. Из Los Angeles Athletic Club, где он снова поселился, Чаплин каждый день приходил в студию на бульваре Санта-Моника. Она располагалась на окраине района киностудий в Голливуде, занимала целый квартал и была, по его словам, наверное, самой милой студией в Калифорнии.
Именно там Чаплин довел до совершенства свои приемы режиссуры. Его главный кинооператор, Ролли Тотеро, свидетельствует: «У него никогда не было сценария, никогда не было помощника или секретаря, и он никогда не проверял, на месте та или иная сцена и какова ее продолжительность. Сценарий мог дополняться в процессе съемок… У него появлялась идея, и он ее осуществлял. У него было что-то вроде синопсиса в голове, но ничего на бумаге». Каждый день Чаплин приезжал на студию около девяти утра, скрывался в гримерной и выходил оттуда в костюме Бродяги. Затем собирал членов съемочной группы и описывал сцену, которую предстояло снимать.
Чарли опирался на интуицию, инстинкт и вдохновение. Он импровизировал с новым реквизитом и новыми комическими ситуациями. «Давайте мы заставим его вывернуться и убежать, – мог предложить он, – пока полицейский разговаривает с другим парнем. Это вызовет смех». Иногда Чарли просил плотников построить декорации лишь для того, чтобы проверить, не подскажут ли они какую-нибудь новую идею или сюжет. Он мог переделывать сцены или создавать новые прямо на съемочной площадке. Актера иногда отправляли сменить грим и просили сыграть три или четыре разные роли, пока Чаплин не добивался желаемого эффекта. Замысловатые и сложные сцены снимались и тут же отбрасывались… Такого на киностудиях еще не бывало. «Нет, – подчас говорил Чаплин, – это не годится». Он мог придумать новое начало и новый финал прямо в процессе работы. Перефразируя точку зрения Карлейля на природу гениальности, можно сказать, что Чаплин обладал безграничной способностью к упорному труду. Каждый кадр мог сниматься и пересниматься десятки раз, пока Чарли не убеждался, что сцена настолько близка к совершенству, насколько это возможно. Он был методичен и скрупулезен, как инженер или ремесленник.
В некоторых случаях развитие сюжета ставило, казалось бы, неразрешимые проблемы. Тогда Чаплин прерывал работу, чтобы подумать, помедитировать, дать волю своему воображению. В эти минуты – или часы – он бывал раздражительным, почти грубым по отношению к непрошеным гостям. Ему требовалось побыть одному. Он хотел, чтобы его оставили в покое, не мешали.
Другие исполнители были всего лишь дополнением, фоном для его героя. Им не полагалась собственная, независимая от него жизнь. Им не позволялось его прерывать. Он был главным. В каком-то смысле все остальные стали принадлежавшими Чарли Чаплину автоматами, без права импровизировать или экспериментировать со своими ролями. Они в точности выполняли его указания. «Взмахни рукой чуть шире, Том, – мог сказать он. – Да, вот так. Ты понял». Он говорил им: «Самое главное, не играйте!» Не играть! Это было рефреном. Нужно было вжиться в роль. Быть искренним и естественным, чтобы стать убедительным. Только тогда они будут подходящим фоном для его персонажа.
Ведущей актрисой в его фильмах по-прежнему оставалась Эдна Первиэнс. Для комических ролей Чаплин приглашал и других актеров, таких как Альберт Остин, Генри Бергман и Эрик Кэмпбелл. Кэмпбелл был его соотечественником, шотландским горцем. Он изображал комического злодея, вечного врага Бродяги. Чаплин не отходил далеко от своих корней, английского мюзик-холла… И Остин, и Кэмпбелл работали в постановках Фреда Карно. Однако Чаплин сказал Тотеро, что в центре каждой сцены всегда должен быть он. Свет и камера должны фокусироваться на нем. Когда он готовился выйти к камере, Эдна Первиэнс говорила: «Давай. Покажи им всем!»
Первым фильмом Чаплина, снятым для Mutual, стал «Контролер универмага» (The Floorwalker). История создания картины была долгой и трудной. Поначалу у Чаплина не было никакой идеи. У него имелась привычка бродить по улицам Лос-Анджелеса вместе с Сидни. Он наблюдал за уличными сценками или останавливался перед каким-нибудь предметом в витрине магазина, а брат записывал его размышления о том, как это можно использовать в комедии. Однажды, разгуливая по универмагу в поисках сюжетов, Чарли увидел, как кто-то из покупателей поскользнулся и съехал вниз по одному из новых эскалаторов. Он мгновенно придумал центральный образ. Чаплин приказал построить на сценической площадке эскалатор, а вокруг него декорации универсального магазина. Это была блестящая идея, его собственное изобретение. До этого еще никто не догадался использовать эскалатор.
Сам сюжет не имеет особого значения, играя роль витрины для разнообразных комических талантов Чаплина. В одной из сцен он разыгрывает скетч на тему внешнего сходства – его «двойника» играет другой актер, причем ведет себя так, словно они оба стоят перед зеркалом. В другом эпизоде Чарли исполняет сложный и изящный балетный номер с прыжками, антраша и пируэтами – просто потому, что получает от этого удовольствие. Во время танца Чаплин как бы отделяется от окружающих его актеров, а по окончании номера кланяется кинозрителям. Если все искусство, как считал Уолтер Патер, стремится к тому, чтобы стать музыкой, то немое кино стремится к тому, чтобы стать балетом.
