Но все это можно объяснить лишь как влияние более развитых культур. И только! В самом главном: в содержании, в художественном методе создания образа, в характерных приемах стилизации изображений животных — это два принципиально разных мира искусства. Смешанный характер вещей из Саккыза можно объяснить тем, что на скифского царя здесь работали местные мастера, которые, стремясь угодить вкусам заказчика, копировали неизвестные нам древнейшие образцы скифского искусства, не забывая, естественно, свои собственные традиции.
Но где же тогда искать древнейшие образцы собственно скифского искусства?
Сторонники местных корней скифского звериного стиля отвечают: они были, но не сохранились. Не сохранились, так как изготовлялись из нестойких материалов — дерева, кожи, войлока. Именно из этих материалов сделано огромное количество превосходных изображений животных в алтайском искусстве, очень близком скифскому.
И что еще поразительно. Загадочное скифское искусство вдруг неожиданно проявляется отраженным светом в искусстве Древней Руси и ее соседей много веков спустя после гибели Скифского царства.
Известный русский археолог В. А. Городцов еще в начале века обратил внимание на то, что в древнерусских вышивках отчетливо прослеживаются скифские элементы — фигуры некоторых зверей, богиня с поклоняющимися ей воинами, изображение солнца. Фрески Неаполя скифского имеют отдельные общие стилистические элементы с древнерусским и украинским прикладным искусством. И Русь не являлась исключением. В эпосе средневековых кочевников Евразии иногда проскальзывают черты, роднящие его со скифскими героическими преданиями. Подобные примеры сохранения или неожиданного «возрождения» мотивов скифского искусства можно проследить на обширнейшей территории от Кавказа до Скандинавии, от Европы до Юго-Восточной Азии.
В чем тут дело? Одно объяснение напрашивается само собой. Соседи скифов многое у них заимствовали и, в свою очередь, сумели передать кое-что из заимствованного своим потомкам или соседям. Давно были забыты создатели скифского искусства, но подлинное искусство бессмертно. Изменяясь от поколения к поколению, от народа к народу, сливаясь с новыми школами, стилями и течениями, оно все же передает им кое-что от своего «сокровенного и пусть в чужой оболочке, но переживает века и тысячелетия.
...Но возможно и другое объяснение, отнюдь не исключающее первое. Да, скифское царство погибло под натиском врагов. Забыт был скифский язык, навсегда перестали быть местом поклонения могилы скифских царей, наросшая за столетия земля затянула и первую безымянную столицу скифов и последнюю — Неаполь с его дворцами и мавзолеями. Но история учит, что ни один народ не исчезает бесследно. Сами скифы, не грозные степные владыки, а такие вот, как на пекторали из Толстой могилы и других памятниках искусства, рядовые скотоводы и земледельцы — не все же они погибли в боях и пожарищах!
Многие, конечно же, пережили лихолетье войн и нашествий, смешались с другими племенами и народами, утратили свой язык, забыли, наконец, что их предки звались скифами. Но смогли передать потомкам отдельные свои навыки и культурные традиции.
Недаром много веков после того, как умер последний человек, говоривший по-скифски, в Византии и Западной Европе по-прежнему именовали Скифией земли, где некогда обитал давно исчезнувший народ, а русский летописец с гордостью назвал свою страну «Великая Скуфь».
Материал подготовили кандидаты исторических наук А. Лесков, А. Хазанов, Е. Черненко, научный сотрудник А. Шкурко, В. Левин, наш спец. корр. Научная редакция А. Хазанова
На пороге забытого мира
Обоняние для нас — третьестепенное чувство. Но когда при насморке мир лишается запаха, то пресной становится самая вкусная еда н не радует смолистый воздух соснового бора.
Нюх у людей сейчас не тот, что был у далеких предков — пещерных людей: нам ведь не нужно выходить на охоту и выискивать, где пахнет антилопой или, наоборот, злейшим врагом — саблезубым тигром. И все же эволюция сохранила нам тонкое обоняние. Большинство из нас способно сразу же заметить присутствие в воздухе нонона — синтетического вещества с запахом фиалки; мы можем обнаружить даже такую ничтожную концентрацию этого вещества, которая поначалу кажется фантастической: на тридцать миллиардов частей воздуха всего одна часть нонона!
Замечено, что к началу дня и к вечеру все здоровые люди становятся более чувствительными к ароматам. Однако после завтрака эта способность заметно снижается. Замечено также, что у женщин обоняние тоньше, чем у мужчин. (Небезынтересно, что большинство людей воспринимает запахи левой ноздрей лучше, чем правой.) Резко обостряется обоняние у людей, лишенных зрения н слуха. Слепо-глухая Ольга Скороходова, автор известной книги «Как я воспринимаю окружающий мир», могла, войдя в комнату, безошибочно определить по запаху, кто в ней находится. Однажды по запаху она догадалась, что ее учителю принесли вместо новой газеты старую. Некоторые люди по запаху могут обнаружить на значительном расстоянии змею, когда она отдыхает.
