Ведь я списывал на девственность то, что был слаб. Мне казалось, будто потеряв её, мальчик автоматически превращается в мужчину-супергероя: проходят прыщи, распрямляется спина, наливаются мускулы, повышается шерстистость и появляется уверенность в голосе. Увы – придётся добиваться всего этого своими силами. Или не добиваться… К чему это?
Зато теперь я нашёл бы что ответить малолетним троллям из больницы, которые когда-то допытывались о моём сексуальном опыте. Теперь я знал, каково это. Фанатизму и фантазиям больше не было места.
Днём к нам в комнату зашла мама Беллы. Увидев мою спину, сплошь покрытую крупными прыщами, она порекомендовала хотя бы на время отказаться от мяса.
Я решил попробовать. Идти против устоявшихся традиций родительской кулинарии оказалось нелегко. Где это видано – и без того худосочный сын отказывается есть мясо?! А оно, надо отметить, сопровождало в нашем семейном рационе каждый приём пищи. Во многом из-за отца, который считал себя «хищником», был готов питаться исключительно мясом, растворимым кофе и сигаретами.
Полностью уйти от употребления мясных блюд не удалось. Раз в день или два я съедал что-нибудь такое, чтобы не травмировать мать. Но даже этого оказалось достаточным – через пару недель количество прыщей на моей спине значительно уменьшилось.
Конец студенчества, спасительные курсы
На последнем курсе всё происходило так, будто меня вела невидимая, но твёрдая и уверенная рука ангела-хранителя. Я знал, что доучусь в институте. Знал предел, до которого можно забивать на учёбу, чтобы мне это сходило с рук. Знал, что мне не нужно беспокоится насчёт армии, ведь здоровье уже основательно подорвано – что-то точно найдут, а нет – так нет, и не пошёл на военную кафедру. И распределение меня тоже не беспокоило – я не искал для себя никаких выгодных вариантов.
– Ну что, Борис, вы уже решили, кем хотите работать? – спросила меня однажды возле кафедры наша вечно-бодрая и оптимистичная куратор (к тому времени уже бывшая).
– Нет, не знаю. Чувствую себя точно так же, как когда школу заканчивал, – признался я.
Ощущения действительно было похожими: всё те же «жернова» и всё та же опустошённость.
Однажды, блуждая тенью бездомной в недрах своей альма-матер, я случайно наткнулся на объявление: «Курсы Flex, по результатам обучения лучшие ученики будут зачислены в штат аутсорсинговой компании»!
Flex – это, по сути, уже знакомый мне Flash, расширенный под задачи создания серьёзных бизнес-приложений. Я сразу смекнул, что это мой шанс, немедленно позвонил и зачислился.
Курсы прошли гладко, я оказался в числе тех двух человек, которых зачислили в штат обещанной фирмы. Вторым человеком была настырная девочка, которая уже проходила эти же курсы год назад.
Так для меня начался офисный период жизни. С универом, по большому счёту, было покончено – осталось лишь посещение некоторых обязательных пар «для галочки» и такая же формальная защита дипломного проекта. Формальные шутки, формальные пьянки, формальная радость…
На вручение диплома и выпускной я не ходил, предпочтя им офис и свои дела.
Вот и всё. Как затянувшееся мутное наваждение, прошли пять потерянных лет. Это были годы, на которые в самом начале возлагались большие надежды и которые, теоретически, могли стать лучшими в жизни. Здоровье подорвано, голова загажена какой-то мутью, уйма нервов потрачена, иссяк творческий потенциал. Девственность потеряна – но совсем не благодаря вузу.
Осталось всего одно интересное знакомство, – с тем_самым_одногруппником, память о психоделических трипах, пара изрисованных тетрадок, дюжина фотографий с пьянок, куча бесполезных лаб, курсовых, методичек. И диплом, который однозначно нигде и никогда не понадобится.
Что ж, зато теперь я работаю в приличной фирме с технологией, похожей на ту, которая мне когда-то нравилась. Я изучил её за несколько недель, а всё то, чему меня пытались научить в институте, оставалось только забыть, как страшный сон.
Завершился и мой студенческий роман с веществами. Каким бы крепким ни было моё психическое здоровье, употребление наркотиков наряду со стрессом от учёбы, регулярной выпивкой и недосыпом изрядно подорвало его. Я стал хуже соображать и запоминать, творчество скатилось в бестолковое перетасовывание всего подряд, а упадническое настроение стало нормой жизни.
