Из-за ширмы вышла толстая баба в замызганном медицинском халате. Она, с нескрываемым чувством брезгливости, посмотрела на вошедших девушек, закатала рукава и принялась тщательно мыть руки под струей холодной воды.
– Кто из вас Светлана? – спросила она, не вынимая потухшую папиросу изо рта.
– Я…
– Раздевайся, и в кресло, – скомандовала она, вытирая руки полотенцем, и повернувшись к Наташе строго добавила, – А ты, брысь отсюда!
Света повесила платье на спинку стула, а сверху положила лифчик, задвинула ногой под кушетку босоножки и шлепая босыми ногами по горбатому линолеуму подошла к креслу. У нее по спине побежали мурашки, то ли от холода, то ли от вида этого страшного приспособления с торчащими в стороны подставками для ног, то ли от гнетущего предчувствия. Света понятия не имела, как на него садится и вообще, с какой стороны к нему подходить.
– Бестолочь, – услышала она за спиной сиплый голос акушерки, – Зачем лифчик сняла? Трусы снимай! Садись сюда… Ноги на верх… Господи, откуда вы такие беретесь… Как давать кому попало, так вы смелые, а как на осмотр к гинекологу, так трясетесь от страха, как будто вам оттуда зубы рвать будут.
Света безропотно выполняла команды грозной дамы, но ей не становилось от этого спокойнее, она уже дрожала всем телом. Акушерка поправила ей ноги, подкатила столик с разложенными на нем приспособлениями и уселась на табурет, приготовившись к осмотру. Что-то холодное вонзилось Свете между ног. Она инстинктивно дернулась и ее мышцы судорожно сжались.
– А ну, расслабься, – гаркнула акушерка и сильно шлепнула ее по животу.
– Мне больно, – прошептала Света.
– Ты еще не знаешь, что такое «больно». Вот когда прибежишь ко мне месяцев через пять, вот тогда будет по-настоящему «больно». А сейчас я тебя просто ласкаю… Расслабься!
Минут пять акушерка ковырялась у нее внутри, постоянно охала и что-то бубнила себе под нос, потом отложила в сторону свои садистские инструменты и вытирая руки спросила:
– Сколько человек тебя насиловало?
– С чего вы взяли, что меня насиловали?
– Не отвечай вопросом на вопрос…
– Один…, – после паузы неохотно ответила Света
– Прости, что я сделала тебе больно, – сказала акушерка, ее голос стал ласковым, а интонации сочувственными, – я думала, что ты обычная вертихвостка, которая залетела по дури или по пъяни, а теперь хочет избавиться от ребенка. У меня таких десятки за месяц бывает. Насмотрелась.
Она взяла со стула одежду и протянула Свете:
– Одевайся… Тебе теперь нужно следить за собой… И постарайся у меня больше не появляться, ходи в районную женскую консультацию…
…Уже было далеко за полночь, а они все еще сидели на кухне и пили крепкий чай. Наталья Андреевна предлагала сходить в магазин за бутылочкой вина, но в конце концов подумали, что лучше не пить, поскольку на душе и без того было тяжело. Лена все больше молчала, пытаясь понять из разговора матери и ее подруги, почему они так поступили, решив скрыть ото всех тайну ее рождения. Все эти невеселые мысли на столько отвлекли ее, что в этом нескончаемом потоке новой информации не нашлось даже секунды, чтобы вспомнить об Андрее, и о его сегодняшней съемке.
И вдруг, что-то больно кольнуло в сердце, кольнуло так сильно, что Лена даже дернулась и рефлекторно прижала руку к груди.
Глава 26
Тереза ушла, оставив в прихожей ключи от своей квартиры и от машины Юдит. Андрей остался один, и ему вдруг стало страшно. Нет, не от того, что он в чужом городе и в чужой квартире. Не от того, что еще час назад они петляли по ночному Будапешту, скрываясь от возможной погони, его пугало то, что должно было случиться буквально через несколько минут. Он одновременно безумно этого хотел и панически боялся, он мог с легкостью сбежать, время от времени поглядывая на ключи, лежащие на полочке, но не сделал этого, наверное не захотел второй раз за день предстать трусом в глазах любимого человека…
Андрей упорно гнал это слово из головы. Какая «любовь»? Это страсть, влечение, желание, но никак не любовь. Но стоило ему на мгновение отвлечься, и где-то в подсознании снова всплывали трепетные картинки: её грустные, полные слез глаза, её симпатичное личико в обрамлении светлых локонов и эти милые ямочки на щеках…
Всё, нужно уходить, решил он, схватил ключи и начал торопливо обуваться, но не успел Андрей коснуться ручки, как раздался звонок. Сердце бешено заколотилось. Он на цыпочках, стараясь громко не дышать, подошел к двери и заглянул в глазок. По ту сторону мутного стекла, искажающего пространство, стояла ОНА. Андрей отшатнулся, и первой мыслю было затаиться и сделать вид, что никого здесь нет, но трясущиеся руки, перестали подчиняться сознанию – защелка дважды клацнула и дверь открылась.