Потренировавшись, человек может развить у себя множество обонятельных навыков такого рода. Но есть люди, которые вообще не ощущают тех или иных даже сильных запахов. Из каждой тысячи людей один или два не замечают зловония скунса, которое всех прочих повергает в немедленное бегство. Нечувствительны ко всему спектру запахов люди-альбиносы. Мало того, что у них бесцветные волосы, кожа и радужная оболочка глаз; в их обонятельном рецепторном поле нет желтого пигмента, который можно обнаружить у всех остальных людей.
В природе имеются сотни тысяч, миллионы запахов. Из них по литературным данным (они очень разноречивы) обычный человек без труда различает несколько тысяч, а опытный специалист — десятки тысяч. (Правда, советский исследователь Ю. А. Макаренко считает, что человек теоретически способен улавливать более 30 миллионов запахов.)
Разумеется, если человек обращается со своим носом небрежно, коптит его в табачном дыму, оглушает «благоуханием» бензина, отравляет различными химикалиями, то от такого обонятельного анализатора проку мало. Но если человек обладает хорошим обонянием, ведет строгий образ жизни и бережно относится к своему носу, он может научиться различать не только огромное количество запахов, но и тончайшие их нюансы. Примером могут служить парфюмеры и дегустаторы. У американки Бетти Медисон обоняние, например, развито до такой степени, что она мгновенно обнаруживает практически неуловимый запах мыла, масла, парафина в бутылке, которая внешне выглядит идеально чистой. Девушка работает на лимонадной фабрике. В год она «пронюхивает» около 70 тысяч бутылок, и не было случая, чтобы она пропустила хотя бы одну бутылку с некачественным лимонадом.
Нос животных
Но если для современного человека обостренное восприятие ароматов — это уже своего рода роскошь, то в мире животных обоняние имеет такое же значение (а иногда и большее), чем зрение и слух. Любое живое существо «окутано» облаком запаха. Оно как бы увеличивает истинные размеры животного н тем самым позволяет обнаружить его на расстоянии. Этим, в частности, хитро пользуется цапля. Она начинает рыбную ловлю с того, что приседает и шумно хлопает крыльями по воде; при этом с ее перьев смывается сальное, сильно пахнущее вещество. Поплескавшись, птица застывает на одной ноге. Привлеченные ее запахом рыбы приплывают вверх по течению, и пернатому рыболову остается только выхватывать их своим длинным клювом...
Без высокоразвитого обоняния не могли бы существовать как рыбы, так и насекомые. Например, по запаху, и только по запаху, узнают друг друга муравьи одного и того же вида. Если обмакнуть «своего» муравья в экстракт из «чужих» муравьев, то сотоварищи убьют несчастного. Шмели, жуки и отчасти термиты выделяют специальные пахучие вещества, которыми метят свои дороги. Комаров, мошек, москитов и других кровососущих привлекают незначительные скопления углекислого газа, которые человек и крупные млекопитающие выделяют при дыхании. Влекут их и следы паров пока еще неизвестных науке веществ — таинственных «факторов крови», которые испаряются через кожу (любопытно, что притягательная сила этих неизвестных «факторов крови» у женщин выше, чем у мужчин).
Запах остается в том месте, где находился его источник, иногда на несколько дней. Это своего рода «письмо», оставленное одним животным для других. Такой способ «письменности» — самый простой, древний и конкретный. Для большинства животных самый ясный след — это как раз след запахов. Тут мы сталкиваемся порой с чудесами. Известен, например, такой случай. На окраине Тбилиси жила кавказская овчарка по кличке Цабла. Ее воспитателем и самым большим другом был ученик второго класса Сандро. Однажды отца Сандро попросили отдать Цаблу в хозяйство, расположенное далеко в горах: ведь кавказские овчарки умеют почти самостоятельно пасти овец. За собакой приехал чабан. С большим трудом оторвали Цаблу от Сандро, погрузили в автомашину и повезли в горы. Однако в самом конце пути Цабла вырвала веревку из рук замешкавшегося чабана и бросилась бежать. Между ней и Сандро лежали горы и долины, реки, особенно бурные в ту весну, селения с чужими людьми и собаками, неприязненно встречавшими чужаков. Тысячи направлений открывались перед нею. Дороги Цабла, сидевшая в закрытой машине, разумеется, не видела. Ни слух, ни вкус подсказать ей ничего не могли. Осязание и мышечнодвигательное чувство — тоже: ведь собака не проходила этим путем, ее везли! И тем не менее через два дня ободранная и вконец отощавшая Цабла из последних сил перепрыгнула знакомую ограду.