В какой-то степени мне удалось пробиться к безумию, бесконечному творческому началу, о котором я мечтал. У меня открылась «сверхспособность» – будучи совершенно трезвым и ничего не употребляя, я закрывал глаза и видел сюрреалистический калейдоскоп ярких образов, перетекающих друг в друга. Я мог наблюдать эти мультики часами, и они никогда не заканчивались. А иногда закрывал глаза и рассказывал всё, что вижу, приятелям, поражая их потоком сознания из-за пределов здоровой человеческой фантазии.
– Я в комнате с окном; в окно въезжают две рельсы; город снаружи затапливает белой слизью; поток слизи вносит в окно красный фольксваген-жук; он наплывает на меня и превращается в лепесток цветка на лугу; луг оказывается волосами на голове манекена; манекен расположен в центре галактики; галактика – рисунок ребёнка на камушке; у ребёнка шесть глаз; в каждом глазе – такая же галактика; он сидит на пляже, вокруг – ржавая строительная техника; технику едят зелёные черви; после червей остаётся белое пространство; в пространстве сидит йог в позе лотоса; у йога бьётся сердце; на сердце висит лось, обняв его шестью длинными лапами…
Меня смущало только то, что я не могу произвольно направлять или останавливать этот поток. Конструктивно применить его в повседневной жизни тоже не получалось. В итоге его созерцание стало своего рода проклятием. Я был вынужден подолгу смотреть эти бредовые мультики – как минимум перед сном.
– Раздевайся до пояса.
– Повернись спиной.
– Не годен.
Три эти заветные фразы произнёс хирург из военкомата, к которому я пошёл на медкомиссии первым. Так я откосил от армии без каких-либо ухищрений.
Конечно же пришлось пройти всех остальных врачей и повторное обследование, но диагноз в любом случае был несовместим с военной службой: кифоз третьей степени. На рентгеновском снимке красовался горб с углом в шестьдесят пять градусов – необратимые изменения.
В выданном чуть позже военном билете значилась специальность «бухгалтер военной части». Придёт война, а я – бухгалтер – это казалось забавной иронией судьбы и ущемляло мужское достоинство, настроенное суицидально сражаться на передовой в случае военного конфликта. Да и отец, при всём своём либерализме, считал армию хорошей школой жизни.
Я пытался убедить себя, что всё к лучшему. Раз плохая осанка позволила откосить от армии – значит и годы универа, сформировавшие её, прошли не напрасно. А в этих «необратимых изменениях» позвоночника нет ничего страшного – отец вон тоже сутулый и ничего – живёт, не жалуется, десятки лет к врачам не ходит.
В действительности «страшное» было. Я стал замечать, что не могу долго находиться в одной позе. Просто сидеть, стоять и даже лежать мне со временем делалось больно. Боль стала моим постоянным спутником дома, в транспорте и на работе.
Офисы
Доказательство полезности, восьмое марта
В офисе я начал работать, ещё учась на последнем курсе. Работа была на полставки и со свободным графиком. Проекта не было, и я мог заниматься чем угодно. Поначалу мне это нравилось – я думал, что хорошо устроился и не вникал в детали офисной жизни. Вместо этого я осваивал новые технологии, подружился с дизайнершей, помогал ей по мелочам с Flash: делал баннеры и рождественские открытки, а также предлагал свои идеи по обновлению дизайна сайта компании.
По правде говоря, я влюбился в дизайнершу с первого взгляда, когда увидел её на совещании: худощавую, с короткой стрижкой, грациозно сидящую на стуле с поджатыми под попу ножками, лениво отвечающую на вопросы – будто кошка, которую зачем-то устроили в офис на человеческую должность. Морщинки на ухоженном лице меня не смутили.
Я к тому времени и сам мечтал стать дизайнером, желая таким образом найти применение моим художественным способностям. И пытался любыми способами смещаться в этом направлении с программистской стези.
Однако месяц спустя директор заявил, что услуги «мастера по рождественским открыткам и баннерам» им не очень-то и нужды, и что, если в течение двух недель меня не посадят на проект, я уволен.
Мне эта перспектива сразу очень не понравилась, так как она сулила распределение на убогое государственное предприятие, где нужно заниматься обслуживанием сложной и глючной бухгалтерской программы, разработанной отечественными программистами. Я начал бегать по кабинетам в поисках менеджеров проектов, в которых задействован Flash или Flex, и требовать дать мне шанс показать свои навыки.