– Привет, – сказала Юдит, – мне можно войти?
Андрей отступил немного назад и заикаясь произнес:
– Конечно… Заходи… те… А Тереза уехала…
– Я знаю, – ответила она, переступила порог и захлопнула за собой дверь.
Мир словно рухнул вокруг Андрея. И снова вопросы, вопросы, вопросы. Зачем он здесь? Почему согласился? Что делать дальше и зачем ему вообще все это нужно? Ему казалось, что вот прямо здесь, в коридоре, Юдит набросится на него и он будет не в состоянии сопротивляться, не сможет ей отказать, а она пресыщенная, опытная, все знающая и все умеющая, надругается над его влюбленностью и бросит истерзанного и обманутого… Неожиданно голос Юдит вернул его в реальность:
– А ты не знаешь, у Терезы есть кофе? Я так устала… Очень кофе хочется.
– Я сейчас… посмотрю, – засуетился Андрей, – Проходи, пожалуйста, в комнату… Я сейчас…
Одна единственная фраза, и все моментально изменилось. Оказалось все так просто – она всего навсего хочет кофе! Андрей метался по кухне, открывая одну за другой дверцы шкафа: вот кофе, вот турка, сахар тоже пригодится. Он умел хорошо варить кофе, как-то по особенному это получалось у него. Вроде бы все, как у всех, те же ингредиенты, но почему-то сваренный им кофе всегда отличался от сваренного кем-то другим.
И вот пенка поднялась в турке до нужного уровня – ароматный напиток был готов. Андрей налил кофе в две небольшие чашечки, поставил их на поднос, выдохнул и вышел из кухни. Дверь в гостиную была открыта. Перед тем, как войти, он заглянул в комнату. Юдит, поджав под себя ноги, лежала на диване, ее глаза были закрыты, казалось, что она спит. Андрей сделал движение назад, но как-то неуклюже, и поднос громко стукнулся о стеклянную дверь.
– Прости… Я задремала, – открыв глаза и усаживаясь по удобнее, сказала Юдит, – Ой, как хорошо пахнет, – принюхавшись, продолжила она.
– Сварил по специальному рецепту, – похвастался Андрей и поставил поднос на журнальный столик.
Юдит взяла чашечку, и не дожидаясь пока кофе остынет, сделала несколько глотков и блаженно подкатила глаза:
– Боже, какая вкуснотища. Я такого никогда не пробовала.
С каждой секундой, с каждым ее словом у Андрея на душе становилось все спокойнее и спокойнее. Он то и дело бросал украдкой взгляды в сторону Юдит и ловил себя на мысли, что не встречал в своей жизни более милого существа. Сейчас она была похожа на простую девчонку, растерянную, обиженную и такую беззащитную, и этот образ ну никак не вязался с тем, чем она зарабатывала на жизнь.
– Я хотел бы попросить у тебя прощения, – потупив взгляд сказал Андрей.
– За что? – сделав вид, что не поняла, спросила Юдит.
– За сегодняшний день… За все, что сегодня случилось…
– А что такого сегодня случилось? В каждой работе бываю издержки. Тебе, что никогда не попадался тупой начальник, самодур с повышенным чувством собственной значимости. Да у меня такая работа, она не похожа на другие, но это всего лишь работа, и не нужно переносить ее на жизнь…
Юдит еще долго говорила, то ли оправдываясь, то ли оправдывая, но как бы она не старалась показать, что ничего «такого» сегодня не случилось, было видно, что ей не по себе.
– Не хочу больше об этом говорить, – резко прервала свой монолог Юдит, и почти незаметно промокнула слезу в уголке глаза, – что мы все обо мне, да обо мне. Как тебе Будапешт?
– Красивый город. Но я видел его только из окна автомобиля.
– Я покажу тебе самые интересные места, – Юдит поставила чашку на стол, придвинулась ближе к Андрею и пристально посмотрела ему в глаза, – Зачем ты влюбился в меня?
– Не знаю… – ответил он после небольшой паузы.
Юдит коснулась кончиками пальцев его волос:
– Ты мне тоже нравишься…
Дальше вся было как во сне… Одного лишь боялся Андрей, как он сможет соперничать с теми партнерами, которые раньше были с ней. Он стеснялся своего среднестатистического размера, даже стеснялся своей стеснительности. Что он знал из того искусства любви, которым владела она? Почти ничего…
