То здесь, то там слышались звяканье ключей, шум шипящих ламп, топанье — в попытках согреться, срывалось крепкое словцо — значит, кто-то голой рукой тронул металл и оставил на нем кусок кожи.
К утру приходили борттехники, радисты, стрелки, прибористы, электрики. Начиналось опробование моторов, проверка всех систем, заправка горючим. Подкатывали машины, подвозили грузы, оружие, боеприпасы, медикаменты. Подходили бойцы и офицеры из пополнения, медицинский персонал — всех нужно было перебросить на фронт… Лишь проводив машины в первый рейс, мы могли пойти позавтракать и, не раздеваясь, погреться, вздремнуть у печки в землянке. Едва закроешь глаза, тебя уже будят — возвращаются Ли-2. И нужно вновь идти на мороз, в пургу встречать самолеты, помогать разгружать раненых, готовить машины в новый полет.
А в начале января работы у меня стало вдвое больше. В эскадрилье, разбитой на два авиаотряда, было и два старших техника — К. П. Кольга и я. В составе экипажа капитана В. А. Тишко Кольга вылетел на боевое задание в Белоруссию. При посадке на партизанском аэродроме у озера Червонное их Ли-2 потерпел аварию. Отремонтировали его быстро, а взлететь не успели. Самолет был атакован фашистским бомбардировщиком и сожжен.
Кирилл Петрович Кольга вместе с экипажем в течение двух месяцев воевал в партизанском соединении С. А. Ковпака, а я с помощью инженера эскадрильи Ф. Ф. Плющева все это время обеспечивал подготовку машин всей эскадрильи. Это было непросто. Задания следовали одно за другим.
5 января 9 экипажей произвели 46 рейсов по переброске грузов с аэродрома Балашов к Калачу.
6 января 10 экипажей выполнили 60 рейсов по переброске грузов в район Калача и Боковской.
9 января 11 экипажей, совершив 50 самолето-вылетов, из Балашова в Калач доставили 4,2 тонны медицинского имущества, из Калача в Боковскую — Мостовскую — 7,9 тонны горючего, 10,3 тонны боеприпасов, 3 тонны почты. А в Балашов обратными рейсами они доставили 152 раненых и 85 пассажиров — офицеров и солдат.
К середине января 1943 года положение окруженной группировки гитлеровцев стало катастрофическим… Снабжение ее велось только с воздуха, ночью. Случалось, от фашистских щедрот перепадало и нам.
В январе мы вылетели с экипажами в Ленинск — возить горючее на прифронтовые аэродромы. Однажды наша приводная радиостанция в Ленинске работала на волне, близкой к волне радиостанции окруженных фашистских войск. Шел снег. Ю-52 подошли к нашему аэродрому на высоте 100–150 метров. Мы прекратили заправку самолетов. Трактористы, которые чистили снег на ВПП, заглушили тракторы. Все бросились в укрытия. Но, к нашему удивлению, на аэродром стали падать не бомбы, а большие бумажные мешки. От удара они лопались, и по всему полю разлетались хлеб, колбаса, консервы, галеты, шоколад. Когда «бомбежка» закончилась, я вернулся в самолет. Каким же было мое удивление, когда и в Ли-2 я увидел хлеб, шпиг, сыр, консервы, сигареты. Откуда? Глянул вверх и увидел огромную дыру в обшивке, пробитую мешком с продуктами, который угодил точно в фюзеляж. По надписям на этикетках определил: хлеб — из Польши, шпиг и колбаса — из Дании, сыр — голландский, сигареты — греческие, соль — украинских заводов, консервы — из Прибалтики. Только упаковка — большие многослойные бумажные мешки с прокладкой из соломы — немецкие, да штамп — фашистская свастика.
Вскоре мы улетели из Ленинска. В полете на бензиновой плитке я разогрел колбасу, хлеб, консервы. Накормил экипаж. Щуровский улыбнулся:
— Ну что ж. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…
26 января войска Донского фронта расчленили окруженную группировку врага на две части — южную и северную. В последний день января был закончен разгром южной части, в феврале — северной.
Через два дня в Сталинграде состоялся митинг его защитников. Отправилась на него и делегация нашего полка, в которую включили и меня. Над городом, над великой русской рекой повисла тишина. Полгода здесь гремела канонада, не стихал гул боя, и вот — тишина! Сталинград лежал весь в руинах, пожарищах, забитый изуродованной, искореженной военной техникой; танками, пушками… Снег припорошил трупы фашистов.
Я шел по Сталинграду и думал: неужели все закончилось? Неужели не будет больше изматывающих морозных бессонных ночей, которые, кажется, выжимали из человека все силы? Неужели мы выстояли и победили здесь на Волге, у стен Сталинграда?
Да, выстояли и победили! И в этой победе есть частичка ратного труда и нашего полка. Совершено 1165 самолето-вылетов. Сброшено на головы фашистов 10009,5 тонны бомб. Бомбардировочный налет — 3248 часов, Доставлено фронту горючего — 513 тонн, вооружения и боеприпасов — 210 тонн, медикаментов, почты и других грузов — 66 тонн, солдат и офицеров — 1448 человек.
А сколько жизней мы спасли! За декабрь и январь 1942/43 года было вывезено в тыл 5220 человек раненых.
Я шел по Сталинграду и был горд, что воевал за этот мужественный, стойкий, непобедимый город. Я — один из многих тысяч бойцов, авиационный техник…
Глава пятая
Короткая передышка. Боевые потери восполнили самолетами, людьми. Рано утром 24 февраля 1943 года полк вылетел на оперативный аэродром в Миллерово. После бегства фашистов здесь остались целыми четыре щитовых барака, склады с горючим, авиационными бомбами, продовольствием, четыре исправных «Мессершмитта-110». Саперы очистили от мин здания, склады. Однако все ловушки извлечь не удалось. Л. М. Блисецкий и стрелок Ф. Д. Филипповский заинтересовались радиооборудованием Ме-110. Вошли в самолет. Включили аккумуляторы, штурман стал настраивать радиоаппаратуру. Раздался взрыв. Мина была заложена в приемник…
Потихоньку стали обживаться. В бараках стояли большие чугунные печи, топили их разбитыми ящиками от немецких авиабомб. Один из бараков отвели под кухню и столовую. Трофейные овощные консервы шли на завтрак и на обед — по одной банке на три человека.
И снова — боевая работа. Только названия населенных пунктов уже другие: Купянск, Глубокое, Старобельск, Семейкино. Возим топливо для танков, боеприпасы. Летаем на бомбежку.
В середине марта заместитель командующего АДД генерал Н. С. Скрипко прибыл в полк для вручения Орденов и медалей. Конечно же, день этот, 14 марта, стал для нас настоящим праздником.
На следующее утро — вылет в Зимовники, в 12-й гвардейский полк нашей 1-й дивизии, которым командовал полковник Г. Д. Божко. Генерал и здесь вручил награды Родины, в том числе и бывшему летчику-испытателю НИИ ГВФ Константину Андреевичу Романову, с которым я не раз летал в мирные дни на испытания новой техники. Он получил орден Красного Знамени. Короткой была наша встреча, но всколыхнула она в памяти многое. Романов пригласил генерала и его экипаж пообедать. На первое — суп из пшеницы, на второе — каша из пшеницы, на третье — чай. Незавидный обед, но голод не тетка. К вечеру вернулись ни базу, праздник закончился. Но на войне на другие радости рассчитывать не приходилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
